Президент национальной коалиции Афганистана по диалогу с племенами, принц правившей в 1747-1829 и 1839-1842 годах королевской династии Дуррани, племянник бывшего монарха Амануллы Хана (1892-1960 гг.) Абдул Али Сирадж в интервью с руководителем представительства РИА Новости в Афганистане Андреем Грешновым поделился впечатлениями от участия в проходившей 9-10 июня в Москве международной конференции «Афганское наркопроизводство — вызов мировому сообществу».
— Ваше Высочество, Вы принимали участие в московском антинаркотическом форуме и даже сами выступали на нем. Не могли бы Вы поделиться своими впечатлениями об организации международной конференции и относительно решений этой конференции?
— Прежде всего хочу отметить, что конференцию открывал президент России, что было очень хорошим знаком. Также на ней присутствовал министр иностранных дел России, множество важных персон, представителей различных государств. Все это свидетельствует о том, что конференция стала очень важным и значимым событием.
Многие из выступавших на конференции говорили о проблеме производства и распространения афганских наркотиков, однако на форуме в достаточной мере не прозвучали предложения по решению этой проблемы. Мы все прекрасно знаем, что опиумный мак растет в Афганистане, что здесь производится героин, мы все прекрасно осведомлены, что афганские наркотики распространяются в России, странах Европы и даже в Америке. Но я не услышал ничего о конкретных путях решения этой проблемы. Это было недостатком конференции.
Решение проблемы наркопроизводства в Афганистане — это, прежде всего, решение проблем, стоящих перед афганскими крестьянами и фермерами. Крестьянам, для того чтобы они перестали сажать опиумный мак, должно быть предложено нечто другое, что бы «заместило» посадки наркокультур. Это могут быть любые сельскохозяйственные культуры. Конечно, речь не идет о том, чтобы выдать крестьянам по пять килограммов семян пшеницы и ждать, пока они получат доход от продажи урожая. Афганский фермер получает с одного джариба (0,2 га) земли при посеве опиумного мака доход в 1,6 тысячи долларов. Пшеница ему такого дохода не даст ни при каких условиях.
Афганские крестьяне не хотят сажать опиумный мак. Но мафия контролирует этот бизнес и делает крестьянам предложения, от которых они не могут отказаться. Члены наркомафии осуществляют предоплату крестьянам под будущий урожай опиумного мака. Крестьянин, получив эти деньги, не кладет их в банк, а немедленно расходует на еду, одежду, другие вещи, которые помогают ему содержать семью. Получив деньги, он получается уже «повязанным» с наркомафией и вынужден растить опиумный мак.
Говоря о московской конференции, хочу еще раз подчеркнуть, что ее многочисленные форумы, а также подача информационного материала были выше всяких похвал. Но я все же наделся услышать конкретные предложения по решению проблемы афганских наркотиков.
— Господин Сирадж, что Вы думаете о предложениях, сделанных на конференции главой ФСКН Виктором Ивановым? В частности меня интересует Ваше мнение о предложении активнее вовлекать НАТО в непосредственную борьбу с наркопроизводством в Афганистане.
— НАТО этим заниматься не может. Это лишь будет усиливать конфронтацию между афганскими фермерами и военнослужащими НАТО, так как первые будут чувствовать, что в их жизненный уклад, позволяющий им прокормить семьи, происходит вторжение извне. Решение этой проблемы должно быть «чисто афганским». НАТО, Россия, другие государства должны помочь в создании в Афганистане новых рабочих мест. Они могут помочь афганцам самим оказывать влияние на афганских же фермеров.
Я прекрасно себе представляю, что совсем нетрудно использовать химические препараты для уничтожения посевов опиумного мака. Я отлично знаю, что в современном мире существуют такие химикаты, которые могут воздействовать только на опиумный мак, не заражая землю и воду. Но никто и не думает применять эти химикаты, так как это приведет к вымиранию фермеров, крестьян и их семей, ведь около 60% всех доходов афганских тружеников сельского хозяйства проистекают от культивации опиумного мака и продажи опиатов.
Если вы отнимите игрушку у ребенка, которую он держит в руке, ребенок начнет плакать. Но если вы вложить ему в другую руку другую игрушку, то забрать первую не составит особого труда, ребенок плакать не будет. Точно такой же подход мы должны исповедовать в отношении афганских фермеров.
Вы не сможете отнять у крестьянина опиум, дав ему в замен всего пять килограммов пшеницы. Вы должны дать ему что-то такое, что по ценности было бы сравнимо с опиумом. Почему в западной афганской провинции Герат перестали сеять опиумный мак? Потому, что крестьянам предложили вместо него выращивать шафран. Два-три года назад килограмм шафрана стоил примерно 850 долларов. Сегодня же килограмм шафрана можно продать за четыре тысячи долларов. Килограмм шафрана намного дороже килограмма опия. Кроме того, выращивание опиумного мака — это тяжелый физический труд. Мак нужно культивировать, орошать, потом скрести маковые головки, собирая опиумное молочко, и так далее. В конце концов, маковое производство очень опасно. Но если фермеры будут выращивать что-то подобное шафрану — так это легко выращиваемый продукт. Они могут выращивать цветы шафрана, создавать много новых рабочих мест. И финансовая отдача от этого труда после реализации продуктов, подобных шафрану, будет впечатляющая. На эти деньги фермеры легко смогут содержать свои семьи.
Шафран — это первое. Второе — это хлопок. Фермеры могут сажать хлопок, зная, что у них есть оптовые покупатели этого продукта. И этим оптовым покупателем должно стать афганское государство.
Когда я работал в долине Гельменд, мы там выращивали хлопок. Оптовики закупали его у фермеров, потом везли хлопок на переработку на фабрику. Хлопковые семена мы передавали в компанию по производству хлопкового масла. Сейчас мы можем проделать то же самое. Крестьянин вырастил хлопок — он получает от этого часть дохода в процентах, мы продаем семена, из которых изготавливается хлопковое масло — крестьянин получает свой процент от этого масла. Из отходов производства получается жмых, который идет на корм скоту и домашней птице — крестьянин и здесь получает свой процент дохода. Когда фермеры смогут получать в каждой последовательной стадии хлопкового бизнеса свою долю, он их, вне всякого сомнения, должен заинтересовать. То же самое мы можем делать и с подсолнечником.
Хочу привести вам еще один показательный пример. Каждый год тысячи афганских овец продаются в соседний Пакистан. Мы не видим ни бараньего мяса, ни овечьих шкур, ни шерсти. Фермеры бездумно продают овец в Пакистан, который имеет все возможные выгоды от таких закупок. Я бы рекомендовал построить в различных регионах Афганистана свои мясокомбинаты. Мы могли бы выращивать овец, производить свое мясо, выделывать кожи и продавать их, получать овечью шерсть и делать из нее все, что пользуется спросом на рынках. Мы могли бы экспортировать афганскую баранину в арабские страны. Но сегодня никто даже не думает об этом. Головы всех заняты мыслью о том, как победить «Талибан» и «Аль-Каиду». Сорок семь государств мира настолько погрязли в борьбе с талибами и «Аль-Каидой», что забыли про афганский народ. А ведь самое главное — это именно народ.
— Господин Сирадж, а как сами натовцы реагируют на Ваши предложения возродить сельскохозяйственное производство в Афганистане?
— Вчера я встречался с официальными лицами, представляющими НАТО. Они мне рассказывали, что хотят построить здесь некое «новое государство». Я им ответил: вы хотите построить здание и накрыть его крышей, но у этого здания нет фундамента. Любой дом без фундамента, в конце концов, упадет.
Они мне сказали, что подопрут крышу этого здания четырьмя колоннами, и дом будет стоять. Я ответил: нет, строить дом без фундамента все равно, что принимать пищу тем местом, откуда обычно выходит то, что от нее остается после переваривания в организме. Не дерево держит свои корни, а корни удерживают дерево на земле. Народ — это как раз корни страны. И если не будет корней, в этой стране никогда не будет мира. Мы должны идти в народ и помочь ему. Не надо помогать ему, предлагая жевательную резину и «Кока-колу».
Помогите народу построить то здание, которое ему нравится, а не то, которое нравится вам. Очень легко говорить: О! Мы построили тысячу школ! Но если в каждой школе должны работать хотя бы 10 учителей, то нам понадобится 10 тысяч учителей, чтобы обеспечить учебный процесс. У нас их нет. Легко говорить: О! Мы построили тысячу клиник! Клиники — это хорошо, но в каждой из них должны работать как минимум два врача и четыре санитара. Это четыре тысячи санитаров и две тысячи докторов, которых у нас нет.
Мое предложение состоит в следующем: давайте начнем с того, что мы имеем на сегодня, давайте накормим народ, набьем пищей желудки людей. Давайте сделаем так, чтобы афганские дети не искали бы себе еду на помойках. Вы, наверное, видели, что на улицах Кабула с раннего утра пяти-шестилетние дети продают жевательную резинку. Они делают это для того, чтобы добыть кусок хлеба для своих семей. Прежде всего, мы должны накормить свой народ.
Афганистан всегда был аграрным государством, и 87% населения всегда занималось сельским хозяйством. Давайте подумаем о возрождении афганского сельского хозяйства. Наша страна некогда представляла собой, если так можно выразиться, «фруктовую корзину».
Россия в свое время взяла на себя весь труд по созданию джелалабадского ирригационного и сельскохозяйственного комплекса. Если вы поедете в город Джелалабад, то увидите там остатки ферм, где выращивались апельсины, мандарины грейпфруты, оливки. В свое время Россия все это импортировала из Афганистана. Сегодня в Джелалабаде вы не найдете ни одного апельсинового дерева, оливковые деревья стали дичками.
Почему это происходит? Все помпы, подающие воду на оливковые плантации, давно украдены, ирригационная система разрушена, годами за деревьями никто не ухаживал. У нас в Джелалабаде есть фабрика по производству фруктовых и овощных консервов, но она не работает, так как в банки просто нечего закатывать.
Россия в свое время построила в Джелалабаде огромный оросительный канал, который сейчас заброшен. Вы могли бы подать электричество в этот город, и я уверен, что все снова заработает.
Ведь мы в Джелалабаде в свое время, когда все работало, выращивали пять видов сахарного тростника и производили 35% всего афганского сахара. Сегодня там растет всего два вида сахарного тростника, который народ просто жует и который никто не перерабатывает, сахарный завод давно умер. Существует очень много сфер, куда бы вы могли приложить свои усилия, создав при этом большое количество новых рабочих мест. Вот именно это я надеялся услышать на московской антинаркотической конференции.
— Исполнение таких масштабных программ как возрождение джелалабадского ирригационного комплекса, наверняка потребует от России больших капиталовложений. А насколько эффективно сейчас вкладывают капитал в Афганистане страны-доноры?
— Да, осуществление этих планов потребует больших денежных затрат, но они, я уверен, окупятся. Это вам не молочно-перерабатывающий завод, который построили в городе Кундуз с помощью и на деньги USAID. Они бездумно потратили на строительство 11,5 миллиона долларов, после чего выяснилось, что перерабатывать нечего, так как крестьяне не держат коров — им не выгодно.
Теперь американцы решили закупать сухое молоко для этого предприятия в Польше, что является абсурдом. Логично бы было сначала создать условия для развития животноводства в Кундузе, а потом строить завод по переработке молока.
В провинции Баглан американцы построили сахарный завод, потратив на его возведение 4,5 миллиона долларов. После этого выяснилось, что в округе не выращивается ни сахарный тростник, ни сахарная свекла. Крестьянам сегодня не выгодно растить сахарный тростник. Вот и стоит этот завод закрытым.
Но вот вы бы могли помочь восстановить нам сахарный завод в Джелалабаде, чтобы мы в свою очередь могли бы выращивать сахарный тростник и производить сахар. Фермеры готовы выращивать многие виды сахарного тростника, сахарной свеклы. Но государство должно эту продукцию у них закупать. А для того, чтобы государство начало бы делать такие закупки, сахарный завод должен функционировать. В Джелалабаде полно воды, мы могли бы сажать тростник на 40 тысячах гектаров сейчас не возделываемой земли. Но пока что желания помочь нам в этом мы не наблюдаем.
В уезде Хугиани провинции Нангархар есть месторождения белого и черного мрамора. Если бы нам помогли построить завод по добыче и переработке мрамора, мы смогли бы продавать его на Ближний Восток, в страны Европы. Месторождение расположено недалеко от афганско-пакистанской границы. Мы могли бы быстро доставлять через пакистанский город Пешавар этот мрамор в порт Карачи, грузить на корабли и экспортировать по всему миру. Но никто об этом не думает, это всем безразлично. Но если мы хотим искоренить производство опиума в Афганистане, мы должны дать людям другую работу.
— Ваше Высочество, в самом Афганистане очень много богатых людей. Так почему же сами они не хотят «вложиться» в создание новых рабочих мест и восстановление сельского хозяйства, развитие афганской агроэкономики?
— Эти люди не верят в Афганистан. Они используют эту страну как свой банк, а сами живут в Дубаи, считая именно то государство своей родиной. Каждый богатый афганец имеет в Дубаи свой дом ценой от одного до нескольких миллионов долларов. Все их деньги — в Дубаи, все их инвестиции — в Дубаи. В Афганистане они инвестируют только в строительство домов и вилл, которые сдают в аренду, получая несколько десятков тысяч долларов в месяц. Потом они взвинчивают цены на жилье и продают дома с баснословной прибылью. Они любят только «быстрые» деньги и желательно наличными.
Нет, они не заинтересованы в восстановлении, например, текстильной фабрики в городе Пули-Хумри, где работали восемь тысяч человек. А ведь мы производили там такой текстиль, который экспортировали в Германию. Наш текстиль из собственного хлопка в свое время очень ценился. Сегодня все текстильные фабрики умерли. Это проблема, с которой столкнулись мы все.
Международное сообщество тратит миллиарды долларов на борьбу с бандитами, а экономика остается «в загоне». Если мы хотим, чтобы крестьяне не выращивали бы опиумный мак, мы должны возрождать национальную экономику.
— Господин Сирадж, иногда из уст представителей некоторых стран-доноров звучат предложении о том, чтобы разрешить Афганистану производить опиум сугубо для медицинских целей и скупать его централизованно для мирового производства лекарственных препаратов. Что Вы думаете по этому поводу?
— Из опиумного мака помимо героина можно изготавливать и кодеин, и морфин, которые используются при производстве лекарств. Опиум, который идет на приготовление лекарств несравненно выше по цене и качеству, чем тот, который идет на изготовление наркотиков. Мы могли бы изолировать и охранять некоторые регионы нашей страны с тем, чтобы производить там опиум для медицинских целей и потом продавать его на международном рынке. Это могли бы быть небольшие сектора, которые бы находились под постоянным и бдительным контролем государства. Это мы могли бы сделать, вне всякого сомнения.
Все сказанное мной, это лично мои рекомендации по борьбе с афганским наркопроизводством. И именно об этом мне хотелось поговорить на московской антинаркотической конференции. Я надеюсь, что мы проведем и следующую конференцию по наркотикам, скажем через полгода, чтобы посмотреть, что выполнено, а что не выполнено из решений предыдущей конференции. Главное состоит не в разговорах, а в результате. Вы со своей стороны должны оказывать давление на представителей иностранных государств. Ведь цель их приезда в Москву состоит не в проживании в роскошных отелях и употреблении в пищу деликатесов. Они должны работать, а вы спрашивать — каковы результаты вашей работы?