Непридуманная история военного переводчика в Афганистане.
В Кабульском аэропорту
В жизни каждого из нас случаются сюрпризы на работе. У переводчиков их предостаточно. Расскажу об одном из таких сюрпризов, вылившийся в итоге в незабываемое для меня событие. История сюрприза начиналась в Афганистане, и было это в далеком 1982 году, когда календарь отсчитывал последние дни года…
На особой стоянке аэродрома Кабула стоит подготовленный к взлету самолет ТУ-134. Поодаль от самолета в шеренгу застыла впечатляющая кавалькада представительских машин. Поближе к трапу выстроилась группа людей, представлявшая собой почти все руководство Демократической Республики Афганистан. Вместе с ними присутствуют и главные лица различных советских представительств. Ждут главного пассажира – руководителя страны, Генсека НДПА Бабрака Кармаля. Мой шеф, Главный военный советник генерал-армии М.И.Сорокин, также пребывает в этой компании. Идет непринужденный, раннеутренний разговор, я выполняю свою работу — перевожу.
Особый рейс направляется в Москву, и повод для поездки — чрезвычайно важный. Советскому Союзу исполняется 60 лет. Москва принимает гостей со всего света. От Афганистана составляется делегация, возглавляет ее сам Б.Кармаль. Компанию афганцам составляют главы советских ведомств под руководством посла в ДРА Ф.А.Табеева.
Погода стояла комфортной, приятно светило декабрьское солнце, освещая величественные горные хребты, окружавшие аэродром. Автор этих строк был в приподнятом настроении, поскольку впереди намечалось несколько выходных дней, что при сложившемся графике работ считалось сущим праздником… Наконец, прибыл тот, кого ждали, и все стали заходить в самолет. Компания провожающих застыла в почтении…
Но что-то пошло не так. Турбины заревели, но на рулежку самолет не выходит. Проходит минут пять, десять, а, может, и того больше, и вдруг мы видим, как с трапа сбегает человек, пробегает вперед несколько метров и громко выкрикивает в толпу мою фамилию, требуя немедленно зайти в самолет. Опа-на! Бегу к трапу, рысью проскальзываю по нему, там у входа меня встречает сам Сорокин и грозно дает команду срочно выдвинуться в штаб нашего военного аппарата, расположенного в т.н. Микрорайоне (район в Кабуле), получить там свой паспорт и без промедления пулей лететь обратно.
Трудно в это поверить, но на самолете не оказалось… переводчика!? И кто в этом был виноват? Нам всем было хорошо известно, что в подобных мероприятиях, имеющих политическую окраску, данную роль, как правило, выполняли посольские «мастера». На сей раз почему-то так не сложилось.
Ситуация анекдотическая! Руководство страны в компании главных советских представителей сидит в самолете и покорно ждет обычного переводчика. Куда же без них? Слава богу, штаб находился недалеко от аэродрома, штабные офицеры проявили невиданную расторопность, а водитель нашего «мерседеса» продемонстрировал фантастическое мастерство, впрочем, изрядно подняв давление переводчика. Короче говоря, примерно через полчаса я уже влился в знатное общество и был готов к работе. И только, наверное, через полчаса я понял, что лечу вообще без каких-либо личных вещей, не говоря уже о подарках близким. В кармане скромно лежал только носовой платок…
Полет в Москву
Полет прошел в оживленном режиме. Группа самых важных персон расположилась в бизнес-салоне, куда был подан обед, занявший практически весь перелет и прошедший в разговорах, шутках и анекдотах. Работать было непросто, поскольку было много отвлекающих моментов, да и перевод анекдотов давался мне со скрипом. К счастью, среди афганцев были и те, кто хорошо владел русским языком и деликатно приходил мне на помощь в каверзных ситуациях.
Запомнился короткий разговор с Анахитой Ратебзад – единственной женщиной в Политбюро ЦК НДПА, занимавшей пост министра просвещения. Она полюбопытствовала, как мне живется в Афганистане, есть ли у меня семья, на что я поведал ей, что семья есть, но живет она в Москве, и что скоро родится ребенок, кажется, девочка. Интересно, но несколько позднее, на каком-то мероприятии, Анахита Ратебзад поинтересовалась у меня, как все прошло, и, узнав, что родилась девочка, которую назвали Машей, каждый раз впоследствии при случае с улыбкой спрашивала, как идут дела у Марьям…
Прилетели во Внуково. Там Кармаля ждала официальная встреча, и переводчик с самолета уже не потребовался. Далее все разъехались по своим делам и ведомствам.
20 и 21 декабря в Кремлевском дворце съездов состоялось торжественное заседание, на котором слово предоставили и афганскому лидеру. Торжества проходили уже в отсутствии привычного всем образа Л.И.Брежнева, ушедшего из жизни за полтора месяца до юбилея.
В Москве меня не оставили в покое. Однажды пришлось одеть военную форму лейтенанта и поехать на Арбатскую площадь, где я переводил беседу между начальником Главного Политического управления СА и ВМФ генералом армии А.А.Епишевым и его афганским визави генералом М.Садеки. Имел честь также присутствовать на семейном ужине, устроенном супругой моего шефа специально для министра обороны ДРА А.Кадыра.
Назад домой полетели дня через три-четыре.
Прилет в Душанбе
В самолете с нами оказался 1-й секретарь ЦК Компартии Таджикистана Р.Н.Набиев, и было естественным, что наш самолет по пути в Кабул сделал остановку в столице Таджикистана Душанбе.
Прилетели в Душанбе. Кармаль с Набиевым выходят из самолета первыми, остальные ждут своей очереди. Я расположился в салоне рядом со своим начальником, постепенно переходя в привычный статус переводчика ГВС. Сидим спокойно, в иллюминаторы рассматриваем, что происходит снаружи. Проходит время, чувствуем, произошла какая-то заминка. А дальше – полное дежавю! Снова объявляется какой-то срочный посланец и зычным голосом требует переводчика. Смотрю на своего нахмуренного шефа, тот обреченно машет рукой, добавляя – иди, мол, без тебя и тут не могут обойтись.
Усаживают меня в лимузин на специальное кресло для переводчика. В машине – Кармаль и Набиев. Один говорит на дари, другой – на таджикском, и оба языка – разновидности персидского, очень близки друг другу. Зачем им в машине понадобился переводчик? Но, видимо, протокол есть протокол, да и близость языков в рабочем переводе нередко являлась обманчивой.
Прибыли в резиденцию Набиева. И там, за обеденным столом, неожиданно для многих было объявлено, что Бабрак Кармаль остается в Душанбе на несколько дней с дружеским визитом, а бОльшая часть делегации убывает в Кабул. Трудно сказать, была ли это импровизация, задуманная в салоне самолета, либо заранее спланированная акция. Во время обеда Кармаль обратился к Сорокину с просьбой, что называется, «выделить» переводчика в его распоряжение на время этого визита. Михаил Иванович изобразил прелюбезнейшую улыбку и великодушно дал добро. Для меня началась вторая часть сюрприза.
Итак, разместили нас в настоящем оазисе. Действительно, трудно подобрать другие слова для описания партийной резиденции, хотя в знойные летние дни посетитель данного места смог бы найти еще более высокопарные фразы.
Рядом с Б.Кармалем неразлучно находился один человек. Мне приходилось видеть его уже несколько раз в кабульском кабинете Кармаля, куда на еженедельную аудиенцию с докладом приезжал мой начальник. Это был приятного вида, интеллигентной внешности, высоколобый человек, носивший постоянно большие дымчатые очки. Он крайне редко вмешивался в разговор, переводчика слушал внимательно, однако ни разу не поправлял, не перебивал, и мне, например, всегда было трудно понять, знает ли этот человек персидский язык. Позднее я узнал, что человеком этим был бывший резидент КГБ в Кабуле Вилиор Гаврилович Осадчий, который после ухода с должности был «навечно» приставлен в Бабраку Кармалю самим Председателем КГБ СССР Ю.В.Андроповым – как говорится, для общего спокойствия.
В Душанбе свои задачи по работе с Б.Кармалем я получал именно от него.
Поездки по Таджикистану
Нурекская ГЭС
На следующий день кортеж машин двинулся на восток, в сторону Памира. Примерно в 140 км от Душанбе, на реке Вахш, расположилась знаменитая Нурекская ГЭС, и именно она стала нашей целью. Прибыв на станцию, всю делегацию повели сначала в машинный зал, сооруженный на нижнем уровне, где экскурсию провел главный инженер объекта. Для переводчика такие экскурсии всегда представляют известную трудность: сложность и неизведанность самой темы, большое количество специфических профессиональных терминов, да еще всепроникающий шум от работающих турбин. Впрочем, если главный адресат экскурсии не является инженером и также далек от темы энергетических машин и клапанов, то и работа переводчика в определенной степени существенно облегчается, к тому же турбинный грохот поглощает порой все слова. Тем не менее, Кармаль был очень сосредоточен и внимательно рассматривал все демонстрируемые ему агрегаты.
После машинного зала поднялись на обзорную площадку. Вид, открывшийся с верхотуры, завораживал дух. Перед нами предстала колоссальных размеров плотина высотой в 300 метров (она, кстати, на то время была самой высокой в мире), очень живописное зеркало водохранилища, и все это на фоне высоченных снежных шапок и колпаков окружающих с обеих сторон станцию Памирских гор. Пейзаж представился поистине сюрреалистическим: титанические следы индустриализации в соседстве с величественной дикой природой!
Продолжившаяся на высоте экскурсия перешла, тем не менее, в политико-экономическое русло, и Кармаль стал намного внимательнее к речам собеседников, особенно когда речь зашла о том, какую роль Нурекская ГЭС играет в обеспечении региона электроэнергией, а также в доставке сельским хозяйствам долгожданной воды.
Привожу ниже фотографию, случайно обнаруженную на просторах Интернета, на котором как раз изображено посещение Б.Кармалем Нурекской ГЭС.
Колхоз Коммунизма
По завершении осмотра станции кортеж двинулся дальше. Путь пролегал по колоритной местности – Вахшской долине. Двигались мы на юг в сторону Афганистана. По пути Рахман Набиевич Набиев рассказал много интересного об истории местного края. Оказалось, кстати, что сам он по первому образованию был профессиональным сельхозработником и до партийного секретарства даже занимал пост министра сельского хозяйства республики.
Так вот в этой долине еще до Великой Отечественной войны была осуществлена гигантская по местным масштабам стройка по возведению Вахшской ирригационной системы с целью орошения окрестных земель, были организованы колхозы по выращиванию ценных сортов тонковолокнистого хлопка. Говоря с гордостью о достижениях в этом важном для страны деле, деле, которое, по сути, давало возможность в те годы воссоздавать текстильную промышленность, Набиев решил показать один такой колхоз, который носил яркое имя Колхоз Коммунизма. Колхоз этот находился, по-моему, за городом Курган-Тюбе, рядом с каналом, недалеко от его соединения с рекой Вахш.
Бабрак Кармаль живо увлекся темой возведения каналов и ирригации, и, насколько я помню, проявил особое любопытство по поводу занимательных рассказов Первого секретаря относительно привлечения рабочей силы для осуществления этого проекта. Выяснилось, что властям тогда пришлось заниматься переселением большого количества людей из горных районов в Вахшскую долину, а также вербовать работников по всей стране. От себя замечу, зная сегодня получше реальную историю Вахшской стройки, что переселение зачастую было насильственным, и, что еще любопытно, в этот процесс было вовлечено значительное количество раскулаченных крестьян из Центральной России, и даже финнов из Карелии. Впрочем, такова была судьба всех Великих Строек нашей страны.
Прием в колхозе нас всех поразил. Конечно, понятно было, что встреча готовилась заранее, хотя, быть может, этот колхоз часто и выступал парадной площадкой для визитов важных гостей, но, тем не менее, общий антураж, местные декорации, нарядно одетые дехкане, среди которых, кстати, к нашему удивлению, обнаружилось немало тех, у кого на пиджаках или платьях поблескивали звезды Героев Соцтруда, оркестранты с экзотическими музыкальными инструментами, и, наконец, восхитительный стол с исходящими от него дурманящими запахами, – все это создавало неповторимое ощущение истинно восточного праздника. Во всяком случае, для моего юношеского воображения.
Количество поданных блюд трудно было сосчитать. Поскольку мы уже несколько часов были на ногах, получили при этом немало ярких впечатлений, а лично я еще вдобавок и большой стресс от своих переводов, то понятно, что аппетит накопился ох какой, а запахи манили, манили. К тому же потребность в моей работе за столом практически исчезла: Рахман Набиевич сам что-то пояснял Кармалю, да и постоянно играла музыка. По неопытности я стал старательно до дна очищать приносимые тарелки с яствами, но, заметив мою энергичную молотьбу челюстями, сидящий рядом со мной Фикрят Ахмеджанович Табеев по-отцовски шепнул на ухо, чтобы я немного поостыл и не очень-то орудовал приборами – дескать, выносов будет еще много, всего внутрь не примешь, и, тем более, самое вкусное принесут в конце. Как в воду глядел мудрый политик…
Дворец культуры
На следующий день, после проведения заседания партактива в главном доме ЦК, делегацию доставили в центральный Дом культуры Душанбе, не помню, как он тогда назывался. При виде этого монументального здания в душе у меня закрался холодок. Когда зашли в огромный переполненный зал, к холодку добавилась легкая дрожь. Кармаля усадили в президиум, ваш покорный слуга примостился сзади. С трибуны выступило несколько ораторов, в том числе, и Набиев. Говорили, в основном, высоким слогом и все в адрес «мужественного Афганистана». Немудрено, ведь это было время, когда маховик Афганской войны только раскручивался. Шел пятый год, как в этой южной стране свершилась Апрельская революция, резко возбудившая настроения в регионе и, по сути, положившая начало гражданской войне. Заканчивался второй год, как официально говорилось, пребывания советских войск в Афганистане, но слово «пребывание» звучало уж слишком неестественным: советские воины активно участвовали в боевых действиях, погибали, получали ранения. Таджикистан, соседствуя бок о бок с Афганистаном, и направляя туда тысячи своих сородичей, болезненно переживал эту драму.
Подошла очередь выступать афганскому лидеру. Он подошел к трибуне, внимательно осмотрел многолюдный зал и был готов начать свою речь. Переводчик в это время продолжал оставаться на своем месте, сидел молча, пристально разглядывая свой блокнот. Он все еще верил в благоразумие окружающих: ну зачем ему на трибуне переводчик, присутствующие и так его поймут. Однако номер не прошел. Набиев знаком решительно дал мне понять, что мое место там, рядом с Кармалем. Вялыми шажками добрел я до трибуны, затем возникла некая неловкость: подтащили установку с новым микрофоном, принесли стакан воды и установили его рядом с основным стаканом. Как ни странно, эти нехитрые манипуляции несколько охладили мой мозг и дали передышку нервам.
Кармаль начал говорить. Надо отметить, что Бабрак Кармаль принадлежал к числу незаурядных ораторов, во всяком случае, в части продолжительности своих выступлений, заряда энергии, сочности выражений, использования жестикуляции. Помню хорошо, как уже позднее Бабрак Кармаль выступал на активе Минобороны около пяти часов кряду, при этом однажды, взмахнув рукой, он нечаянно процарапал себе лоб, даже выступила кровь, примчался помощник с ваткой, но и это его не остановило, он так же вдохновенно продолжил свой доклад. Не раз слышал, как его в части ораторского искусства сравнивали даже с самим Фиделем Кастро. Язык Кармаля был литературно чистым, говорил он без каких-либо помех, нередко делал театральные паузы, словом, для переводчика работа была не очень сложной, если не считать, конечно, длительности его речей, когда работа уже превращалось в сущее истязание. К счастью, на этот раз Генсек был более лаконичен, произнес зажигательную пламенную речь, поблагодарил Советский Союз, поклялся в верности идеалам революции и пообещал привести в конце концов свой народ к победе. Мне удалось успокоиться перед взором нескольких тысяч гостей, даже, видимо, удалось поймать некий кураж, и в своих переводах я даже пытался повторять интонацию и силу голоса основного оратора. В общем, бурные аплодисменты, завершившие доклад Кармаля, как мне уверенно показалось, частично были адресованы и переводчику.
После торжественной части, как и полагается, состоялся концерт. Самой примечательной и запоминающейся его частью стало выступление уже тогда хорошо известного ансамбля песни и пляски «Зиба». Надо было видеть лица обычно суровых и грозных начальников-руководителей, разглядывавших танцевальные пируэты стройных танцовщиц. Уже после официального концерта в специальном зале был накрыт отдельный стол, за который были приглашены и представители этого ансамбля. Ужин прошел живо и увлекательно.
Вечерний прием
Однако день концертным ужином не закончился. Поскольку было решено на следующий день вылетать в Кабул, Рахман Набиевич устроил практически уже ночной банкет в роскошном домике на территории своей резиденции. Собрались уже более узкой компанией: видимо, были приглашены самые приближенные. В начале застолья был продемонстрирован документальный фильм о пребывании Бабрака Кармаля в Таджикской Республике. Удивительно, когда его успели смонтировать? Опять перед глазами проплыли красочные кадры Нурека, Вахшской долины, хлопковой житницы, торжественных заседаний, восточных танцовщиц… Жалко, но, как и ни старался в наши дни отыскать следы этого фильма, усилия оказались тщетными.
На банкете случился эпизод, который мне и по сей день очень дорог. Судите сами.
Поскольку это был приватный ужин, то и тосты становились более откровенными, лиричными. В один момент поднялся Набиев с бокалом и произнес стихотворение-рубаи (четверостишие) знаменитого поэта Рудаки — по сути дела, «родителя» знаменитой персидской поэзии, творившего в конце 1-го тысячелетия. Рудаки появился на свет, жил и писал свои произведения на территории современного Таджикистана, поэтому легко можно понять тот почет и уважение, которые ему оказывают в этой стране и поныне. Откройте Интернет, и вы увидите, сколько его цитат и афоризмов вращаются в сегодняшнем мире.
Произнес Рахман Набиевич это рубаи на русском языке, — видимо потому что за столом присутствовали и русскоязычные коллеги, да и, кажется, продолжали снимать операторы, но, как бы там ни было, произнеся стихотворение, он знаком дал мне понять, что перевод даст сам – ведь переводчикам крайне сложно переводить стихи, и уж тем более выдавать их в оригинальной стихотворной форме. Но не тут было. Как же мне тогда подфартило! Я бодро встаю и даю знать, что перевод будет. И даю оригинальный текст на персидском языке. С удовольствием привожу это чудесное рубаи:
Нет в этом мире радости сильней,
Чем лицезренье близких и друзей.
Нет на земле мучительнее муки,
Чем быть с друзьями славными в разлуке.
هیچ شادی نیست اندر این جهان
برتر از دیدار روی دوستان
هیچ تلخی نیست بر دل تلختر
از فراق دوستان پر هنر
Присутствующие в недоумении. Смотрят с уважением. Однако на самом деле все было довольно нехитро и даже естественно. Просто участники банкета не знали, что переводчик учился в институте, где курс персидской литературы вел известный иранист, писатель, переводчик многих произведений классиков персидской литературы Джахангир Хабибуллович Дорри (увы, недавно ушедший из жизни). Мастер с большим увлечением преподносил нам, курсантам, изящное творчество Востока. Однако, уместно при этом сказать, что делал он это порой, прибегая к весьма оригинальным методам. Преподаватель, несмотря на свою внешнюю интеллигентность и мягкость, был неколебим в достижении учебных целей. Он заставлял своих подопечных в обязательном порядке, кто как мог и умел, выучивать, заучивать, зазубривать определенное количество стихов. И если кому-то это не удавалось, к офицерам-начальникам шла рекомендация о вводе персональных санкций. Санкции были известны: отказ от увольнения, что было болезненно для молодых организмов. Вот вам и ответ на вопрос о познаниях в поэзии. Но эпизод этот сыграл свою роль.
Банкет завершился, но, находясь в понятном возбуждении, я еще не был готов улечься в постель, и поэтому решил продышаться ночным воздухом. Бродя по аллеям, вдруг до моего уха стали доноситься очень знакомые слова из нашей родной песни: «Не слышны в саду даже шорохи, все здесь замерло до утра…». Стало любопытно, кто это ночью проводит распевку. Подкрался поближе к голосам, и глазам своим не поверил: в обвитой высохшим виноградом беседочке сидели Кармаль и Осадчий, и они же довольно мелодично напевали слова из Подмосковных вечеров. Да, интригующая сцена… Говорит о многом в отношениях между этими двумя людьми. Роль Вилиора Гавриловича в судьбе Кармаля была далеко не последней. Вот любопытный факт: в 1986 году Осадчий неожиданно ушел из жизни в Кабуле от инфаркта. И так всем показалось, что с его уходом ослабела и защита Кармаля. У руля СССР уже стоял М,С,Горбачев, полным размахом шла перестройка, во внешней политике возникли другие приоритеты. Бабрак Кармаль в начале мая 1986 года был вызван в Москву, где ему было вежливо, но категорично предложено написать заявление об отставке, передав полномочия следующему руководителю страны — Наджибулле. Впрочем, возможны простые совпадения…
Утром покидаем Душанбе. Уже у трапа Набиев подзывает меня к себе и вручает большую коробку в качестве подарка. При этом неожиданно добавляет: «Будет желание, дорогой, приезжай к нам, устроим тебя на работу, хорошую работу». Эх, может надо было согласиться тогда? В самолете вскрыл коробку, порадовался: фрукты, сушеная колбаса, орехи, коньяк. Чем не радость?
Вот так завершилась история с сюрпризом. Улетал из Кабула с носовым платком, а вернулся с коробкой деликатесов.
P.S. Мне представилась честь еще около двух лет проработать в Кабуле переводчиком ГВС в ДРА генералом армии М.И. Сорокиным. Было много различных встреч с Б.Кармалем. Каждый раз он тепло приветствовал меня, улыбался, отечески похлопывал по плечу, спрашивал что-то личное. Шеф в машине позднее высказывал мне замысловатые реплики по этому поводу, но это было тоже приятно…