Афганские события 1978-1980 глазами очевидца
Саурская (апрельская) революция 1978 года свершилась. Когда танк Ватанджара подъехал и встал напротив ворот королевского дворца и дал несколько пулеметных очередей в сторону дворца, я вместе с консультантом ОУ ГШ Афганистана Полозовым Н.М. находился на самом верхнем этаже здания МО, которое было расположено всего в 100 метрах от дворца. Надо сказать, что такого бурного развития событий никто не ожидал, даже наши хвалёные спецслужбы. Когда консультант танковой бригады позвонил начальнику штаба ГВК полковнику Ступко и сообщил, что подсоветные танкисты получают боезапас и готовятся выдвинуться в город, тот не поверил и попросил его не пороть чепухи. Аналогичная реакция была и у ГВК генерала Горелова, который находился в своем рабочем кабинете в здании торгпредства. Между тем танк Ватанджара развернулся и подъехал к воротам МО, оттуда выбежал солдатик, подбежал к танку и сразу же бросился обратно. Раздался выстрел и все внутренние помещения и особенно коридоры здания заволокло едким дымом: снаряд(болванка) попал в окно второго этажа (кабинет начхима). Как в муравейнике забегали афганские генералы и офицеры, некоторые были почему-то в полевой форме. НГШ перед тем , как покинул здание, распорядился, чтобы советских консультантов отправили домой . Вечером того же дня начались бои в центре города. Вертолеты, а позже и самолеты стали наносить удары ракетами по дворцу. Причем они ложились на боевой курс и проводили пуски прямо над нашими домами в первом микрорайоне. С балкона 4 этажа, где находилась моя квартира,(на одной лестничной клетке квартира замполита генерала Храмченко, подо мной квартира ГВС генерала Горелова),наблюдать за происходящим было чрезвычайно интересно. Казалось, что от центра города и от дворца остались одни руины, но потом оказалось, что особых разрушений не было. Естественно, что судьба революции решалась в Кабуле.
Не могу согласиться с некоторыми товарищами, которые утверждают, что парчамисты не играли особой роли в достижении победы. В Кандагаре, например, власть взяли парчамисты. Батальон коммандос Хедаятуллы (парчам) не дал джалалабадской дивизии пройти через перевал и придти на помощь М.Дауду. 88 артбригада Халиля (парчам) остановила продвижение ришхорской дивизии в центр города в районе советского посольства. Думаю, что были и другие случаи героических действий со стороны парчамистов. Иначе бы халькисты не поделились с ними властью 50 на 50. И неверно было бы думать, что они сделали это только под нажимом советских товарищей. Победа далась непросто. Генерал А.Кадыр вспоминал, что среди ночи на КП ВВС приехали Тараки и Амин и потребовали выделить вертолет, чтобы лететь в Союз, если революция не победит. Безусловно, авиация сыграла свою решающую роль. Этим воспользовался советник командующего ВВС, армянин по национальности. С его подачи командующий ВВС обратился к Тараки с просьбой попросить советское руководство присвоить звание генерал-майор своему консультанту. Дело было сделано. Только в Москве возникла заминка. Как присвоить генеральское звание подчиненному , ущемив интересы его начальника : советника Главкома ВВС и ПВО полковника Орлова?! Было принято соломоново решение: генеральские звания были присвоены обоим.
На следующий день Тараки и Амин прибыли в советские посольство на реквизированных в гараже М.Дауда американских автомобилях, вслед за ними приехал и Б.Кармаль на потрепанном УАЗике. Его даже не хотели сначала пускать на территорию посольства. В присутствии наших дипломатов разгорелись жаркие споры о будущем Афганистана. Тараки считал, что надо объявить о победе социалистической революции и напечатать первую газету красным шрифтом. Состоялись первые назначения. Особо хотел бы отметить, что все свои действия афганские руководители, как правило, согласовывали с соответствующими советскими товарищами.
Вскоре прибыла внушительная советская военная делегация (представители ГЛАВПура, ГУКа, 10 ГУ ГШ). В Афганистан десятками стали прибывать военные советники. Политработники быстро освоились и организовали перевод методических пособий по партийной и политподготовке в ВС СССР без каких-либо изменений и учета специфики страны пребывания. Начались раздоры между афганскими командирами, как правило, прослужившими в армии не один десяток лет и молодыми еще не нюхавшими пороха политработниками. Все болезни нашей армии переносились на афганскую почву со стопроцентной точностью. Советники внушали своим подсоветным, что, если у командира «Волга» и большой кабинет, то у замполита не должно быть хуже. Замполит аппарата ГВС и советник Начальника афганского ГЛАВПУра долго выясняли, кто из них кому подчиняется. Нечто подобное происходило и в соединениях и частях афганской армии. Напряженность усиливалась еще и из-за того, что политорганы подчинялись непосредственно Х.Амину, а командирам, чтобы пожаловаться Министру обороны или НГШ, надо было пройти долгий путь по инстанциям. Так молодые лейтенанты-политработники стали вторыми, а где-то и первыми командирами в армии. Некоторые «старые» командиры даже пытались поднять восстание или переходили на сторону мятежников.
Удивительно, но Афганистану не всегда везло на консультантов и советников. Генерал Горелов больше всего заботился о своем благополучии. И для меня странным показалось утверждение о том, что он сильно поддерживал Амина и даже шел на конфронтацию с представительством КГБ, разве что подписывал шифртелеграммы , боясь противоречить генералу армии Павловскому.
В декабре 1979 года в Афганистан прибыл новый ГВС генерал-полковник Магометов С.К. Как-то так получилось , что Горелов не встретил Магометова в аэропорту. С этого момента Горелов лишился всех атрибутов власти: у него отобрали шофёра, переводчика, машину и охрану. Ему было предложено сдать дела в недельный срок и убыть в Союз. Волею судьбы последние дни Горелова на афганской земле прошли в моем сопровождении: я и водитель и переводчик. Мы ездили с прощальными визитами по афганским частям и соединениям кабульского гарнизона и собирали памятные подарки от афганцев и советников.
Между тем в стране происходили необратимые изменения. Началась травля парчамистов. В беседе с совпослом Пузановым А.М. Тараки сообщил, что собирается направить Б.Кармаля послом в Чехословакию. На что наш «мудрый» посол сказал, что это «хоорооший, поодгоотовленный дипломат». Руки у Тараки и Амина были развязаны. Кого-то из руководства парчамистов направили послами, некоторых арестовали. Попытки наших военных советников защитить своих подсоветных-парчамистов обычно заканчивались вопросом: «Вы хорошо его знаете? Можете за него поручиться?». Как правило, ответа не было. Во всяком случае, ни одного парчамиста спасти от ареста или увольнения, насколько я знаю, не удалось.
Вновь назначенный министр обороны А.Ватанджар все дни проводил в своем кабинете, играя со стоящими у него на столе бронзовыми обезьянками( ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу). Практически все руководство армией осуществлял НГШ М.Якуб, который проводил в своем кабинете 24 часа. Мне это было хорошо известно, так как я в то время был переводчиком у советника НГШ генерала Костенко П.Г. Впоследствии я от него ушел, так как в отличие от генерала считал, что у переводчика и адъютанта разные обязанности.
Х.Амину, который не выпивал, не курил и вел высокоморальный образ жизни, почти круглые сутки находился на рабочем месте, а их у него было несколько: ЦК НДПА, Совет Министров, МИД, а позднее и МО ДРА, не нравилось поведение некоторых героев революции. Все они (Ватанджар, Гулябзой, Ширджан и Сарвари) вели достаточно разгульный образ жизни, мало уделяли время работе, пьянствовали, злоупотребляли служебным положением. Гулябзой, например, отправлял своих любовниц на учебу в ввузы МВД СССР. Они считали себя неприкасаемыми. На то были основания. Гулябзой в свое время был адъютантом Тараки, Ватанджар считался первым героем революции и т.п. Их объединяло то, что все четверо находились на руководстве представительства КГБ СССР в Афганистане. Амин неоднократно обращался к Тараки с просьбой урезонить зарвавшихся революционеров, но все оставалось по-прежнему. Такие наезды Амина на поставщиков чрезвычайно ценной информации сильно волновали наших чекистов. Амин стал для них как кость в горле. Надо было как-то нейтрализовать его.
На Амина было совершено не без нашего участия несколько неудачных покушений. О последнем он был проинформирован родственником Сарвари. Амина должны были расстрелять адъютанты Гулябзоя и Ватанджара в аэропорту во время встречи Тараки, который после визита в Гавану возвращался на родину, сделав остановку в Москве и встретившись там с Л.И. Брежневым. Адъютанты были вовремя обезврежены и дали соответствующие показания. Тараки во время пребывания в Москве был информирован о том, что Амин готовит узурпацию власти и что Москва поддержит Тараки в его борьбе против Амина как морально, так и военными средствами. После возвращения Тараки в Кабул Амин поставил Тараки ультиматум: или я, или эта четвёрка! Тараки, памятуя наставления, полученные в Москве, выбрал четверку. Надо сказать, что так называемая «банда четырех», испугавшись мести Амина, пропала. Командирам соединений афганской армии стали поступать звонки от Ватанджара, которого к тому времени уже освободили от должности министра обороны: «Революция и её лидер Тараки в опасности! Готовьтесь выступить на защиту товарища Тараки! ». Об этих звонках тут же информировали НГШ Якуба. Он поручил выяснить, откуда идут звонки. Было установлено, что звонят с территории советского посольства.
Генерала армии Павловского И.Г., находившегося в Кабуле во главе ОГ МО СССР вызвал на Узел связи Д.Ф.Устинов. Водителем у Павловского был афганец и его не пустили бы на Узел связи. Так получилось, что за руль машины сел я. По дороге Павловский обменивался мнениями об обстановке в стране со своим порученцем полковником Семченковым и проговаривал свой доклад Устинову. Я набрался смелости и сказал Главкому (он любил , чтобы к нему обращались так, а не по званию), что, если мы встанем на сторону Тараки, то сильно осложним положение, так как, образно говоря, Тараки – это знамя, а Амин – древко. Вся армия и большинство членов партии на стороне Амина, так как он непосредственно работал с людьми и его хорошо знают. А Тараки — известный поэт. Не знаю, учёл ли Главком моё мнение, но я почувствовал, что оно совпало с его оценкой ситуации в стране. Вышел Павловский после разговора с Устиновым в подавленном настроении: ему посоветовали ехать в посольство и послушать, что говорят афганские министры. Также ему было сказано, что он не владеет обстановкой и его оценка расходится с мнениями т.т. Андропова и Громыко. Так бесславно закончилась командировка И.Г.Павловского в Афганистан. А ведь подчиненные готовились поздравить его с присвоением маршальского звания.
После этого события стали развиваться стремительно. Обеспокоенные обострением отношений Тараки и Амина, советские руководители (посол, глава представительства КГБ, Павловский) прибыли в резиденцию Тараки (Ханее Арк) и пригласили на переговоры Амина под личную гарантию его безопасности от совпосла. Амин нехотя согласился. За ним приехал в здание Делькоша, где размещалось МО, ГШ и ГЛАВПур ДРА, адъютант Тараки подполковник М.Тарун. Я его хорошо знал еще по послереволюционным событиям. Кстати, он в бытность свою Начальником Царандоя ввел в автопарке своих подразделений номера с русской буквой Ц. Мы обменялись с ним приветствиями, и он сказал, что приехал отговаривать Амина ехать к Тараки. Тарун пробыл у Амина несколько минут и вышел, сказав мне, что убедить Амина не ехать не удалось. Амин слишком верил гарантиям советских товарищей. Вышел Амин с адъютантом, сели в мерседес и вслед за автомобилем Таруна поехали в резиденцию Тараки, которая находилась метрах в 400 от здания Делькоша. Минут через 20 на полной скорости во двор Делькоша со стороны Ханее Арк влетел мерседес Амина. Из машины с заднего сиденья вылез бледный Амин, рукав его пиджака был в крови. Оказалось, что это кровь его раненого адъютанта. О том, как киллер сделал фальстарт и открыл огонь на поражение как только первый человек показался из-за угла лестницы на второй этаж, написано много. Был убит Тарун. Тараки, услышав выстрелы, подбежал к окну и закричал: «Смотрите, Амин побежал!!!».
Нам же, находящимся на территории Делькоша, было не до шуток. Мы заняли круговую оборону, ожидая наступления гвардии Тараки. Кстати, командиром гвардии был подполковник Джандад-выпускник одесского училища ПВО, хорошо знакомый мне ещё со времени моей стажировки в 99 зрбр в 1972 году. К нашему счастью, гвардия не поддержала Тараки и не пошла штурмовать здание МО и ГШ. Из штаба ВВС и ПВО сообщили о приказе Тараки нанести авиаудар по Делькоша. Напуганный до смерти генерал Костенко не своим голосом потребовал от советника Главкома ВВС и ПВО ни в коем случае не допустить применения авиации. Но никто авиацию применять по Амину и не собирался: в штабе ВВС и ПВО сторонников Тараки не оказалось.
Через какое-то время к Делькоша подкатило несколько машин местного советского руководства во главе с послом Пузановым А.М. Амин от общения с ними отказался, сказав, что в данный момент к беседе не готов.
На следующий день меня пригласил к себе НГШ Якуб и сказал, что не может найти никого из советских товарищей, чтобы сообщить им важную информацию. Я доложил Павловскому и он тут же, не заходя к Якубу, убыл в посольство на совещание. Между тем на 2 этаже здания Делькоша собрался Пленум ЦК НДПА, который заседал несколько часов. Пленум закончился бурными аплодисментами, на первый этаж спустился Амин в сопровождении Якуба и НачГЛАВПура Экбаля. Павловский уже вернулся и находился тут. Ему сообщили, что Пленум единогласно лишил Тараки всех государственных и партийных постов и выбрал Генсекретарем ЦК НДПА Амина. Павловский поздравил Амина с избранием, они обнялись. К поздравлениям присоединились и другие местные советские руководители. Тараки вменялись нежелание работать, пьянство, разврат и почивание на лаврах.
На беседах с Амином неоднократно поднимался вопрос о дальнейшей судьбе М.Тараки и передавалась просьба Л.И.Брежнева оставить Тараки в живых. Амин в ответ вспоминал российскую историю: всю царскую семью порешили, даже малолетних детей. «Оставить Тараки жить во дворце нельзя, это место для руководства страны, к которому Тараки с недавнего времени не принадлежит. Выселить его куда-то в город тоже нельзя, так как вокруг него начнут объединяться оппозиционеры. Что делать?». В ответ молчание. Случилось то что случилось. Тараки был задушен подушкой офицером Рузи. В своё время он был одним из слушателей курса ПЗРК «Стрела 2», где я осуществлял перевод.
Начался новый этап саурской революции. Представляю себе состояние нашего местного советского руководства, особенно посла и руководителя аппарата КГБ. Возникает вопрос, кого они подсунули для встречи и горячих поцелуев Л.И.Брежневу?! А ведь он хоть и преклонного возраста, но может задать не очень удобные вопросы Андропову, Устинову и Громыко, которые в свою очередь спросят со своих представителей на местах.
Другого выхода, кроме как свалить всё на Амина, представив его как ярого антисоветчика, американского наймита и вообще гнусного типа. И полилась в Москву дезинформация рекой. Наивно звучат утверждения, что Брежнев сильно разозлился, что обидели его друга и решил ввести войска, чтобы убрать Амина. Если всё было так, как информировали Москву, то почему поставили задачу убрать Амина физически, а не допросить и обнародовать показания «американского шпиона и врага» Советского Союза, чтобы все знали, что ввод войск был осуществлён не для того, чтобы прикрыть чьи-то задницы и сохранить погоны, а ради правого дела: спасения южного подбрюшья Советского Союза.
Итак, вернемся к Магометову С.К. С ним связано много забавных историй. У генерала абсолютно отсутствовала память на лица. Когда он выходил из штаба в 4 А корпусе 1 микрорайона и встречал кого-нибудь из советских офицеров на пути, то всегда задавал один и тот же вопрос:» Вы кто ?». Получал ответ и шел дальше. Для прикола, встретившийся ему человек (как правило наш брат-переводчик) отходил подальше и снова попадался навстречу генералу, следовал тот же вопрос:» Вы кто ?». Так могло повторяться несколько раз. Вспоминается такой эпизод. Перед вводом наших войск на Узле связи ГВС находился ответственный от ВВС генерал-полковник Гайдаенко И.Д., невысокого роста, одетый в помятый гражданский костюм. Он сидел в уголке и что-то писал в блокноте. На узел прибыл Магометов. Все присутствовавшие, кроме Гайдаенко, вскочили и встали по стойке «смирно». Магометов опешил от такой наглости незнакомца, подошел к нему и задал свой традиционный вопрос: »Вы кто?». Гайдаенко, не вставая, ответил: «генерал-полковник Гайдаенко». Магометов встал в ступор и после минуты молчания спросил: «А Вы давно звание получили?» Все присутствовавшие были в отпаде.
Магометов приезжал в Генштаб, заходил в свой кабинет и тут же солдат-афганец прибегал с тазиком, наполненным горячей водой, куда Магометов погружал свои ноги в ожидании массажа. Он всегда подчеркивал, что является мусульманином, чем пытался добиться особого расположения афганцев. Когда в Кабул прибыл мусульманский батальон, Магометов стал часто наведываться в его расположение, чтобы отведать настоящего бараньего шашлыка. Мне жаловался комбат Халбаев, что ему приходится изворачиваться, чтобы доставать баранину: местной валюты у него не было. В квартире у Магометова жила подаренная ему обезьяна, а также несколько афганских борзых, которых он отправил в Союз, где его жена занялась их разведением. Кстати, жена Магометова жаловалась, что ее мужа отозвали в Союз из-за того, что я будто бы доложил Маршалу Соколову о том, что Магометов отправляет домой вещи самолетами. Хотя причиной послужило то, что он несколько раз без согласования с ОГ МО СССР подписывал телеграммы совместно с совпослом и представителями КГБ, содержание которых расходилось с мнением руководства ОГ.
Прибывший на смену генерал-полковнику Магометову С.К. генерал армии Майоров А.М. отличился тем, что практически не выезжал за пределы Кабула, отрастил бороду, переехал из микрорайона на виллу с бассейном и кинотеатром и частенько появлялся в МО ДРА в советской военной форме. Когда его вызвали в Москву, и он появился в приемной Д.Ф.Устинова, тот отказался его принимать, пока он не сбрил бороду.
Афганцы ждали советника по оперативной разведке и дождались: прибыл полковник Глухов, чудесный человек и отличный специалист по стратегической разведке, т.е. тот, кто так «нужен» был афганцам. Переводчиком к нему был назначен ныне покойный Сережа Барановский.
Еще до ввода наших войск в Кабуле находился начальник штаба погранвойск генерал-лейтенант Власов, который устроил прием по случаю завершения своей непродолжительной командировки. Естественно этот прием не мог обойти стороной генерал Костенко, у которого был нюх на такие мероприятия. Вместе с командированным в Афганистан генерал-лейтенантом Кузьминым (ГОУ ГШ) они подрядили шофером полковника Глухова и отправились на мероприятие из микрорайона в посольство. Надо отметить, что полковник Глухов, в прошлом нелегал, в свое время подвергался пыткам западных спецслужб: у него были очень слабые запястья. И вот после бурного застолья «Волга», управляемая Глуховым (Костенко спит на первом сиденье, Кузьмин бодрствует на заднем ), мчится по Дар-уль-Ламану и на полном ходу врезается в столб. Костенко вылетает через лобовое стекло, Глухов получает незначительные повреждения, Кузьмин от госпитализации отказался. Костенко даже сразу оперировать не стали: по известным причинам наркоз на него не действовал.
Примерно за неделю до ввода наших войск ГВС Магометов вместе с представителями КГБ устроили в микрорайоне прием для руководства МО ДРА с целью попытаться в последний раз склонить НГШ Якуба и НачГЛАВПУРа Экбаля к отказу от поддержки Амина или хотя бы занять нейтральную позицию в случае возможного изменения обстановки в стране. Ни Якуб, ни Экбаль ни на какие уговоры не поддались.
За несколько дней до штурма дворца Амина день и ночь над Кабулом раздавался гул садившихся и взлетавших тяжелых транспортных самолётов. Иностранные представители забеспокоились и на пресс-конференции спросили Амина: « Что это значит?». Амин ответил, что нет причин для беспокойства: «Это транспортная авиация отрабатывает задачи взлета и посадки».
Ввод советских войск в Афганистан, конец декабря 1979 года. Нахожусь на узле связи ГВС, где находится и первый замначальника ПГУ КГБ генерал-лейтенант Иванов Б.С., который был ответственным от этой организации за устранение Х.Амина и смену руководства ДРА. Когда он получил сообщение о том, что первый устранен, то бросился обниматься и целоваться со всеми, кто находился в тот момент на узле связи, досталось и мне: «Мы победили!!!» Отсюда же пришлось транслировать обращение Б.Кармаля к афганскому народу, так как возле радиотелецентра взрывались стоящие там для охраны танки.
С самого начала все пошло не по плану. Отравить Амина на приёме в честь годовщины образования НДПА до конца не удалось. Вызванные советские медики-консультанты из афганского госпиталя чахорсадбастар, не подозревая о назревавших событиях, промыли Амина до чистой воды и попали под раздачу: один полковник м/с погиб, второй гражданский врач-инфекционист по имени Яша чуть не погиб, высунувшись из укрытия, услышав своё имя (у альфавцев был пароль Яша и отзыв «Миша»). Где-то я прочитал, что Мишей звали повара Амина. Может быть и так, но к штурму дворца имя повара никакого отношения не имеет. Штурм начали раньше назначенного времени. В это время комдива 103 дивизии ВДВ привезли знакомиться к НГШ ВС ДРА подполковнику М.Якубу. В приемной у НГШ работала на волнах наших военных радиостанция и был услышан приказ начать операцию «Шторм» раньше времени. Адъютант НГШ был ранен и выпрыгнул в окно со второго этажа, М.Якуб тоже был ранен, выбежал из кабинета и был добит Вакилем, который перед тем как его прикончить, показывал ему какие-то фотографии и спрашивал: «А этого помнишь»?
Странно, что была такая неразбериха: на следующее утро Амин должен был официально объявить по радио о вводе советских войск по приглашению правительства ДРА. Телефонную связь в Кабуле не долго думая обрубили, взорвав коммуникационный колодец. Как же ругались наши связисты на спецслужбы за такое варварство: связь пришлось восстанавливать не один месяц.
Амин был ликвидирован, но отдельные очаги сопротивления сохранялись. Так стрельба продолжалась из здания МО Афганистана. Я в тот день находился с начальником разведки ВДВ генерал-лейтенантом Гуськовым. Стоим внизу напротив здания МО. Из окна третьего этажа здания МО раздаются пулеметные очереди. Генералу поступает приказ немедленно подавить сопротивление, так как западные информагентства сообщают, что в Кабуле слышна стрельба, в то время как мы сообщили о бескровном переходе власти в руки здоровых сил афганского общества. Подогнали гаубицу и прямой наводкой выбили два оконных проема. Стрельба прекратилась.
В Делькоша приехали Бабрак, Анахита, Гулябзой и другие руководители нового правительства Афганистана, все в советских армейских ватниках, а некоторые даже в касках. Отсюда на БТРах под охраной наших десантников их отправили во временную резиденцию Чахельсотун.
После того, как руководителям КГБ в Афганистане удалось списать все свои проколы (дезинформация Политбюро ЦК КПСС об истинном положении в ДРА и расстановке сил в афганском руководстве) на Х.Амина, состоялось решение Политбюро о вводе советских войск в Афганистан. На заседании Политбюро против этого решения выступил НГШ Маршал Огарков, но его в достаточно грубой форме заставил замолчать Андропов.
Устинов поручил организацию и осуществление ввода войск своему любимчику генералу армии Ахромееву, в то время первому замначальника ГШ. Но Ахромеев из-за болезни не смог выполнить это поручение Министра обороны. Тогда эту задачу поручили первому замминистра обороны Маршалу Соколову, который осуществлял руководство подготовкой и вводом советских войск в Афганистан с самого первого дня. Генерал армии Ахромеев после выздоровления также прибыл в Кабул и влился в состав ОГ МО СССР. С ним прибыл и майор Дегнера в качестве переводчика.
Б.Кармаль и другие парчамисты из руководства ДРА, воспользовавшись нахождением в республике советских войск, начали чистки во всех органах власти, избавляясь от оставшихся на руководящих должностях халькистов. Вспоминается показательный случай, когда попытались сместить командира газнийской дивизии, которая вела успешные боевые действия против моджахедов. Чтобы как-то сгладить ситуацию, комдиву предложили поехать в Союз на учебу в Академию ГШ.
Я прилетел в Газни на вертолете вместе с Маршалом Соколовым и секретарем ЦК НДПА Зирайем (халькист) для объяснения офицерскому составу дивизии необходимости обучения комдива в Академии. В аудитории, где были собраны офицеры дивизии, обстановка была накалена до предела. Во время выступления Маршала Соколова в аудиторию вбежал возбужденный советник дивизии и сообщил порученцу Маршала, что к зданию подогнали БТР и пообещали расстрелять всех прибывших из Кабула, если снимут комдива. К счастью, комдив правильно понял ситуацию и согласился поехать на учебу в Союз, о чем он сообщил офицерам дивизии. И хотя обстановка несколько разрядилась, взлетали мы с опасением, что нас могут сбить в любой момент.
В течение всего времени нахождения в Афганистане Соколов и Ахромеев неоднократно пытались убедить афганское руководство (Кармаль, Нур, Кештманд, Наджибулла и др.) в том, что не время сводить счеты и заниматься межфракционной борьбой, когда в стране идёт гражданская война. Но всё было тщетно. Пользуясь поддержкой представительства КГБ в Афганистане, Кармаль и иже с ним с упорством, достойном лучшего применения, продолжили бороться с ненавистными халькистами. Вместо того, чтобы бороться с исламистами. Они все силы бросили на борьбу с бывшими однопартийцами. Кармаль даже жаловался в Москву на Соколова, что тот оказывает поддержку халькистам и просил отозвать его в Союз.
В феврале 1980 года в Кабуле поднялся мятеж в Кабуле. Начали сжигать и переворачивать троллейбусы и автомобили, попытались захватить телевышку. Напуганный Кармаль потребовал от Соколова начать бомбардировку восставших. Но Маршал на это не пошел: дал указание на полеты истребителей над городом на малой высоте. Страшный рев авиационных двигателей разогнал толпы восставших. Были сохранены сотни жизней афганцев и спасены от разрушения сотни жилых домов.
Вопрос, который до сих пор вызывает споры, о том надо ли было вводить войска. Считаю, что не надо было этого делать. Да ввода наших войск в Афганистане было несколько попыток свергнуть власть. Восстание батальона «коммандос» в Балехесаре в Кабуле, дивизий в Герате и Джалалабаде и в других местах. Руководство ГШ и прежде всего Начальник ГШ М.Якуб в течение 24 часов находились на службе и постоянно мониторили ситуацию, давая необходимые указания. В результате удавалось держать обстановку в стране под контролем. Когда же появились наши войска и сменилось руководство страной, вся ответственность за ведение боевых действий была переложена на советские части и подразделения. Афганское руководство перестало беспокоиться о своей безопасности и все силы бросило на сведение старых счетов. Образно говоря, у Афганистана отрубили голову и к телу приделали новую, а они никак не смогли срастись.
А.М. Кузнецов
прочитал Кузнецова. Блестяще !!! просто Молодец!
есть пару небольших шерховатостей, но они никак не меняют общей канвы.
Это намного правдивее танкиста Ляховского, который в то время и не знал где Афган находится. По максимуму использую Кузнецова в своих книгах, просто процитирую целиком
естественно со ссылкой на сайт ВКИМО…
я ничего более честного по тем событиям не читал и
все бьется с той каждодневной информацией того периода, которую я как молодой сотрудник КГБ получал из разных источников.
все правда и про Павловского (я по нему пройдусь конкретно, хотя лично очень уважал по службе в Сухопутных войсках Советской Армии), и про Пузанова, и про ЧК.
Спасибо огромное, Евгений Леонидович!