Кавалер ордена Красного Знамени полковник в отставке Андрей Константинович Шульц, выпускник ВИИЯ (1973), в Афганистане воевал 3 года, на момент вывода войск из Афганистана был начальником разведывательного пункта.
ДОРОГА ДОМОЙ
Политика Национального примирения в Афганистане внесла в традиционные задачи нашей оперативно-разведывательной группы (ОРГ) в Герате принципиальные изменения. Группа так и называлась – «Герат». Согласно Энциклопедии Министерства Обороны Разведка – важнейший вид боевого обеспечения. Основные требования к разведке – непрерывность, активность, целеустремленность, своевременность, оперативность и достоверность разведданных. Примирение усилиями советской армии противозаконных формирований «вооруженной оппозиции», по большей части представленной оголтелыми бандформированиями, с «законным» афганским режимом, выглядело странно. Больше того, подобная дипломатическая задача формального отношения к списку требований к нашей службе не имела. Но в 1987-1988 годах было уже не до теоретических диспутов и рассуждений. Крайний срок полного выхода Ограниченного контингента советских войск из Афгана был намечен и согласован с ООН на 15 февраля 1989 года. Реально начали возвращать войска на Родину с августа 1988 года, прежде всего из южных провинций. Мы с тоской по дому наблюдали в Герате, как их счастливые колонны проходили мимо на родной Север.
Наши прямые и непосредственные начальники на совещаниях при постановке оперативному составу новой задачи, ставшей главной, допускали анекдотические формулировки: «Вы, как никто другой в зоне боевых действий 40-й Армии близки к главарям вооруженной оппозиции, вам и карты в руки, действуйте!», «Проявите творческий подход, воинскую смекалку и инициативу!», «Честно сказать, товарищи, мы и сами смутно представляем, как решать эту деликатную миссию, но если что, поправим со всей строгостью, не сомневайтесь». Мне подумалось на первом же совещании, на которое нас, командиров групп в Восточном Афганистане собрали в Шинданте, что эти ценные указания блестяще подтверждали правильность способа экстерном научить плавать – надо только взять за шиворот человека и швырнуть в бурную реку.
Разъехались мы по своим точкам с одной лишь надеждой, что чем меньше будет визитов из Шинданта, Кабула, Ташкента и Москвы с целью «оказать нам практическую помощь», то тем лучше мы справимся с новой задачей. По правде сказать, группу «Герат» визитеры своим появлением редко отвлекали от работы. Герат находится «на отшибе», никаких попутных рейсов советских самолетов и вертолетов к нам не случалось, попасть к нам можно было только по бетонке в составе случайных колонн. Прикомандированные к группе БТРы, 2 единицы с экипажами – это не такси. Такого регламента использования чужой боевой техники жестко соблюдали командиры — мои предшественники. И эта практика привилась и превратилась в закон. Да «и у нас» в Герате стреляли много по ночам. К этому привыкнуть нетрудно, поверив в реальность, что это на 99% стреляют сами караульные и патрульные афганские солдаты (на фарси «сарбосы»). Они палили в луну со страху, этим как бы сигналя моджахедам: «я не сплю, только суньтесь». Но приезжающие нервничали. С другой стороны, на точке оперативному офицеру, особенно за пределами границ группы, обозначенных дувалом, тем более командиру, нельзя расслабляться и терять бдительность нигде и никогда, особенно на любом этапе работы с афганцем. Причём с любым.
Из 3-х офицеров по штату, по факту нередко в расположении оставался только один, Остальные — на встречах на УАЗ-е в городе, на БТР за его пределами или в шиндатском госпитале лечили свой гепатит А, малярию или наслаждались в очередном отпуске. В состав группы входило до 3х переводчиков из Баку или Душанбе, которые ранее дома окончили восточные факультеты и были направлены в наши подразделения как резервисты. Эти взрослые парни были разные, но в основном вели себя достойно и мужественно. Нерадивых приходилось сразу отправлять в Шиндант. К нашей группе были также прикомандированы 12 рядовых с мл.сержантом от 101 мсп (мотострелковый полк). Оттуда же давно до моего прибытия в Герат передали во временное пользование группе два БТРа. Они, как вся остальная полковая боевая техника к выводу находились уже в весьма потрепанном состоянии. Что касается приданных группе двух БТР-ов, то один, то другой часто приходилось отправлять в полк на ремонт. Об их колесах вспоминать без слез не могу. Очень часто они «ловили» разбросанные на бетонке стрелянные гильзы, которые под колесом вставали вертикально. Суть этого наезда объяснять долго и неинтересно, главное – привстав, гильза узкой частью под давлением машины входит, как в масло в резиновое тело колеса, и остается там, почти не травя воздух, до той поры когда её/их не вытащат после возвращения в расположение. И так случалось в среднем каждый 5-выезд. Латать клеем толстую резину дело малоперспективное и неблагодарное. Мы выходили из затруднений, покупая в афганских дуканах (лавках) импортную жидкую резину, так называемую «5-ти минутку» и сами штопали колеса во дворе расположения. Но всё равно огромное спасибо командирам 5 гв. мотострелковой дивизии (мсд) за эти боевые машины, которые помогали решать боевые задачи и вселяли надежду вернуться живым и здоровым со встречи вдали от города, особенно после заката солнца…
Служба в ОРГ протекала «вне расположения части», и офицерский состав считался в командировке, а значит, получал командировочные, которых в избытке хватало на закупки продуктов на месте. Офицеры скидывались, а продуктовый «общак» хранился у меня в сейфе, отдельно от оперативной кассы. Закупки на базаре лепёшек, простокваши, зелени, фруктов, овощей и мяса выполняли переводчики. Готовили пищу два подобранных солдата из Узбекистана. В том числе с вечера они замешивали в огромном китайском тазу тесто, а к обеду следующего дня в полевой печи выпекался очень вкусный душистый хлеб с румяной корочкой! Национальной особенностью этих парней было умение готовить вкусно и чисто. Рацион для офицеров и солдат был общий — сухой паёк из полка на солдат смешивался со свежими продуктами с базара. И все члены группы были довольны, особенно солдаты, которые ценили службу в группе, опасаясь отправки назад в полк. Они не допускали мыслей или просто не понимали, что в полку много безопаснее, чем малым коллективом в чужом городе.
Рассчитывать на помощь полка, в случае нападения на группу не приходилось. До полка было 40 км. Других советских в городе не было, если не считать советнического аппарата, которые тихо проживали в чудом уцелевшей гостинице «Герат» на южной окраине города. В ночное время в целях светомаскировки это сооружение погружалась во мрак. Светили только 3-4 тусклых уличных фонаря во дворе. Всего в 400-500 метрах перед фасадом гостиницы начиналась неконтролируемая властями духовская зона, а в разговорной речи — «зелёнка». Иногда посреди комендантского часа приходилось согласовать с главным советником служебные вопросы взаимодействия. Приехав к гостинице, натыкаешь на часового, и видишь, как ему в темноте страшно. Но стоит внятно произнести никогда не изменяемый пароль «Мушавер» («Советник»), и он опускает направленный тебе грудь автомат. Значит, можно входить в распахнутые двери отеля. Идешь по тёмным коридорам, и видишь, что в большинстве номеров пусто или лежит как-то хлам, и страшно подумать, зачем некоторые бесстрашных советники привозили сюда под обстрелы своих жен из Союза…
Через Герат планировалось вывести все воинские части и подразделения Ограниченного Контингента, расположенные вдоль западного рукава кольцевой бетонки Афганистана от Кандагара и до Кушки. Войска, стоящие в основном вдоль западного участка этой же бетонки от Кандагара и до Термеза уходили через Кабул и Термез. Кроме этих двух путей ухода других маршрутов назад в СССР не существовало. А это значило, что по каждому из 2-х маршрутов должны пройти десятки тысяч военнослужащих, бесчисленное множество боевой техники различных стадий износа и огромные объёмы различного военного имущества, завезённого в Афган за 9 лет войны. Любой затор из-за засадных действий противника, диверсий на мостах и минирования дорожного полотна на участках с отвесными скалами и глубокими обрывами могли сорвать жесткие договорные сроки, в которые советские должны были покинуть территорию Афганистана и привести к масштабным потерям личного состава и боевой техники на самом последнем этапе этой войны.
Общая организация нашей службы в Афганистане, задачи оперативно-разведывательных групп, методы их решения, успехи и неудачи, оснащение, распределение обязанностей среди личного состава детально описаны в книге последнего командира кабульского Центра полковника Комолова Владимира Сергеевича в его книге «Тени минувшего. Неизвестное о забытой афганской войне (1979-1989гг)», издательство Планета, Москва, 2018 год. В этом очерке подобной информации не предусматривается. Повествуется только об оперативной работе в период «Национального примирения» группы «Герат», в составе которой автор провоевал почти три года, из них первый — на должности заместителя командира, а последующие два года командиром ОРГ в Герате.
Эта должность включает ответственность в группе за всё, несмотря на ее многонациональный состав, разницу в возрасте участников и их предыдущий жизненный опыт. Командир должен уметь наладить деловые и доверительные отношения с командирами советских и афганских соединений и частей, находящихся в поблизости, организовать работу коллектива, добиваясь ее эффективности, благоустроить быт, обеспечить своевременное и качественное питание, требовать соблюдение мер гигиены, обеспечить максимальную безопасность в расположении и на встречах, наладить имеющимися силами караульную службу и контролировать ее несение, а также обеспечить сохранность секретной документации, радиоаппатуры и оперативных денег, иметь личные навыки анализа поступающей информации и составления достоверных и лаконичных сводок, уметь не теряться при докладах даже высшим воинским начальникам, при этом дипломатично и убедительно отстаивать свои выводы, а также правильно построить работу с источниками, завоевать у них авторитет и добиваться четкого понимания того, что они при опросе на самом деле имеют ввиду, уметь доступными способами перепроверять полученную информацию через других осведомителей, частных доверенных лиц, афганских чиновников госаппарата и военнослужащих. Важным каналом перепроверки были наши советники. Знали они немного, но через них у их подсоветных можно было уточнять отдельные детали информации от наших источников, вызывающие у нас сомнения.
В связи с ответственной задачей по участию в комплексном боевом обеспечении вывода, значение работы нашей группы принципиально возросло и забот прибавилось. Особенно, когда я осознал, что по факту наша немногочисленная группа была единственной организацией, которая ежедневно на базе своими силами добытых сведений о противниках, а их было несколько, готовила и представляла в Кабульский Центр и в Шиндант разведсводки с информацией развития обстановки в своей зоне ответственности. С нас же спрашивали также подкреплённые фактами прогнозы по действиям группировок вооруженной оппозиции различной партийной принадлежности.
Разведывательные подразделения 5-ой гв. мотострелковой дивизии (мсд) не имели наших специальных возможностей и средств по работе с осведомителями. Войсковые разведподразделения привлекались не столько к разведывательной практике, сколько использовались в ходе войсковых операций как самые подготовленные и боеспособные к зачистке «зеленки». Они были в состоянии добывать данные только в ходе опроса захваченных пленных и изучения находящихся при них документов и писем.
В конце 1980х численность в Герате советских советников, включая техсостав, работающий в 1ом армейском корпусе (АК) афганских ВС не превышала 20 человек, в ХАД-е (госбезопасность) — работали 2 оперативных работника КГБ, в Царандое (МВД) –не более 3 офицеров. Накануне вывода большую часть советников отозвали в Кабул и СССР. Советники не занимались сбором информации о противнике, у них были другие задачи, они учили афганских офицеров управлять вверенными соединениями, частями и службами. Среди других источников информации мы в шутку называли только базар.
Наш реальный успех был достигнут в ходе ряда встреч с активным и маститым представителем непримиримой партии «Исламская партия Афганистана»(ИПА) Джумагулем Похлаваном, который контролировал весь регион, примыкающий к городу с востока и до высоких гор. А это весь северный берег там протекающей реки Герируд с обширными кишлачными зонами, с сетью арыков, пастбищами, рисовыми полями и садами.
Встречи проходили с ним в течение второй половины 1987 года в ночное время в его родовом кишлаке, наедине. Мы разговарили через переводчика из Душанбе Джумахана Хатамов. Ездили туда без охраны на нашем УАЗе и надежды как-то выпутаться, если что-то пойдет не так. Джумахан прекрасно знал почти родные фарси и русский языки. До командировки в Афганистан три года работал переводчиком арабского языка в Йемене. Погиб, вернувшись на родину, в борьбе с наркомафией. Являясь начальником пресс-службы МВД сделал ряд репортажей по Центральному телевидению республики и дал понять, что наркоторговцев прикрывают некоторые представители «на самом верху». Вскоре его сначала сильно избили в подъезде дома, потом там же и убили.
Фактически я не имел официального статуса и полномочий что-то обещать Джумагулю, кроме того, что буду с ним «в одной лодке» до конца. Он это понимал и принял. Через две недели далеко от города в пустыне нами была организована его встреча с командиром 5-ой гв. мсд полковником Андреевым Владимиром Васильивичем. Еще через неделю — с Начальником группы управления Министерства Обороны СССР в Афганистане генералом армии Варенниковым Валентином Ивановичем в штабе дивизии в Шинданте. Туда за 100км Джумагуль был доставлен прилетевшей парой вертолетов, а я остался в залог в банде и молился, чтобы этот вертолет не потерпел катастрофу по дороге туда или обратно. Но всё обошлось, и меня отдали моим коллегам после объятий с вернувшимся бандитом. Он тоже был счастлив, что остался живой. В начале весны 1988 года генерал армии Варенников В.И. согласовал его встречу с президентом Афганистана Наджибуллой в Кабуле. Мы же непосредственно подготовили и провели тайную доставку Джумагуля в Кабул самолетом АН-26 генерала армии Варенникова. В мае того же года истекал второй год моего пребывания в Афганистане. Думал, пройдет встреча с Наджибуллой и придет время собирать чемодан, купить подарки семье и ждать команды «Свободен!»
Точно в назначенное время самолет приземлился на ВВП в провинциальном гератском аэропорту. Мы подвезли знатного бандита на БТР-е группы прямо по ВВП к опущенному трапу под хвостом самолета. Я «пассажира» выводил из брони, держа его за огромную лапищу, и сопровождал по трапу в самолет. Он почти ничего не видел — чтобы его никто из сотрудников аэродромных служб и охраны его не опознал, мы ещё в БТР-е надели ему на голову 3 раза постиранный и проветренный мешок из-под картошки! И полетели в Кабул. Оказалось, что Джумагуль был давно знаком с Наджибуллой. В молодости они участвовали в соревнованиях по афганской борьбе, по стилю похожую на японкую сумо. Когда нас двоих привезли в резиденцию президента, там нас поджидал Варенников В.И. с группой советских высоких военноначальников. Они все вместе вошли в кабинет президента. Я только увидел, как Джумагуль и Наджибулла сразу обнялись и… дверь перед моим носом захлопнулась! Ха-ха, каждый сверчок знай свой шесток! Через полтора часа мне вернули бандита, и офицер Центра нас отвез на служебную виллу в городе. Там «полевого командира» принял другой оперативный офицер, говорящий на фарси, а меня отвезли в Центр, где накормили и уложили спать. Вылет в Герат был назначен на следующий день в послеобеденное время.
На следующий день после душевной встречи бандитского авторитета с президентом страны, генерал армии Варенников вызвал меня вместе с командиром кабульского Центра полковником Комоловым В.С. к себе в резиденцию. Но для доклада по обстановке в кабинет генерал армии теперь пригласили только меня. Причин и объяснений не знаю. Когда доклад по обстановке мною был закончен, Варенников тихим голосом задал вопрос, что мы знаем или предполагаем про вероятные обстрелы и засады против колонн выходящих советских войск. Я, не колеблясь, и видимо, это выглядело дерзко и глупо, заявил, что масштабных засадных действий и обстрелов не будет. Откуда смелость /или лихость/ такая у меня тогда была?! Но я заметил, что ему эта прямота без сослагательных наклонений и неуверенности пришлась по душе.
Я спросил разрешения доложить о проделанной оперативной работе, на результатах которой основывается мой ответ. Получив «Ну давай», доложил, что Гератской провинции и прилегащих территориях действует еще один видный «полевой командир» — Исмаил-хан, партия «Исламское Общество Афганистана» (ИОА). По авторитету и идейности он превосходит Джумагуля. Являясь в прошлом офицером-артиллеристом 1-го Армейского корпуса (АК) ВС ДРА, он не принял Саурской революцию в 1978 году, положившую начало гражданской войны, активно участвовал в связанных с революцией волнениях в частях 1-го АК, офицеры были против перемен, является непримиримым и коварный противником режима Кармаля и советских войск в Афганистане. Он пользуется авторитетом у большинства населения провинции. В народе его называют уважительно Туран Исмаил («туран» на фарси – «капитан»). Сначала он категорически отклонил наши предложения, обращённые к нему через доверенных лиц, в любой форме контактировать с нашими посредниками или с представителями нашей группы напрямую.
Ещё ранее нам стало известно, что он планировал после ухода советских стать гератским губернатором. Я тогда же докладывал своему руководству об этой перспективе, чем накликал настойчивые указания командования группе искать с ним в контакт. В любом формате. Вероятно, он услышал наши сигналы, что если у него возникнут положительные договоренности с ответственным руководством «шурави», то эти же советские негласно помогут ему занять губернаторское кресло, без резни в городе.
После вывода так и случилось. Он стал губернатором Герата! Не знаю, содействовали ли этому советские или нет. По всей видимости — нет. Но после вывода стало известно, что провинция Герат при губернаторе Исмаил-хане через Кушку получала помощь из Советского Союза оружием, боеприпасами, продовольствием, топливом, медикаментами. А тогда поздней осенью 1987года, видимо, поразмыслив, он прислал к нам своих первых замов: по боевой — Сафиулло и по политической части, имени второго не помню. Но сам не рискнул выйти на прямой контакт. За полгода до этого ХАД-довцы заявляли, что Сафиулло ими был ликвидирован при попытке пересечь афганскую границу по пути из Ирана. Но я лично беседовал с этим головорезом у нас на вилле через 5-6 месяцев после его «ликвидации»! Но даже советникам ХАД, с которыми был в деловых и дружеских отношениях, о «вернувшимся с того света» Сафиулло ничего не сказал.
Мы этих двух посланцев подобрали далеко от города в наш видавший виды УАЗик с афганскими номерами и занавешенным заднем сидением и привезли на виллу. «Вилла» это простой, но добротно из железобетона построенный двухэтажный дом с широким балконом, садом, обнесенный высоким дувалом (глиняной стеной). Однако на удалении 150-200м за высланным УАЗом с моим заместителем и переводчиком следовал один из наших двух БТР-ов с самым рассудительным оперативным офицером группы. Между двумя экипажами была постоянная УКВ радиосвязь. Если бы с переговорщиками по дороге к нам или от нас что-нибудь случилось, то с Исмаил-ханом были исключены все контакты и было бы наивно надеяться на то, что не последует акт возмездия.
Самое главное из переговоров с этими моджахедами — мы передали им устное условие советского командования: обстрелы людьми Исмаил-хана мест сосредоточения и автоколонн на марше «шурави» должны быть прекращены, а советские впредь воздержатся от ударов по силам Турана Исмаила, и особенно в ходе вывода. Эти условия были согласованы с начальником штаба 5 мсд. Операции по зачистке «зелёнки» до особых указаний были прекращены. Исмаил-хан не прислал никакого письменного подтверждения, но остался верен устному соглашению. Афганские артиллеристы были вне этого устного договора и продолжали обстреливать районы, где якобы, находились группы Турана. Будучи артиллеристом, Исмаил-хан, всегда мог определить, откуда ведется огонь: из 1гоАК или с артбатареи 101 го мсп, так называемой «7-ой точки», расположенной на склоне горы севернее города для поражения целей в «зелёнке» с запада и с юга Герата. Там всё было разрушено до основания. Это место было объявлено зоной боевых действий. Мирного населения там не было. Если батарея работала настильно по целям под южной стеной города, снаряды летели, шурша и подвывая, над нашей виллой с высотой траектории менее 35-40м. Гостей нашей группы за ужином это сильно впечатляло.
Примечательно, что в ходе беседы с этими моджахедами в переговорной комнате мы не говорили о безопасности группы, но квартал, где находилась наша вилла, тоже более не обстреливался.
Генерал армии продолжал слушать, задавая редкие уточняющие вопросы. И мне стало ясно, что имя Исмаил-хана ему известно из сводок Кабульского Центра, которые составлялись с учетом наших донесений из Герата.
Про третьего «полевого командира» Варенников слушал рассеянно, вопросов не задавал. Я, видимо, лишнее время посвятил истории племени вооруженных потомков армии Тимерлана, который в своё время по пути в Персию разграбил и разрушил Герат, не оставив камня на камне. Раненные участники этого похода были брошены Амиром Тимуром и остались в руинах Герата. Позднее местные их вытеснили в горы. Зимой 1987/88года старейшине рода Арбобу Тимури мы помогли найти взаимопонимание с губернатором Гератской провинции Халекъяром. Я признался генералу, что это получилось почти случайно.
Люди рода тимури (от слова Тимур) веками не могли жить в городе. Их там до сих исторически ненавидят. Они селились в горах рядом с перевалом Хушрабат, который находится на полдороге между Гератом и Кушкой. Арбоб мог запечатать перевал без особых усилий особенно в самом снежном и ветренном месяце года -феврале. Летом там жарко как на нагретой сковороде, и зимой холодно, как в морозильнике, низкая облачность, часто видимость 4-5м. Чуть южнее водораздела перевала прямо у бетонки находился хорошо укрепленный блок-пост, а справа в склоне ближайшей скалы был зарыт в глыбы КП командира, батальона из состава101 мсп, по-моему, 2го. Мы были знакомы давно. Его звали Александр. В задачу его батальона входила охрана бетонки и трубы с авиационный керосином от границы с СССР и до авиабазы Шинданта. Арбоб ни с кем не воевал. Но имел вооруженные стрелковым оружием отряды самообороны. С командиром батальона он мирно соседствовал. Друг другу они даже помогали в засуху, морозы и бураны.
Приблизительно за год до начала вывода по рынкам Герата поползли слухи, что ненавистный Арбоб начал активно сотрудничать с вооруженной оппозицией. Мы узнали от советников, что особенно убедительно обсуждалась эта новость в штабе 1 АК. Чтобы уточнить обстановку, я, согласовав поездку с командованием, рано утром выехал с переводчиком на перевал к Александру. 100км туда, 100км обратно, казалось проще простого. Комбат на мое счастье оказался на месте и пригласил в свой блиндаж на чай. Нет-нет, был только чай с конфетками «Дунькина радость»… Но когда я ему сообщил непроверенную информацию про Арбоба, лицо его вытянулось, и он вдруг сказал: «Все это туфта. Айда, съездим к нему сейчас же. На моем БТРе. Твой он не знает, и может проявить осторожность и на всякий случай скрыться. Да и мой механик-водитель нюансы дороги знает хорошо. Спросим у него самого».
Я-то согласовывал поездку в дружественное советское подразделение, а он мне предлагал посетить «полевого командира», который, согласно базарным слухам, готовится участвовать в переделе зон влияния совместно с самыми отъявленными главарями. Как быть? Но положившись на комбата, мы с переводчиком прыгнули к нему на броню и поехали прочь от бетонки. Никакого прикрытия, охраны, даже не поставив в известность начальство! Одни грубейшие нарушения!
Вскоре подъехали к живописному кишлаку. Дувала стояли не как обычно в линейку вдоль загаженной скотом дороги, а были разбросаны на скатах окружающих скал. Водитель уверенно подъехал к воротам одного из лучших домов. Мы открыли тяжёлую дверь и вошли во двор. Первое, что бросилось в глаза – два высоких усача не афганской внешности, с ручными пулеметами наперевес у входа в дом. Их длинные усы торчали в стороны как будто были сделаны из проволоки. Их фото сохранилось меня до сих пор. Тут же дверь в дом распахнулась, и из дома на открытую веранду с навесом вышел седой старик в белоснежной одежде. Он широко улыбался Александру и искоса посматривал на нас с переводчиком. После ритуальных приветствий «хубасти-четурасти-хайли-хариат» он жестом, держа правую руку на груди, пригласил нас в дом. Указал, где можно усаживаться на коврах с подушками… Я-то к тому времени уже привык обходиться без табуретки, а Александр, пока уселся «по-турецки» долго кряхтел. Бача (согласно традиции это самый молодой мужчина в доме) принес чай в металлическом тонкой работы кувшине с длинным носиком. Неторопливая беседа о погоде и местных событиях быстро перетекла нужное русло. Он сразу понял, зачем я приехал незваным гостем.
И обращаясь, прежде всего ко мне, рассказал, что в городе у него много недоброжелателей, которым он мешает, находясь в родовом селении на перевале у бетонки, и они опасаются, что после ухода советских Арбоб сможет, если захочет, взять под контроль трафик через горный хребет. Они же распространяя ложную информацию, что он, якобы, также совместно с непримиримыми бандитами намерен обстрелами и диверсиями задержать колонны советских войск в снегах января и начала февраля 1989 года, нанеся им максимально возможный урон. И тем самым закрепить за собой право контролировать движение через перевал в обоих направлениях. Истинный смысл провокации – руками советских, обеспокоенных безопасностью вывода, спровоцировать «шурави» к ликвидации поселений тимури, например, массированными авиационными ударами по его кишлакам. Инициатива этой провокации исходит от командования 1-го АК, офицерский и рядовой личный состав которого – в основном местные, исторически ненавидящие племя тимури.
Поблагодарив хозяина за откровенный разговор, я осторожно спросил его, готов ли он к встрече с губернатором в Герате? Он сразу не ответил… « А если Вас лично привезет в город комбат и вернёт назад? Вы ему доверяете?» Причем накануне с комбатом мы этот вариант не обсуждали. «Да, доверяю. И если губернатор позовет, готов поехать и обсудить эти вопросы».
Назавтра я встретился с губернатором Халекъяром, который при короле до революции занимал должность министра финансов Афганистана, и согласовал дату и время встречи. В назначенный день комбат и Арбоб приехали сначала к нам на виллу, где мы за чаем ещё обговорили детали предстоящей беседы с губернатором, и когда стемнело, поехали в губернаторство. Чтобы не привлекать внимания не на БТРе, а на нашем скромном УАЗе. Они разговаривали часа два, а мы с комбатом ждали в саду. Как выяснилось, Халекъяр подготовил заранее договор о сотрудничестве и добрых намерениях. Они его подписали в двух экземплярах.
В декабре 1988 года, много позже доклада Варенникову, когда я уже сидел на чемодане, ожидая отправки на Родину, получил омерзительную информацию: командование 1АК, пригласив Арбоба в свой штаб на совещание, там же его застрелили.
Четвертый «полевой командир» Амир-Саид-Ахмад, (партия Хезб-е-Аллах), как выяснилось к тому времени, тайно сотрудничал с ХАДом, но «засветился» в банде и его казнили свои же. Остальные силы мятежников в провинции были представлены мелкими бандами и не могли создать серьезных проблем при выводе на Родину.
Возвращаю читателя в начало повествования, а точнее в кабинет Варенникова. Он терпеливо и не перебивая, выслушал мой, казалось бы, пространный доклад о работе, проделанной с «полевыми командирами», медленно перевел взгляд от карты, лежащей на массивном столе, на меня. И из-под своих чуть вздёрнутых бровей (он сидел, а я в струнку стоял рядом), глядя мне пристально снизу вверх в глаза, еще раз спросил, цитата дословная: « Ты, подполковник, уверен, что масштабных засад и обстрелов не будет? Если что, тебе это будет стоить головы». Я на одном дыхании: «Так точно, не будет». Только спустя время до меня дошло, что в случае провала моего прогноза действий моджахедов в период вывода про отделение моей головы от тела, генерал тогда в его кабинете говорил серьезно и прямым текстом.
Генерал взял черную тяжелую телефонную трубку и в неё проговорил, чтобы мой командир вошел в кабинет. Комолов появился в дверях, держа в руке моё личное дело красного цвета. Вот тогда-то генерал армии и спросил меня, готов ли я остаться на еще один год до вывода на занимаемой должности? И пошутил про невозможность «менять лошадей на переправе». Но на самом деле, видимо, хотел иметь меня под рукой…, на случай, «если что-то пойдет не так» с моим прогнозом. Как заводной солдатик я отрапортовал: «Так точно, готов довести работу до конца». Другого ответа в этом кабинете и быть не могло. И тут же он меня спросил, если остаюсь, где желал бы продолжить службу? Я был ошеломлен поворотом разговора. Моя жена была помешана на Ленинграде, я и сказал: «В Ленинграде». Он, взяв у командира моё личное дело, толстым красным карандашом (ручки на карте не было, только этот карандаш), и не соблюдая горизонтальных линий таблицы почти по диагонали на странице бланка про должности размашисто написал «Назначить на должность … в в/ч … в гор. Ленинград». До сих посмеиваюсь над собой, почему не ответил: «в Париже» или на худой конец: «в Берне»… Но как бы в итоге по известной сказке не остаться с худым корытом!
В тот этап жизни на той войне получалось всё или почти всё наилучшим образом. Но если честно, это происходило не только благодаря усилиям людей, с которыми мне повезло провоевать в Герате почти 3 года. Да, мы были подготовленной к этой работе и сплоченной командой. Но нельзя не учитывать того, что мы пользовались огромным объёмом информации, добытой и систематизированной силами офицеров, ранее входившими в состав группы «Герат». За сведения, переданные нам рабочие контакты и опыт, в том и числе кровавый – им всем искренняя благодарность.
В середине января 1989 года с пробуксовкой и не с первого захода мне все-таки удалось покинуть «родной» Герат. Пришлось дважды накрывать по случаю убытия праздничный стол, и снова приглашать людей, с которыми сотрудничал и дружил эти годы с полка, из аппарата советников, а также афганских друзей. Первая попытка получилась неудачной. Вернули из Шинданта обратно в Герат, оправдываясь, что неправильно поняли Приказ о моём назначении на должность уже в Союзе, поступившем из нашего Управления в Ташкенте. Якобы, назначение есть, а даты убытия из Афганистана указано не было. Чушь какая-то. До повторного разрешения никуда не выезжал с виллы, был, как у нас говорили, «на сохранении», пока мне повторно и окончательно не разрешили сдать должность и через Шиндант и Кабул вылететь на военный аэродром «Тузель» под Ташкентом. А дальше – в Ленинград, где давно ждала семья.
Позже связавшись со своими коллегами по группе «Герат», которые покидали Герат одними из последних, узнал, что вдоль бетонки Шиндант – Кушка, не было нанесено ни одного упреждающего бомбо-штурмового удара и «мои» полевые командиры проявили выдержку — по колоннам не прозвучало ни одного выстрела. Это исторический факт. Вдоль бетонки в восточном Афганистане, случилось и по-другому. Очень сожалею.
В свете военно-политических событий последних лет, мир увидел принципиальную разницу между нашим плавным уходом согласно плану и паническим бегством контингента войск США из Афганистана. Ими были брошены на месте сотни единиц боевой техники, в том числе современные самолеты, вертолеты, танки и бронеавтомобили, а также афганский персонал. 300 переводчиков-афганцев тут же были расстреляны Талибаном. Мы вышли строго без потерь в личном составе и боевой технике, оставив после себя дееспособный национальный госаппарат, который самостоятельно сохранял какое-то время порядок в стране. Так и было бы и дальше, но через 2 года после нашего выхода СССР демонтировали, и поставки военной техники, боеприпасов, топлива и гуманитарных грузов прекратились. Талибы вошли в Афганистан, несмотря на сопротивление афганских ВС. В гератской провинции Джумагуль Пахлаван, оказавший сопротивление талибам, погиб, другая версия – пленён и повешен ими же. Исмаил-хан, отсидел несколько месяцев в кандагарской тюрьме. Северный «Альянс», оборонял северные провинции от талибов. Была ли помощь РФ не в курсе. В состав «Альянса» входили силы и средства бывших моджахедов. Без поддержки извне «Альянс» потерпел поражение.
Санкт-Петербург
10 февраля 2024г
Замечательно! Настоящие Герои нашего времени … Большое СПАСИБО!!!