Юрий Лебедев: З-76. Виияковские перлы.

Разбирая записи в старых блокнотах, я обнаружил забавные отрывки из сочинений абитуриентов. Эти парни оступились, сдавая экзамены в Военный институт иностранных языков (ВИИЯ). Было это в далеком уже 1971 году. Это был год и моего поступления. Видимо, мои ляпы оказались не такими уж большими, поскольку в институт я все-таки поступил.
А им не повезло, но память о себе они оставили. И, по-моему, об этих ребятах можно вспоминать с доброй улыбкой.
Вот их перлы Кто и когда мне их дал, уже не помню. Но точно знаю, что эти отрывки не придуманы. Они сотворены наивными молодыми людьми, только вступающими во взрослую жизнь.

1.»Эх!», — сказал он на ломаном немецком языке».
2. Толстой делает Наташу матерью, и в этом его слабость как великого художника».
3. «Сдают паспорта, и я сдаю, мою бумбурную книжицу».
4. «В постели Павел продолжает сражаться пером».
5. «Еще в пещерах наши предки слагали песни о труде, в наше время эти песни являются народными».
6. «Среди отходов и нечистот вырисовывается простой труженик Павел Власов».
7. «Животное побежало к своим коллегам».
8. «Эти слова написаны великим советским писателем Горьким. Кстати, я являюсь земляком этого человека».
9. «Не ищет денег лишь одна жена Клеща, но и она просит вынести ее перед смертью на двор».
10. «Я земной шар чуть весь не обошел. И жизнь хороша, и жить хочется».
11. «Огромное влияние роман оказал не только на меня, но и на всю литературу».
12. «Такие люди не умирают, они воплощаются в пароходы».
13. «Человек Твардовский выполнил просьбу бойцов. Она написал поэму «Иван Бровкин на целине».
14. «В годы Великой Отечественной войны было подвигом расклеивать сводки Информбюро. А сейчас это никому и в голову не приходит».
15. «Он развелся с женой, потому что понимает, что не доживет с ней до мировой революции».
16. «Поэт чувствует себя рабочим, обделывающим людские головы».
17. «Павел Власов пил, но всегда страдал от нее».
18. «В наши дни очень трудно совершить подвиг, ведь дома с детьми горят не каждый день».
19. «Ниловна – морально падшая женщина».
20. «В старые времена читать Чернышевского было подвигом. А сейчас – читай, сколько хочешь. Тебе за это еще и спасибо скажут».

Ю.Лебедев
ВИИЯ Запад-76

С днем рождения Альма-Матер!

Уважаемые выпускники Военного института иностранных языков!

От имени Региональной общественной организации «Союз ветеранов Военного института иностранных языков» поздравляем вас и ваши семьи с нашим общим праздником–днем образования нашего института! Желаем здоровья, бодрости духа, успехов в ваших делах. Вспомните в этот день годы учебы и становления в в Военном институте, своих преподавателей и наставников. Представьте как бы сложилась ваша судьба, если бы вы не поступили в институт? ВИИЯ – это путевка в жизнь для его выпускников. Давайте поздравим своих преподавателей и однокурсников с нашим праздником! Торжественное собрание и концерт, посвященные 76-й годовщине образования ВИИЯ КА, пройдут 5-го февраля в Московском доме ветеранов войн и Вооруженных сил. Приходите!

Празднование 76-й годовщины образования ВИИЯ

Приглашаем всех выпускников ВИИЯ, ВКИМО, ВУ в пятницу 5-го февраля в 10 часов утра в Московский дом ветеранов войн и Вооруженных сил (Олимпийский проспект дом 7, кор.2). Проезд до ст. метро «Достоевская» или «Проспект мира» далее пешком. Вход свободный. Просьба оповестить свой курс.

В программе:

Сбор и регистрация, вступление в члены «Союза ветеранов ВИИЯ», получение подарков в фойе: 10.00-10.30

Показ слайдов из жизни ВИИЯ и его выпускников в зрительном зале: 10.00-10.30 Демонстрация фильма о праздновании 75-й годовщины образования ВИИЯ в зрительном зале: 10.30-11.00

Торжественное собрание : 11.00 — 12.30. Концерт: 12.30-13.30.

Дружеское общение по курсам в близлежащих кафе и ресторанах (по планам координаторов курсов).

Адреса ближайших кафе и ресторанов, где можно забронировать столики: http://www.gdebar.ru/bars/lyublinskaya/dostoevskaya

Евгений Горелый, Восток 1975. Рассказ «Нет милее дружка, как родная матушка».

Мама
Инстинкт жизни человеческого существа заставлял рваться из последних сил из тепла и уюта утробы матери, цепляясь за жизнь и борясь за нее. С дважды обвитой вокруг шеи пуповиной, уже посиневший, но еще живой, я появился на свет вовремя, но с неясной перспективой на дальнейшую жизнь. Добрый шлепок по заднему месту, и крик, как защитная реакция на боль, оповестил о рождении новой жизни, моем появлении в мире людей.
От мамы всегда исходило тепло, уверенность, защита. Радоваться мне или печалиться зависело тоже только от нее. Она все знала и все умела. Это главный человек в моей жизни, Создатель. Если подобные мысли, когда я стал осознавать себя, еще не посещали мой детский разум, то чувства благодарности и радости за то, что она есть у меня, находится рядом, испытывал всегда.
Нянька.
В счастливом младенческом возрасте, когда у меня еще молоко на губах не обсохло и мне давали соску, чтобы я не беспокоил окружающих своим громким криком, мама как-то попросила старшего сына Андрея присмотреть за мной. «Няньке» на тот момент еще не исполнилось 6 лет, а он уже умел бегло читать газеты, не всегда, правда, понимая то, о чем читал. Детский крик мешал ему сосредоточиться и познавать мир из газет. Ум у старшего брата оказался пытливый и изобретательный. И он придумал, как сделать так, чтобы я не выплевывал соску и не кричал. Когда мама, не слыша какое-то время моего крика, и, заподозрив что-то неладное, окликнула Андрея, чтобы узнать, как дела и почему вдруг наступила пугающая мертвая тишина, брат, довольный результатами проделанной работы, которая, видимо, далась ему нелегко, бодро отрапортовал: «Я все придумал. Теперь Жека больше никогда не будет кричать». Мама всегда хорошо и быстро соображала. С реакцией у нее тоже все было в порядке. Математический склад ума. Вбежав в детскую комнату, сердце екнуло. Полотенце, которым старший брат привязал соску к кровати, чтобы я ее не выплевывал, съехало мне на горло. А поскольку я рос свободолюбивым парнем, не терпел насилия и крутился, оно стало душить меня, как удавкой. Когда мама вбежала в комнату, кричать я уже не мог, только сипеть и синеть.
Жизненный опыт.
Примерно в два года, еще не пригибаясь, я спокойно ходил под стол пешком. А чтобы достать что-либо со стола, надо было поднять руки и встать на носочки. Воспоминания выхватывают самую раннюю картинку из моей и ее жизни, сохранившуюся в памяти. Вот мама гладит белье на столе, а мне хочется поиграть с ней, просунуть руку под плотную ткань, нагретую теплом утюга. Тепловая энергия нагретого металла через материю попадает на мою руку. Игра мне нравится. Я продолжаю просовывать руку под теплую ткань, хитро улыбаясь, наслаждаясь обществом мамы, затем быстро убираю ее при приближении раскаленного утюга. Понимаю опасность, но, не верю, что со мной может что-то произойти, когда рядом мама. Она просит меня не мешать гладить белье, ласково объясняет, что может случиться, если я в какой-то момент не успею убрать руку. Мне очень хочется играть. Постепенно она и сама втягивается в игру со мной. Утюг приближается, мама предупреждает об опасности, я отдергиваю руку в последний момент. Так продолжается еще несколько раз, пока я и мама не ошиблись в движениях. Раскаленный утюг и тыл кисти слегка коснулись друг друга. Резкая боль, крик, обожженная кожа. Мне обидно, что так получилось, что мама не смогла уберечь меня от утюга и фактически обожгла меня. Мал был, но мне тогда даже показалось, что сделала она это сознательно, в качестве учебы. Этот инцидент в какой-то мере на подсознательном уровне имел для меня и далеко идущий педагогический урок: полагаться следует на свои ощущения, опыт, возможности, силы. Порой, даже самые близкие люди не в состоянии что-то предотвратить, уберечь от опасности и помочь, потому что мы их не слышим, предпочитая все пропускать через собственные ощущения. Это только говорят, что дураки учатся на своих ошибках. Все люди учатся только на своих ошибках, приобретая собственный драгоценный опыт, особенно храбрецы.
Обида.
Мне было четыре года, когда я обиделся на маму. Ночью я спокойно спал сном младенца, никого не беспокоил. Вдруг увидел, как к кровати подошла мама и начала очень сильно, со злостью ее трясти. На нее это было так не похоже, ее блестящий ум не позволял ей сердиться. Она стояла у спинки кровати и трясла ее с такой яростью, что я сначала обиделся, потом испугался, а затем проснулся. Рядом никого не оказалось. Я очень обрадовался и облегченно вздохнул, что все это мне только привиделось, и я напрасно обиделся на маму. Повернувшись на другой бок, я спокойно продолжил свой сладкий сон, даже не услышал, как ночью по тревоге отец собрался и уехал на службу.
Его вызвал командующий Черноморским флотом вице-адмирал Пархоменко В.А.. А утром среди дворовых ребят разлетелась новость, что ночью взорвался линкор «Новороссийск». До 1948 г. он входил в состав итальянских ВМФ под названием «Джулио Чезаре». Я с ребятами побежал в бухту, которая находилась всего в несколько сотнях метров от дома, смотреть своими глазами, что произошло. Весь берег был усыпан оглушенной рыбой. Линкора не увидели. Вместо надстроек боевого корабля из воды торчало широкое днище, напоминающее брюхо огромного металлического чудовища.
Лечение.
С моими редкими болезнями мама легко справлялась добрым словом, умением сочувствовать и сопереживать, простейшими медицинскими процедурами. Просыпаясь ночью от боли при воспалении среднего уха, я шел в родительскую комнату к маме за утешением, лечением и исцелением. И всегда получал и утешение в виде ласковых слов, и медицинскую помощь в виде капель камфорного масла, и исцеление. Забравшись к маме в кровать бод бочок, мне становилось уютно, тепло, комфортно и безопасно. Боль быстро отступала. А я, довольный и счастливый, сразу засыпал, чтобы утром проснуться уже здоровым.
Когда простужался один из трех ее сыновей, и у него появлялась температура, мама всегда спрашивала, что вкусненького приготовить. Мы с младшим братом в ту пору предпочитали всему вкусному самую вкусную банку сгущенки, в которой быстро проделывали два отверстия, и тогда сладкое молоко легко, почти без усилий, текло к нашему удовольствию в рот. Мысли «…а как народ» — не беспокоили. Мы подозрительно быстро выздоравливали.
Мне всегда не хватало мамы. Может быть, потому что в 11 лет я захотел учиться в Ленинградском Нахимовском училище, и родители не противились моему решению. Живя большую часть времени отдельно от родителей, и, приезжая из Ленинграда в Севастополь только на каникулы, я скучал по родителям, особенно по маме. И хотя нормальное свойство памяти забывать, я до сих пор помню ее тепло, голос, улыбку, доброту, здравый ум и ребячество, неиссякаемый, безудержный оптимизм, бесстрашие и озорство.
Мордвиновка.
Мамино детство, пока жив был ее отец, проходило в основном в Мордвиновке, находившейся практически на берегу Финского залива. Это бывшее поместье графа Мордвинова. Николай Семенович Мордвинов — знаменитый русский государственный деятель, сын адмирала С. И. Мордвинова. Дом, в котором жила мамина семья, был построен из хорошего дерева. И хотя ему уже больше ста лет, он до сих пор стоит и выглядит так же, как на фотографиях 20-х годов. Это место запечатлел русский художник Шишкин в своей картине «Мордвиновские дубы». Из двух дубов уцелел только один, от второго сохранился только ствол. Мамин отец, Юлий Петрович Сташко, выпускник Петроградского университета Физико-Математического факультета Естественного отделения, с 1920 заведовавший Сельскохозяйственным техникумом и Учхозом «Мордвиново», умер в 34 летнем возрасте, в марте 1928 года, когда ей было 5 лет, старшей сестре Яне 6 лет, младшему брату Владиславу еще и двух лет не исполнилось. Особенно были трудными тридцатые годы. Выжить в тех условиях было сложно, семья фактически голодала. Помогали сестры моей бабушки, мамины тети: тетя Настя, тетя Паня(Прасковья), тетя Ксения (до революции Васса). Маме иногда приходилось жить у тети Пани недалеко от Обводного канала. Владислава отправляли к тете Ксене, на Каменноостровский проспект, муж которой, Эмиль Юрьевич Нельсон, занимал должность инструктора треста Союзмука.
Летом в Мордвиновке помимо старшей сестры Яны, которая родилась в 1921 году, на год раньше мамы и младшего брата Владислава, отдыхали двоюродные сестры: Люся, Тоня, Галя, а также дети сотрудников техникума. Компания набиралась приличная. Развлекались по-разному: часто ходили на залив купаться или устраивали какие-то игры. У сельскохозяйственного техникума был скотный двор с большим количеством коров и сеновалом, свинарник, конюшня, различный сельскохозяйственный инвентарь. В распоряжении учебного заведения имелись и опытные поля. Главной забавой детей было родео на свиньях. Как и на быках, победителем признавался тот, кому удавалось дольше всего продержаться верхом на свинье. По рассказам очевидцев, победителем в этих любительских соревнованиях неизменно выходила мама. Неважно, что иногда она падала в грязь. В глазах сверстников она оставалась героиней.
Обучение плаванию.
Когда маме было шесть лет, она уже умела плавать. Ее никто этому не учил. Полезный навык, она освоила его самостоятельно. Старше мамы на год двоюродная сестра Тоня не желала отставать и тоже очень хотела научиться держаться на воде. Мама опрометчиво пообещала научить ее плавать за один день. При Сельскохозяйственном техникуме и Учхозе «Мордвиново» находился небольшой и не очень глубокий пруд. Туда сестры и отправились. Раздевшись, мама поплыла на другой берег, показывая, как следует работать ногами и руками, как держать голову и дышать. Тоне было страшно. Однако она вида не показывала. Ей казалось, что раз ее сестра Женька переплыла 10 метровый пруд, то и она сможет это сделать. Оттолкнувшись от берега, она изо всех сил беспорядочно заработала руками и ногами и даже проплыла несколько метров. Страх сковал силы. И она стала идти ко дну, то есть тонуть. Достигнув дна, она оттолкнулась от него и вновь появилась на поверхности. Увидев сестру, невозмутимо сидящую на берегу, Тоня стала просить помощи: «Женька, помоги, я тону». Женька сидела, не шелохнувшись, быстро соображая, что делать. Сразу поняла, что если бросится на помощь сестре, будет только хуже. Спасти сестру не удастся, утонут обе. Это в планы «тренера» по обучению плаванию не входило. Тоня, заглатывая воду, в очередной раз, достигнув дна и оттолкнувшись от него, появилась на поверхности пруда и снова закричала, прося помощи. До берега оставалось всего несколько метров, она продолжала бороться за собственную жизнь, погружаясь в воду и отталкиваясь о дно. Семилетняя Женька, сидя на берегу, спокойно подбадривала Тоньку: «Жить захочешь — выплывешь». И Тонька жить захотела и выплыла. И научилась плавать за один день, как и обещала сестра.
Самообучение.
Я и сам научился держаться на воде примерно таким способом. В пятилетнем возрасте в компании старших ребят я бегал в Аполлоновую бухту в Севастополе, Аполлоновку, как мы ее тогда называли, чтобы попрыгать с единственного пирса. Плавать я тогда еще не умел, но прыгать, как другие мальчишки, хотел. И я прыгал с начала пирса на мелководье, чтобы, оттолкнувшись о дно, энергично поработав руками и ногами, проплыть пару метров и оказаться на берегу. Но вот кто-то из старших мальчишек, подзадоривая меня, спросил: «А сможешь прыгнуть с конца пирса? Не струсишь?».
Сомнения, что я смогу доплыть до берега, тревожили неокрепший разум. Точнее я знал, что до берега не доплыть и, конечно, опасался за свою жизнь. Она мне была дорога. Чувства страха смерти и самосохранения в таком юном возрасте еще не сформировались, и мне были пока не знакомы. Я решил рискнуть, потому что трусом меня еще никто не называл. Подумал, что как-нибудь обойдется, надеясь на авось и везение, что когда начну тонуть, оттолкнусь о дно и выплыву, как это я делал раньше, на мелководье. О реальной глубине воды в конце пирса я старался не задумываться, чтобы не поколебать свою решимость. Невозможно было показать слабость. Трусость представлялась чем-то постыдным, равносильной предательству. И я решился. Разбежавшись, прыгнул с конца пирса. Плюхнувшись, опустился под воду, с выпрыгивающим от адреналинового допинга сердцем благополучно всплыл на поверхность и попробовал плыть к берегу. Силы быстро закончились, я выдохся в первую минуту моих барахтаний. И тут же ощутил ужас и страх из-за осознания, что до берега не просто далеко, а очень далеко, ну, никак не дотянуть. Я стал снова искать спасительное дно, чтобы, как и задумывал в своих смелых фантазиях, от него оттолкнуться. Это я делать умел. Дно по-прежнему не прощупывалось, оно оказалось слишком глубоко, оттолкнуться от него не получилось. Пришлось возвращаться на поверхность моря к воздуху. За собственную жизнь я боролся до конца, как та лягушка, попавшая в кувшин с молоком. Страх, вползший в мое тело, сковывал движение рук и ног, но тонуть я все же не спешил. Периодически погружался под воду, надеясь найти спасительное дно, затем всплывал, продолжая медленное движение к берегу. Помощи ни у кого не просил, надеялся сам справиться. Хотя шансов доплыть до берега не оставалось из-за страха, сковывавшего мои движения. Я продолжал бороться за свою жизнь, пока это было возможно. Со стороны казалось, что я просто тону, но каждый раз мне каким-то чудом удавалось вновь оказаться на поверхности моря, а затем опять погрузиться под воду. К счастью, мои неумелые барахтанья и погружения заметил мужчина на пирсе. Мой взгляд даже зафиксировал, как он очень быстро разделся, прыгнул за мной в воду, а затем и вытащил меня на берег. Я был благодарен спасителю, хотя даже имени его не спросил. Не до того было. Мама не охала и не закатывала глаза, когда я ей рассказывал, как я прыгнул с дальнего конца пирса и все хотел достать дно, чтобы оттолкнуться от него и доплыть до берега, а мужчина подумал, что я тону, прыгнул за мной в море и вытащил меня на берег.
-Молодец, теперь ты понял, как держаться на воде и быстро научишься плавать,- просто сказала она. С того дня я действительно стал плавать гораздо увереннее, а спустя несколько дней уже прыгал, как и старшие мальчишки, с конца пирса.
Беззаботное детство.
Жизнь в Мордвиновке текла своим чередом. Жили дружно, хотя не обходилось без мелких ссор. Обычно это происходило примерно так. Мама, получив указание от старшей сестры Яны, передавала его младшему брату Владику. Несмотря на то, что он был на четыре с половиной года младше мамы, он быстро сообразил, что это несправедливо и пытался протестовать:
-Тебе было сказано, ты и делай, — отвечал он.
-Ах, так,- говорила мама,- и тут начиналась борьба за лидерство.
Однажды ей даже удалось запихнуть младшего брата под большое плетеное кресло и победно сесть на него сверху. Уже взрослыми они с удовольствием вспоминали о своих детских шалостях.
-Ты помнишь этот случай?- спрашивала мама.
-Конечно, помню,- подтверждал дядя Владя, добродушно улыбаясь.
Случаев, когда мама выручала младшего брата из беды, было немало. Так однажды они пошли в Лихтенбергский парк за цветами через немецкую колонию, а там такая же шантрапа вроде них, восьмилетние, девятилетние пацаны, пристали к пятилетнему брату и девятилетней сестре, чтобы взять их в плен и отвести в какой-то главный штаб на допрос. «Языка» было всего два, а отличиться и награду получить за «героический» поступок хотел каждый, поэтому тащили их за руки и дергали в разные стороны все «бойцы» группы захвата. Вырвалась мама из рук непонятно откуда появившегося противника и хорошенько врезала начальнику группы. На этом их пленение закончилось.
Однажды, когда младшему брату Владиславу было девять, а маме соответственно 13 лет, они решили построить собственное жилье в саду. Рядом с их домом капитально ремонтировали деревянный дом. Выброшенные старые тяжелые двери два муравья втащили в сад, поставили друг на друга, построили три стенки, затем выстроили четвертую, установили двускатную крышу из досок. Оставалось только чем-то покрыть ее, чтоб вода не попадала. Недалеко от затеянного ими строительства находился гараж какого-то флотского штаба, обслуживавшего кронштадских начальников. Там как раз ремонтировалась крыша. Когда ее залили гудроном, остался неиспользованный рулон толя. Забравшись на крышу, юные строители его экспроприировали, затем перетащили в сад и покрыли двускатную крышу своего дома толем. Они были очень довольны, можно сказать, счастливы результатом своей работы. На радостях даже печку смастерили. Неважно, что в процессе ее эксплуатации «дом» заполнился дымом, и пришлось в экстренном порядке покидать помещение, чтобы не угореть. Гордости обоим прибавил тот факт, что даже взрослые дяди, жившие по соседству, попросились там посидеть, чтобы немного попьянствовать. Летом вместе с братом ходили в одних трусах: коротко стриженые волосы, ноги в цыпках, загорелые до черноты. Никто и не подозревал, что это сестра с младшим братом. Бывало, увидят их, удивятся: «Ой, какие мальчики загорелые и хорошие». Старший «мальчик» лет до четырнадцати скорее походил на худого симпатичного парня, чем на девушку. К 15 годам все переменилось, и мама вдруг превратилась в стройную, маленькую, светловолосую девушку, с короткой пацанской стрижкой, слегка курносым носом и зелеными смешливыми глазами, в которую трудно было не влюбиться.
Ее мать, Евгения Васильевна, к своим детям, их у нее было пятеро, относилась ровно, доверительно, никогда не повышала голос, даже если, порой, они и огорчали ее своими проказами. Не сюсюкалась, но и не наказывала, даже тогда, когда они этого заслуживали. Скорее оставалась их старшим мудрым товарищем. Также относилась к нам и мама. Моя память не сохранила ни обид на маму, ни наказаний, хотя, конечно, я неоднократно расстраивал ее своим поведением. Осталось лишь обожание и невысказанная любовь.
Жизненный опыт.
Беззаботное детство и счастливая жизнь всех членов семьи неожиданно закончились ранним июльским утром страшного 1937 года. Все сладко спали и еще пребывали в утренней неге, когда мирную тишину оглушил громкий стук в дверь, и в квартиру ввалились незнакомые люди, от которых исходила угроза, а в души детей и взрослых заползал животный страх. Незнакомые люди вели себя бесцеремонно, как хозяева, что-то строго спрашивали, не вникая в ответы, и как будто что-то искали, попутно грубо разбрасывая вещи и книги. Маме сложно было понять, что происходит, ощущала лишь неприятное чувство незащищенности из-за присутствия чужих людей и невозможности что-либо изменить. Чужаки пришли арестовать Василия Васильевича Жихарева, маминого отчима. По мнению близко знавших его людей, это был светлый, добрый, обаятельный, веселый и отзывчивый человек. Общение с ним доставляло удовольствие и радость другим людям. Это была магия личности этого человека. Совсем кратко охарактеризовала его мамина двоюродная сестра Тоня, когда ей самой перевалило за девяносто лет: «Василий Васильевич был золотым человеком, зо-ло-тым, его все любили». Эти же человеческие качества на генетическом уровне каким-то таинственным образом передались и его детям Диме и Наташе, они тоже оставались золотыми людьми, затем внучкам Наде, Любе, Анне и правнукам Жене и Ивану. После окончания сельскохозяйственного техникума Василий Васильевич занимал должность главного зоотехника в Районном земельном отделе. По доносу его сослуживца Стулова его арестовали и судили как врага народа по печально известной 58 статье. В обвинительном приговоре, по которому он был осужден на 10 лет, было написано: «За случку телят, не достигших двухлетнего возраста…». Каким-то чудом до бабушки дошло одно не перлюстрированное письмо, из которого она узнала, что ее мужа страшно пытали. Сначала его отправили куда-то на восток страны, затем перевели на Кавказ, где он вскоре погиб от «воспаления легких». Его дочка Наташа родилась вскоре после его гибели. Пока жив был Василий Васильевич, все было хорошо, семья была обеспечена дровами и продуктами питания. А когда его не стало, и нечем стало топить печку, это оказалось самым тяжелым испытанием для всех. Дровами не только отапливали помещение, в дровяной печке готовили еду. Для семьи оказался очень тяжелым холодный зимний период с 1939 по 1940. Дрова закончились, взять их было негде. Потому что все близлежащие окрестности были зачищены, подходящего штакетника на заборах уже не осталось. И тогда мама с Владиком отправились пилить дерево на берег «ковша», что напротив главных ворот Нижнего сада Меньшиковского дворца. Выбрали не толстую ольху диаметром 18-20 сантиметров и начали пилить. Пила оказалась тупая. Необходимыми навыками работы с пилой мама с братом не обладали. Поэтому пилили, пилили без успеха, быстрее зубами бы перегрызли дерево. Догрызли до середины ствола, выбились из сил, бросили эту затею и ушли домой. Жить без дров было невозможно. Поэтому на следующий день они вынуждены были возвратиться на это место. Слава богу, ольха на срезе переломилась. Сломанное дерево удалось распилить поперек и погрузить на саночки. Погрузили, а вывезти их на гору сил не хватало. Повезло, что какой-то дядька проходил мимо, пожалел двух муравьев, помог затащить бревна на гору. Зимой всегда было ужасно холодно, поэтому заботиться о дровах приходилось постоянно на протяжении всей войны и блокады, которая в Ораниенбауме продлилась до 1944 года.
Маму отличали незаурядный ум и отличная память. Она быстро схватывала идеи и факты, очень много читала. Ее начитанность, порой, создавала впечатление, что она знает все. Любовь к чтению пришла не сразу, лишь лет в 12 , после того, как кто-то из тетушек подарил роман английской писательницы Шарлотты Бронте «Джейн Эйр». С тех пор и до конца жизни она не выпускала книги из рук. Все новое и интересное, публиковавшееся в толстых журналах, выходившее отдельными книгами, мамой моментально прочитывалось. Я не относил себя к страстным любителям чтения, но с удовольствием слушал, когда она, не удержавшись, начинала читать вслух. Так я познакомился с двумя романами Валентина Пикуля: «На задворках великой империи» и «Из тупика».
Взросление.
В 17 летнем возрасте произошла последняя стычка мамы с Владиком, которому на момент ссоры уже исполнилось 14 лет. Как обычно, получив от сестры распоряжение, он решил его не выполнять. Началась небольшая потасовка. В результате Владик разбил сестре нос, пошла кровь. Это был тот редкий случай, когда мама расплакалась. Как она потом ему рассказывала, плакала она не от боли, а от обиды, от понимания, что ее власть над ним с того дня закончилась. В том же 1940 году мама поступила в Ленинградский институт инженеров гражданского воздушного флота. На мандатной комиссии ее спросили, за что был арестован и осужден отчим В.В. Жихарев. Мама помнила формулировку обвинительного заключения, вот только не понимала значение ключевого слова «случка», поэтому бодро отрапортовала: «За случку телят, не достигших двухлетнего возраста». Мужчины, члены мандатной комиссии, не удержались, начали улыбаться и смеяться, женщины засмущались, а мама пребывала в полном недоумении, что могло вызвать столь неоднозначную реакцию. Поскольку настроение у членов мандатной комиссии было хорошее и веселое, маму зачислили на первый курс, который она окончила в 1941. А в преддверии Великой отечественной войны на базе института была сформирована Ленинградская военно-воздушная академия Красной армии, которую эвакуировали в город Йошкар-Олу. Мама осталась в блокадном Ленинграде.
Семейная память.
В трудные 30-е годы пострадали и другие ее родственники: мамина тетя по матери Прасковья Васильевна Иванова (Семенова), член ВКП (б) с 1918 года. Мама часто гостила у нее на ул. Тюшина. Как рассказывала мама, в 1936 году тетя работала заместителем начальника отдела пропаганды Кировского райкома ВКП (б) г. Ленинграда. После убийства С.М. Кирова 1 декабря 1934 года репрессиям подверглись десятки тысяч человек. В 1936 году товарищи по партии заблаговременно предупредили, что ее собираются арестовать. В спешном порядке ей удалось уехать на север в г. Мурманск, устроиться на работу начальником отдела труда и нормирования судоремонтных мастерских и на время избежать ареста. Спрятаться, однако, не удалось. Ее быстро нашли и в том же 1936 году арестовали. Особым совещанием при НКВД СССР осудили по статье 58-10-11 УК РСФСР (Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти …) на 5 лет исправительно-трудовых лагерей. Отбывала наказание в Севвостлаге (Колыма). Вместе с тетей выслали ее отца, маминого деда, старовера Василия Алексеевича Семенова, который проживал в квартире дочери. Когда дед отбыл наказание, он мудро решил больше не возвращаться в Ленинград и перебраться к младшему сыну Ивану, который вместе с женой и детьми к тому времени оказался в киргизском городе Ош. Дед умер своей смертью в 1945 году. Тете Пане искупить вину примерным трудом в лагере власти не позволили. Тройкой УНКВД по Дальстрою 11 мая 1938 года ее приговорили к высшей мере наказания и 10 июня того же года расстреляли. Такая же судьба постигла дядю мамы Эмиля Юрьевича Нельсона, инструктора треста Союзмука, который проживал в Ленинграде, на Кировском проспекте. Он тоже был членом ВКП (б), только с 1922 г. В августе 1935 года его осудили по статье 58-10 УК РСФСР на 3 года исправительно-трудовых лагерей. Он также отбывал наказание в Севвостлаге (Колыма). Встать на путь исправления и ему не позволили. Тройкой при УНКВД по Дальстрою в сентябре 1937 года за «контрреволюционную троцкистскую деятельность» его приговорили к высшей мере наказания и расстреляли 26 октября 1937 года. Больше повезло маминой тете Вассе (после революции Ксении) Васильевне Нельсон (Семеновой). Из-за мужа ее выслали в Красноярский край. Возможно, потому что во время гражданской войны она служила разведчицей в 1 конной армии С.М. Буденного и имела боевые награды, ее не расстреляли и перед войной даже позволили возвратиться в Ленинград. Квартиру на Кировском проспекте не вернули, но жилье все-таки предоставили. Тетя Ксения пережила ссылку и блокаду Ленинграда. Во время войны и после ее окончания жила на 3-й Советской, работала в детском саду.
В 30 годы пострадали и родственники по линии отца мамы. Тетя Гэля (Елена Петровна Сташко), младшая сестра ее отца, являлась прихожанкой храма Св. Станислава, первый раз была арестована в 20 летнем возрасте, в апреле 1932 по групповому делу католического духовенства и мирян (дело «Пронцкетис и др.»). К счастью, 20 июня 1932 г. ее освободили «за отсутствием состава преступления». После окончания Индустриально-Педагогического техникума в 1932 году, проработала в школе №35 преподавателем два года. В апреле 1934 года ее вновь арестовали. Преступление ее заключалось в том, что во время учебы в техникуме, работая преподавателем в школе, тетя Гэля в свободное время участвовала в церковном хоре католического костела. Арестовали всех молодых людей, примерно 15-20 человек, собиравшихся на спевки. Всех и осудили по ст.58-10-11 уголовного кодекса РСФСР за то, что они, якобы, « под видом спевок проводили контрреволюционные разговоры». Полученный 5 летний срок тетя Гэля отработала полностью в Ново-Ивановском отделении ИТЛ ИТК Новосибирской области и в июне 1940 году ей разрешили поселиться в г. Халтурин Кировской области, куда были высланы ее родители, мамины бабушка и дедушка: Петр Казимирович Сташко и Юстина Георгиевна (Сташко), урожденная Винч. Ссылку им отменили 15 марта 1939 года, и мамин дедушка сразу же выехал в Ленинград хлопотать о возвращении своей квартиры, в которой они проживали до ссылки. Хлопоты оказались напрасными. Квартиру вернуть не удалось. Душевные переживания привели к болезни и в 1941 году он скоропостижно скончался. Тете Гэле тоже повезло. Ее не расстреляли. В Ленинград она не вернулась, но со временем вместе с матерью переехала в Ярославль. Ее наградили медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». После войны она окончила сельскохозяйственный институт и 17 лет проработала директором Учебно-Опытного хозяйства Ярославского сельскохозяйственного техникума. А 23 сентября 1959 года постановлением Президиума Верховного суда РСФСР приговор Ленинградского областного суда от 2-4 декабря 1935 года был «отменен и делопроизводство прекращено за отсутствием состава преступления».
Будучи уже взрослым у меня как-то зашел разговор с мамой о Сталине, Ленине, Свердлове и других руководителях Советского государства, их личной роли в осуществлении массовых репрессий населения. Помню, что я был готов согласиться с ее негативной оценкой личности Сталина, Свердлова и с той информацией, которая мне тогда была недоступна. Но какие-то нелицеприятные слова в адрес вождя мирового пролетариата В.И.Ленина меня сильно покоробили. Я тогда был членом КПСС и считал Владимира Ульянова непогрешимым гением. Мама не настаивала на своем мнении, не стала меня переубеждать, просто вскользь упомянула известные ей факты. Этого было достаточно, чтобы зародить первые сомнения о личности вождей. И чем больше я узнавал подробностей об их жизни, масштабах репрессий, тем больше возмущался мой разум. И думая о тете Зосе и тете Гэле, их я хорошо знал и любил, очень жалею, что тогда не было потребности поговорить с ними на эти темы. Очевидно, мне следовало дорасти до их возраста, чтобы что-то понять и поговорить на эту тему уже без них.
Раннее путешествие.
В детстве я любил приезжать зимой в г. Ломоносов, к бабушке, где проживали и другие родственники с семьями: тетя Яна, дядя Владя, тетя Наташа, дядя Дима. Мама не колебалась, отправляя меня одного первый раз в семилетнем возрасте на поезде из Севастополя в Ленинград без сопровождающих, точно зная, что, в случае чего, я смогу за себя постоять. В конце 50-х прошлого столетия все было проще. Встречающие и провожающие могли проходить на лётное поле аэропорта прямо к трапу самолета. В поездах проводники тоже никаких документом не спрашивали. Главное, чтобы был билет. Билет у меня был. У проводника вопросов не возникло, что такой юный пассажир едет один. Соседями по купе оказались неприятная на вид и не очень доброжелательная дама с признаками раннего ожирения и ее сын примерно одного со мной возраста. На всякий случай мама все же попросила даму приглядывать за мной, оставив помимо еды пару кексов с изюмом к чаю. Деликатно оставив на время своих попутчиков, чтобы женщина могла переодеться, я вышел в коридор купейного вагона понаблюдать за пробегающим мимо пейзажем. Возвратившись в купе, глазам своим не поверил. Количество кексов таинственным образом уменьшилось, точнее они вообще исчезли. Я не верил в чудеса. А о возможности телепортации предметов в пространстве тогда еще ничего не знал. На прямо заданный вопрос семилетнего пацана взрослой тетке, куда же делись кексы, вразумительного ответа почему-то не получил. Тетка нисколько не смутилась и даже не извинилась, как будто, так и должно было быть, мол, дело житейское. Просто сообщила мне, что мои кексы схрумкал ее сын. Затем молча достала пачку печенья из своей сумки, резко, с явным недовольством, как будто это я съел их кексы, почти бросила ее на стол, предложив это неравнозначное угощение мне. Аппетит совсем отсутствовал. Я вежливо отказался. Про себя подумал: «Это мне придется за ними присматривать, чтобы остальную еду не съели и не оставили меня голодным».
Заплыв.
Любовь мамы к экспериментам, граничащим с авантюрой, была связана с ее бесстрашием, способностью рисковать, порой, ставя на карту свою жизнь и жизнь близких людей. Это компенсировалось удачей, которая сопутствовала ей во всех делах и начинаниях.
В девятилетнем возрасте я плавал уже прилично и на более длинные дистанции. Отдыхая как-то с родителями на пляже «Омега» в севастопольской бухте Круглая, в том месте, где до противоположного берега 800 метров, мама вдруг предложила: «Жека, а ты бы смог переплыть эту бухту туда и обратно? Я бы смогла. Поплыли?».
Мне ничего не оставалось, как поддержать ее порыв и предложение: «Поплыли. Если устанем, мы ведь сможем отдохнуть на спине». Я не считал, что плаваю хуже мамы. На такие расстояния заплывы еще не совершал, видимо, потому, что никто не предлагал. А тут поступило предложение от мамы. К тому времени я даже получил какой-то юношеский разряд по плаванию. От небольшой авантюры нас никто не отговаривал, как будто мы совершали нечто подобное ежедневно. Да это было и невозможно, если мама принимала решение. И мы поплыли, не торопясь, вольным стилем брасс. Где-то на середине бухты, заметив, что я немного отстал, мама предложила взяться за ее плечи и работать только ногами. Это была скорее моральная поддержка, призванная меня подбодрить. И я сразу почувствовал, чем понял, что способен проплыть в 10 раз больше, когда рядом главный человек в моей жизни.
Мотоцикл.
В начале шестидесятых в стране чувствовалось оживление во всех сферах жизни: науке, экономике, промышленности, искусстве, литературе. Старший брат Андрей продолжал много читать. В силу своего юного возраста он пытался анализировать и делать выводы из прочитанного материала, не всегда правильные и адекватные. В 16 лет он мудро решил, что в век автоматизации и кибернетики, когда людям нужно будет только кнопки нажимать, учиться совсем не обязательно. Забрал документы из средней школы, в которой он учился, и пошел работать на военный судоремонтный завод слесарем, как он тогда шутил, слесарем-гинекологом. Гинекологом впоследствии не стал, но хирург получился. А поскольку начальником завода был однокурсник отца по Высшему военно-морскому инженерному училищу имени Ф. Э. Дзержинского, а начальником цеха — друг семьи, о его поступке быстро стало известно родителям. Мама в отличие от отца не стала сильно переживать из-за случившегося. Внимательно выслушала сына, поинтересовалась, собирается ли он продолжить учебу в будущем и, получив утвердительный ответ, согласилась с резонами Андрея и убедила отца, что работа на заводе сыну не повредит, а только пойдет на пользу.
Вскоре, на деньги, честно заработанные на заводе, он приобрел мотоцикл, о котором давно мечтал, но никому не рассказывал. Мама стала первой, кто решил испытать его в деле по близлежащим дворовым территориям. Водительского удостоверения на управление мотоциклом ни у мамы, ни у Андрея не было. Зато имелось желание управлять новой машиной и получать удовольствие. Андрей лишь успел объяснить маме, где находятся ручки сцепления и газа, и мотоцикл рванул с места. Затем мама сбросила газ и стала наматывать круги по дворам. Дворовые ребята и взрослые с интересом наблюдали, чем закончится это фигурное катание по дворам. Проезжая в очередной раз мимо толпы зевак, мама крикнула сыну: «Андрей, как его остановить?». Андрей попытался объяснить, где находится педаль тормоза, но мама уже пролетела мимо, уйдя на следующий круг. Это был волнующий момент, я сильно переживал за маму, не понимая, чем такая езда может закончиться. Маневрируя между домами, не зная, как остановить железного коня, решила больше не испытывать судьбу и катапультироваться. Найдя прямое место, где не было людей, она на ходу, как цирковой артист, изящно и легко соскочила с мотоцикла, даже не упав, предоставив ему возможность еще некоторое время двигаться в заданном направлении, а затем завалиться набок, ничего не повредив.
«Москвич».
Мама все делала хорошо, легко, с определенной долей артистизма. Как только страна освоила выпуск новых автомобилей «Москвич», родители были одними из первых, кто приобрел это последнее достижение советского автопрома. С первого раза сдав экзамен на получение водительских прав, мама очень быстро перешла из разряда пешеходов в разряд автолюбителей. Отцу сдавать ничего не пришлось. Его подчиненные просто выписали ему профессиональные права 1 класса. Но он особо и не стремился водить «Москвич», предпочитая перемещаться на служебных автомобилях. При виде своего железного друга у мамы радостно загорались глаза, и поднималось настроение, не говоря о том, что она получала удовольствие от самого процесса вождения и осознания, что она одна из немногих женщин в городе, которые управляют личными автомобилями наравне с мужчинами. Однажды она лишилась прав. Их не отобрали, а просто украли, когда в очередной раз она беспечно оставила документы в машине. Пришлось ехать из Севастополя в Симферополь на пересдачу и получение дубликата. С собой за компанию она взяла подругу, а отец разрешил одному из своих водителей, который до службы являлся чемпионом Ленинграда и Ленинградской области по мотоспорту, их сопровождать, а заодно и попытаться возвратить свои права, отобранные в Крыму незадолго до призыва в армию. На полпути между Севастополем и Симферополем подруга, уверовав, что мама классно водит машину, и они благополучно доберутся до места, вдруг начала ее хвалить за мастерство вождения. Мама воодушевилась похвалой и слегка прибавила газу. Дорога оставалась скользкой, местами гололед. Никакой шипованной резины в то время еще не существовало. А тут вдруг навстречу выскочил одинокий грузовик, который после торможения на скользкой дороге, вел себя так, как будто за рулем находился сильно пьяный шофер. Водитель явно не мог справиться с управлением. Его заносило то влево на полосу встречного движения, то вправо, а расстояние между двумя автомобилями резко и неуклонно сокращалось. Естественная реакция в таких случаях нажать на тормоз, а не пытаться проскочить мимо шатающегося из стороны в сторону грузовика, несущегося на приличной скорости. При лобовом столкновении шансов остаться в живых при отсутствии ремней безопасности и подголовников оставалось мало, точнее их вообще не оставалось. Мама нажала на тормоз, и в следующую секунду ее «Москвич» тоже стал неуправляемым. Столкновение с грузовиком становилось неизбежным. Помогла реакция бывшего гонщика и чемпиона Ленинграда и Ленинградской области Кости, который буквально за секунду до аварии помог маме свернуть и въехать в кювет. Машина перевернулась через крышу, а затем, как неваляшка, ванька-встанька, встала на колеса. «Москвич» пострадал больше всех, спасая людей. Пассажиры и водитель отделались испугом и мелкими ушибами. Все вылезали через разбитое лобовое стекло. Когда доложили отцу о случившемся, он лишь спросил: «Все живы»? Услышав утвердительный ответ, радостно добавил: «Слава богу! А железа в России много».
Семеновка.
В 1958 году на «Москвиче» мы всей семьей совершили поездку в Москву к тете Зосе и на родину отца, в Семеновку, Черниговской области. Стояло жаркое лето. Дороги оставались пустыми. Ночлег под открытым небом выбирали по принципу красоты окружающей природы. Бензозаправочных станций было очень мало, правильнее сказать, они вообще отсутствовали в сегодняшнем понимании этого слова. Бензин приходилось приобретать у водителей грузовых машин на обочине дорог. Как-то в сумерках, когда семья уже готовилась к отдыху, оставалось только пополнить бак топливом, чтобы с рассветом продолжить путешествие, водитель остановившегося грузовика нас пожалел, сообщив, что в этом районе орудует шайка дорожных грабителей и лучше нам быстрее убираться отсюда. Нас не пришлось уговаривать. Через 10 минут мы уже двигались в поисках нового места для ночлега. Районный центр Семеновка, куда мы все же благополучно добрались, в то время поразил меня своими соломенными крышами домов. Тогда мне казалось, что это признак чудовищной бедности жителей, что частично было справедливо. И только в 1994 году, 37 лет спустя, увидев соломенные крыши в окрестностях Гамбурга, понял, что эти экологичные крыши могут позволить себе иметь только очень богатые люди. Один из походов в лес за грибами однажды чуть не закончился трагически для семьи. Из близлежащего соснового бора я с родителями и старшим братом выходили с полными ведрами белых грибов. Мне было 7 лет от роду, я сильно устал, хотел быстрее добраться до дома, поэтому плелся последним, еле передвигая ноги, после старшего брата и родителей, неся в руках маленькую корзинку. Перед нами было пшеничное поле, за ним — гречишное, справа — небольшая хвойная роща. Короткий путь лежал через поле. Отец тут же заявил, что через поле идти нельзя, что по закону от 7 августа 1932 года за потраву и хищение хотя бы трех колосков с колхозного поля грозит расстрел с конфискацией имущества. Слова отца всерьез никто не воспринял, даже стали улыбаться. Настроение поднялось. Все-таки на дворе стоял уже 1958 год. Тогда мне трудно было понять, что в отце еще жила память тех страшных трагических событий начала 30-х годов, свидетелем которых он оказался, когда люди голодали и их расстреливали за 3 колоска. Неудивительно, что он помнил этот закон. Мама рассеяла все сомнения, просто сказав, что закон давно утратил силу, иначе бы до сих пор людей расстреливали, и что мы пойдем, на всякий случай, вдоль небольшого оврага, протянувшегося по полю. Только мы тронулись, где-то вдалеке, справа, там находилась хвойная роща, закричал какой-то странный человек: «В хвойник, в хвойник!». Зачем и почему он кричал и размахивал руками, оставалось загадкой. Нам нужно было в другую сторону. И мы продолжили свой путь вдоль поля и неглубокого оврага. Я тащился последним, но первым почувствовал резкую обжигающую боль в голове, затем уколы в руку и шею. Впереди идущие старший брат и родители сначала не поняли, почему я кричу и размахиваю руками. Через секунду и им стало понятно, что нас атаковал рой пчел, маршрут которого к гречишному полю пролегал как раз там, где мы шли. Странным человеком оказался пасечник, который пытался предупредить нас об опасности. Мама успела крикнуть отцу: «Спасай Жеку». Тут же высыпала грибы из ведер, надела старшему сыну и себе их на голову, и они залегли в пшеничном поле. Отец схватил меня, закрыл своим телом и тоже упал в пшеничное поле, совершенно забыв о законе от 7 августа 1932 года. Несколько дней я пролежал в бреду. Мама и бабушка, мать отца, Евгения Петровна, сменяя друг друга, отпаивали меня разными лечебными травами, пока я не пришел в себя.
Пифос.
Младший сын Юлий — заядлый аквалангист, то есть дайвер, как сейчас говорят, долгие годы лелеял мечту — идею отыскать на дне Черного моря не обломки пифоса, их у него было много, а целую, неповрежденную древнегреческую амфору для масла, вина, зерна и других целей. Когда долго мечтаешь и страстно желаешь чего-либо, мечты всегда сбываются. Это известно. Его многолетние усилия и поиски, наконец, тоже увенчались успехом. Предмет его вожделения материализовался недалеко от подводной скалы на глубине 12-14 метров. Он даже сначала не поверил своим глазам из-за колоний мидий, прикрепившихся к корпусу сосуда и изменивших его форму. Двухметровый древнегреческий пифос, лежавший у скалы, определенно представлял историческую ценность, особенно если там внутри, как он мечтал, обнаружатся несметные сокровища. Ни с первой, ни со второй попытки оторвать от грунта чудо древних мастеров не удалось. «Не иначе слитки золота или золотые монеты, а еще лучше драгоценные камни»,- подумал подводный исследователь. Это радовало. Но то обстоятельство, что с места самому сосуд сдвинуть не удалось и придется обращаться за помощью, опечалило, потому что предполагало делиться сокровищем с помощниками. Чтобы не привлекать посторонних, что было бы неразумно, рассказал о своей находке братьям. Это было благоразумно с его стороны, поскольку сокровища оставались в семье. И уже следующим вечером, когда берег моря обезлюдил, братья спустились к драгоценной находке на дно моря уже втроем. Сдвинуть сосуд с места удалось, но оттащить его к берегу не представлялось никакой возможности. Золото и драгоценности оказались слишком тяжелы. Домой опять возвратились, не солоно хлебавши.
И тогда мама возглавила операцию по подъему пифоса с сокровищами. И никто уже не сомневался в ее успехе. Ведь она была заводилой в семье, любила шутки и розыгрыши, острые ощущения и авантюры. Сыновья обожали ее и слушались беспрекословно. В качестве понтонов для поднятия сокровищ она предложила воспользоваться идеей супруга, использовать пластиковые бочки. Во время подводных работ сыновей она оставалась на надувном плотике на поверхности моря. Надев маску и трубку, наблюдала за их действиями сверху, при необходимости, давая указания жестами. Когда воду из самодельных понтонов выдавили с помощью сжатого воздуха, они устремились кверху, увлекая за собой и древнегреческую амфору. Осторожно, чтобы не повредить, братья медленно отбуксировали ее к берегу. Солнце уже клонилось к закату, но на берегу еще оставались люди. Они бы обязательно сбежались поглазеть на несметные сокровища. Надо было запастись терпением и ждать, когда берег опустеет. Когда, наконец, последний любитель ночного купания растворился в наступивших сумерках, можно было спокойно приступать к дележу сокровищ. Сосуд выглядел внушительно, настоящее произведение искусства. И все дружно, но осторожно, чтобы не повредить амфору, приступили к сбиванию камнями мидий и многовековых отложений с корпуса, чтобы он предстал в первозданном виде, каким создал его древнегреческий мастер несколько тысячелетий назад. Ритмичный стук подручными средствами о корпус входил в резонанс с красотой южной ночи и тишины берега Черного моря, оскорблял слух людей этого сказочного места. Нужно было быстрее закончить эту неблагодарную работу, а потом мечтать, наслаждаться природой и тишиной, нарушаемой только звуками цикад.
Юлий, который воспользовался для очистки сосуда своей игрушкой и гордостью, итальянским ножом диверсанта-подводника, быстрее всех добрался до корпуса. И очень обрадовался, когда пифос оказался металлическим. Таких экземпляров не было даже в Херсонесском историко-археологическом музее-заповеднике. Продолжая соскабливать прилипших к корпусу моллюсков, он уже прикидывал в уме, на что потратит несметные сокровища, находящиеся внутри. Несмотря на сгустившуюся темноту, он смог различить на очищенном корпусе какую-то надпись явно не греческого происхождения: «Nur gegen Handelschiffe».
Знаний немецкого языка участников экспедиции вполне хватило, чтобы перевести: «Только против торговых судов». Пугаться уже было поздно. Следовало собираться с мыслями и, не мешкая, уносить ноги подальше от 1000 кг авиационной бомбы, спасать свои жизни. Грузились в машину быстро, в философском молчании. Перед отъездом мама настояла изготовить из подручных средств надпись: «Осторожно бомба», чтобы другие искатели приключений не перепутали и не стали очищать от мидий «древнегреческий пифос». После звонка в милицию никакой реакции не последовало. Лишь спустя несколько дней во время учений на Черноморском флоте приехали саперы и увезли, а затем обезвредили авиационную бомбу.
Ораниенбаумский плацдарм.
Это было напоминание о прошедшей войне. Мама ее встретила в Ораниенбауме, на Ораниенбаумском плацдарме, который в годы войны ленинградцы называли по-другому: Малая земля, Пятачок смерти, Рамбовский пятачок, Таменгонтская республика, Приморский плацдарм, Лебежинская республика. Название Ораниенбаумский плацдарм, протянувшийся вдоль берега Финского залива по фронту от Копорской губы до Старого Петергофа примерно на 65 км и имевший максимальную глубину 25 км, связано с созданием в 1963 году Совета ветеранов Ораниенбаумского плацдарма.
Интенсивные бомбежки и обстрелы начались в сентябре: по 3–4 раза в день, иногда доходили до десяти раз. Помимо военных объектов под обстрел и бомбежки часто попадали гражданские. Уже в сентябре дом, где жила семья, сильно пострадал от осколков снарядов и мин. Рядом находился особый отдел. Утром 12 сентября 1941 года при конвоировании на гауптвахту от них сбежал немецкий шпион. А уже в 2-00 ночи 13 сентября начался массированный обстрел особого отдела. По дому, в котором он находился, было выпущено 12 мин и снарядов. В квартире, в которой жила мама, были выбиты все стекла, мебель и стены иссечены осколками. По счастливой случайности из шестерых человек маминой семьи никто не пострадал. Пришлось забить окна досками, старыми одеялами и матрасами, чтобы не замерзнуть. В этой квартире семья прожила до января 1942 год, а оттуда перебралась в квартиру в деревянном доме без удобств на углу ул. Ленинской и Комсомола. В декабре 1942 года, когда мама уже была замужем за моим отцом, начальником судоремонтных мастерских, подобная учесть постигла и деревянный дом. Обстрел начался вечером, когда все домочадцы были в сборе. Снаряд угодил в угол дома с противоположной стороны, где тогда никто не жил. Угол разнесло в щепки, но дом устоял. Прямо перед окнами на улице упал второй снаряд. От него еще долго оставалась воронка.
Если Ленинград все-таки снабжался через «Дорогу жизни» по Ладожскому озеру, то в Ораниенбаум можно было попасть только по Финскому заливу, т.е. он находился в двойной блокаде. Летом, когда стояли белые ночи, ни одно судно не могло пройти. Немцы закрепились в Петергофе и с берега просматривали и простреливали залив. В 1943 году блокада Ленинграда была прорвана, а Ораниенбаум продолжал оставаться в блокаде до 1944 года. Зимой дорога жизни для Ораниенбаумского плацдарма проходила по льду Финского залива. Однажды, морозной ночью 1942 года, тогда мама работала в исполкоме Ораниенбаума, ей пришлось доставлять какие-то документы в Ленинград. Добиралась она пешком по льду из Малой Ижоры в Кронштадт, затем — до Лисьего носа, а оттуда до Ленинграда. До сих пор остается загадкой, как можно было проделать тот путь в оба конца в морозный и голодный 1942 год. Ночевала она в Ленинграде у одной из своих тетушек по материнской линии, тети Марфы (после революции — Марина Васильевна Иванова), муж которой, дядя Володя, от голода и слабости уже не мог ходить, только сидеть и думать о еде. Жили они тогда на 1 линии Васильевского острова. Дядя только руками шевелил. Из-за голода у него помутился рассудок. Сидя в кресле, он точил кухонный нож, периодически обращался к жене и просил: «Мара, давай зарежем Галку (мамину двоюродную сестру) и съедим. Каннибалом он стать не успел, точнее не смог из-за слабости и вскоре умер от голода.
Во время войны моя бабушка, Евгения Васильевна Сташко, курила. Провожая маму в пеший поход в Ленинград, попросила ее обменять там выкроенный из своего скудного пайка хлеб на папиросы. По совету добрых людей, мама отправилась в место, где обычно происходил обмен продуктов на вещи, драгоценности, папиросы. В сгустившихся сумерках короткого пасмурного зимнего дня она заблудилась, стала спрашивать дорогу у проходящей мимо женщины. Та на секунду остановилась, оглядела маму, пожалела и сказала: «Красавица, уносила бы ты ноги отсюда быстрее, коль живой остаться хочешь. Место тут страшное, гиблое. Людей здесь убивают, а их мясо затем на базаре продают». Сердце у мамы бешено застучало от страха, а ноги сами уносили от этого жуткого места. Страх сыграл добрую шутку, прибавил маме силы, — уже не так чувствовалась нечеловеческая усталость,- помог благополучно возвратиться домой. Вообще мама была очень везучей, могла найти выход из любой неприятной ситуации и никогда не унывала, всю жизнь, оставаясь оптимисткой.
Ответственность по доставке продуктов для семьи лежала на Владике. Ему приходилось вставать очень рано, чтобы к пяти часам утра быть уже у магазина. Укутавшись от мороза в теплую одежду, он брел в темноте занимать очередь за продуктами. За все время блокады ему ни разу не удалось быть первым в очереди, как он ни старался, потому что женщины занимали очередь с ночи. Немцы хорошо знали, когда начинали выдавать продукты, потому что в 8 часов утра по всем магазинам, где собирались люди в очереди, они давали залпы из минометов или артиллерийских орудий. Люди из очереди разбегались по подворотням. Иногда были раненые или убитые. После окончания артиллерийского обстрела все возвращались на прежние места, быстро выясняли, кто за кем стоял, кого ранило, кого убило, и очередь восстанавливалась. Если он занимал очередь в 5 часов утра, то к 12 часам мог получить свою норму хлеба. Поскольку в магазин запускали партиями, определенное количество людей, самое главное было попасть внутрь, где было тепло. Там стоять в очереди было легче и приятней.
Как-то мама с братом бежали на работу и вместе попали под мощнейший артиллерийский обстрел, который застал их на открытом месте. До здания, за стенами которого, казалось, можно было укрыться, предстояло еще добежать. И они пустились во весь опор. Снаряды рвались и спереди, и сзади. Владик вовремя услышал крик сестры: «Ложись». Они залегли. Один снаряд пролетел мимо них, мина тоже мимо пролетела, взорвавшись рядом, осыпав комьями земли. Казалось, вроде, все стихло. Они вскочили и побежали к зданию, куда их гнал инстинкт самосохранения, где, по их мнению, можно было укрыться и переждать обстрел. Как только они поднялись, чтобы преодолеть оставшееся расстояние, начался новый обстрел. Опять залегли. И так несколько раз пока, в конце концов, не добежали до спасительных стен здания, где смогли укрыться.
Ораниенбаум находился совсем рядом с передовой. Если напрямую, то в некоторых местах линия фронта проходила в трех-четырех километрах, даже ближе, поэтому город немцы обстреливали практически из всех видов оружия, даже с взводных минометов. Несколько раз Владик вместе с преподавателем немецкого языка Николаем Петровичем, у которого была бронь от службы в армии, ходил зимой на передовую выкапывать убитых лошадей. В общей сложности за время блокады семья съела три лошадиных головы и одного кота. От голода много людей погибло. В самое тяжелое и голодное время в семье как-то даже прикидывали, кто за кем умрет: первая — самая маленькая Наташа, потом Дима, Владислав, затем их мама, моя бабушка, последними — старшие сестры Женя и Яна. К счастью, все члены семьи выжили. Кроме маминой годовалой дочки Ирины, которая родилась в блокаду Ленинграда и в 1943 году умерла от диспепсии.
Не только домочадцы, но и сама мама знала, какими неисчерпаемыми запасами энергии и обаяния она обладала, легко приспосабливаясь к новым, порой, неимоверно тяжелым условиям. Во время и после войны работала: заведующей сектором учета ГК ВЛКСМ г. Ораниенбаума, контролером К.У.Б. при Ораниенбаумском исполкоме, счетоводом в Военно-Морском госпитале, лаборантом в Санитарно-эпидемиологической станции, преподавателем в школе, директором клуба. Ей все было интересно, поэтому она постоянно читала и училась. Совершенно не умела находиться без дела. Окончила курсы кройки и шитья, садоводства, пчеловодства, домоводства. Ее энергия и обаяние определяли настроение семьи. Она любила делать подарки, это доставляло ей радость и удовольствие. Все принадлежащие ей ценные вещи раздарила при жизни. Как она любила говорить: «Из теплых рук». Мама обладала прекрасным чувством юмора вкупе с обостренным чувством справедливости. Ее отличало ровное отношение к родственникам, поэтому казалось, что она лишена привязанности к ним. До преклонного возраста она оставалась любительницей розыгрышей, сохраняя живую улыбку и красоту пожилого человека.
Уход.
В один из моих приездов в Севастополь, мама как-то спросила меня: «Жека, ты боишься смерти?». Вопрос был неожиданным и застал меня врасплох. Я не сразу ответил, пытаясь представить, какая она смерть, как будет продолжаться жизнь без меня. Представить не получалось. Молодая жена, маленькие дети. Умирать не то, чтобы было страшно, не хотелось из-за незаконченности многих дел. Поэтому я тогда сказал что-то вроде: « Я не задумывался над этим вопросом, наверно, еще не готов, поэтому боюсь». Мама ответила: «Мне не страшно». Мне тогда не совсем понятен был ее ответ. Так получилось, что в преклонном возрасте она поранила ногу, а из-за диабета у нее началась гангрена. Дважды ей делали операцию, ампутировали ногу. Она мужественно переносила физические страдания, особо не жалуясь, оставаясь доброжелательной, с живым приятным голосом, ясным умом и прекрасной памятью. И хотя из-за болезни уже плохо видела, продолжала читать с помощью лупы. После операции прошло несколько лет. Когда здоровье у мамы резко ухудшилось, позвонил младший брат Юлий, сообщил, что врачи считают, что ее болезни не совместимы с жизнью, что она проживет еще максимум несколько дней. Я вылетел в Севастополь, хотя был уверен, что врачи ошибаются, что я, лекарь в прошлой жизни, лучше знаю, сколько маме осталось жить. Месяца через четыре моя супруга сказала: «Зачем ты ее держишь, она ведь страдает, отпусти ее». Решение оказалось трудным. Я написал маме свое последнее, фактически прощальное письмо, вложив в него всю нежность и любовь, все тепло, которое всегда питал к ней. Она ответила на письмо благодарностью по телефону. И через несколько дней ее не стало.
Много позже, когда я сам приблизился к маминому возрасту, я понял, что человек уходит, когда его ничто и никто не держит на этом свете, когда он сам решает, что пора уходить.

Рассказ Свирида Я.В. об истории казарм Астраханского полка в Лефортово

Предлагаем вниманию посетителей нашего сайта фрагмент беседы Логинова Евгения со Свиридой Яковом, которому был вручен календарь ВИИЯ . Речь шла об истории казарм Астразанского гренадерского полка, в которых расположился ВИИЯ КА в 1944-м году.

podoprigora

Борис Подопригора, Восток 1978. Прибалтийский январь 1991-го двадцать пять лет спустя

Борис Подопригора, литератор, в 1991 году офицер Прибалтийского военного округа

Сегодняшние размышления над тогдашними цитатами

25 лет назад казалось, что Советский Союза легче сохранить, чем довести дело до его распада. За этим стояло, прежде всего, восприятие событий изнутри. Но сегодня, перелистывая прибалтийский блокнот 91-го года, не только отделяешь Правду Времени от правды эпизода, но размышляешь над уроками.

Когда было ещё не поздно?

В конце 1990 года в советской повестке дня значились, во-первых, социально-хозяйственная оптимизация жизни населения в условиях трёх-, а потом и пятикратного роста цен на продукты. Во-вторых, сдерживание взаимно ожесточённых националистических и просоветских сил. Первые шли напролом, а вторые, как многие считали, по меньшей мере, поддавались на провокации. В обострении их уличного противостояния усматривалась главная угроза для стабильности страны. Риск её распада не то чтобы недооценивался, но каждый день ставил локальные задачи: «Представители 9 предприятий Риги с численностью персонала от 500 чел. предложили укрепить /«советский»/ Интерфронт рабочими дружинами общей численностью от 3 до 5 тысяч человек… 489 рижан (все — призыва 1 категории) готовы вступить в формирования народного ополчения… Из них лиц латышской национальности — 142, русских — 51, назвали себя гражданами СССР — 284(!) … 

Правда, некоторые, прежде всего, общественные защитники Союза утверждали, что на встрече в Рейкьявике Рейган предъявил Горбачёву компромат против него такой силы, что сдача Прибалтики становилась едва ли не главным условием сохранения им власти над остальным Союзом. Приводились по-разному аргументированные предупреждения о реализации Западом плана отделения Прибалтики к осени 1991 года. Этим планом, якобы, закладывались три взаимодополняющих модели. Литовская — преимущественно по законодательному выходу из Союза с опорой на психологический террор против его защитников. Латвийская — через провоцирование «народного гнева», прежде всего, против силовиков. Эстонская — нацеленная на межэтнический взрыв, не исключавшая резонансных терактов от имени русскоязычных «оккупантов». Эти предупреждения казались столь же запальчивыми, что и требования националистов. На практике же изначальное сдерживание просоветских сил развязывало руки их антиподам.

Прибалтийскую хронику можно разделить на два условных периода: до «кровавого января» и после. Приведём факт, на наш взгляд, ключевой. В конце марта Москве доложены цифры, сколько бы в этих республиках проголосовало за Союз, если бы республиканские власти пошли на референдум: «Против отделения от Москвы высказались бы: в Литве — 21.7 процента, в Латвии — 35.8, Эстонии — 23.8». Уже после ГКЧП ответственные за мониторинг в Латвии и Литве признали, что эти показатели были занижены процентов на 10 — ради сгущения красок: принимайте, мол, экстренные меры, иначе Прибалтику не удержать. При любом их «прочтении» эти цифры характеризуют расклад сил на пике агрессивно-митингового негатива к Москве после «кровавого января» в Вильнюсе и Риге. Впрочем, как сказано в источнике, — «без учета мнений в коллективах с устойчивым советским настроем». А, ведь, на рубеже 1990-91 гг. «по подтверждённым данным, число активных сторонников независимости в Риге не превышает 12-15 проц. горожан, в Вильнюсе — до 20 проц. Число им пассивно сочувствующих — сопоставимое. За пределами столиц националистические настроения публично не проявляются».

Вопросы возникли, конечно же, после. Например, такие: как учло государство «декабрьскую» волю большинства и не слишком ли оно осторожничало с созданием антисепаратистского заслона?

Всполохи над болотом

Наиболее адекватный перевод литовского слова «саюдис» — всполох. Так называлась главная антисоветская сила в Литве. Что же ей, а заодно латвийскому Народному фронту противопоставила Москва? — Внутренне противоречивые, а порой и абсурдные резолюции типа: «исполнить при наличии условий», «работу проводить неуклонно, но при гарантированном результате», «для преодоления нездоровых настроений шире опираться на «Движение за перестройку — Саюдис». А после январских кровопролитий — «сделать центром идеологической работы приближающийся День Советской Армии». Несмотря на «августейшую» подпись под телеграммой, просоветский лидер Литвы Бурокявичюс открыто назвал её автора «чудаком» — заменив первую букву на инициал подписавшего. Над душевным смятением, поиском меньшего из зол, жизненным опытом тех, кто ещё мог что-то изменить, витало не прописанное, но проступавшее сквозь бумагу: «пусть идет, как идет, но если что — спуску не будет».

Двуликая и вязкая политическая элита, прежде всего, Риги, да и Вильнюса во многом состояла из функционеров, ждавших, когда с разрушительным местным двоевластием справится Москва, а ни они сами. Поэтому «верный ленинец» из латвийского ЦК, инструктируя пополнение рядов КПСС, объяснял, что перестройка — это «путь к распаду империи, ибо не может же Москва устанавливать цены на рижские торты» — такая, вот, диалектика! Попутно заметим, что в той же Латвии, в отличие от Литвы и Эстонии, партбилеты выдавались ещё и в июне 1991 года. Как ритуальное свидетельство «зрелости» гражданина теперь уже «свободной страны». Потому и лидеры «полунезависимой» в условиях 1991 года Латвии не в самом узком кругу намекали не только на «продолжение дела красных латышских стрелков», но и на приверженность «чекистской платформе». Как говорится, на всякий пожарный…

Подтверждать ли всё это имёнами? Остановимся на формуле: никому задним числом не мстить, но и кошку называть кошкой. В оценке же деятельных защитников Союза тем более проявим деликатность. Тем более что эпически ещё не раскрыта жизненная драма многих обладателей фамилий на «-ис» и «-чюс», кто до сих пор не может навестить даже могилу матери.

А тогда? Едва ли не единственным «непримиримым» борцом за независимость выступал литовец Ландсбергис с верхушкой «Саюдиса». В Латвии таких, как он, скорее всего, не было вообще. Сквозная для советской стороны проблема состояла в дефиците не номенклатурных лидеров. Возможно, на эту роль подходили — в Литве непререкаемо харизматичный глава Шальчининкайского района Высоцкий. В Латвии, в частности, — актриса Артмане. С первым откровенно тянули из-за его польских корней, но главное — из-за его открытого выпада против Горбачёва. А вторую — националисты «вовремя» подставили какой-то историей с сыном-художником. В пику ей они же назначили министром культуры не менее известного Паулса.

Его роль, по крайней мере, на пике противостояния сводилась к посредничеству между Москвой и Ригой. Ему, всесоюзно взращённому маэстро, приходилось на голубом глазу доказывать историческую — присно и во веки веков — вину первой перед второй. Не без его подачи прибалтийские, а потом и прочие националисты нашли врага «всего живого». Это — «Красная армия и её клевреты», характеризуемые «народными» виршами рижского января 1991 года: «Московский доблестный ОМОН!/ Из дефективных собран он./ Дебилы все собрались там/ И по уму и по мордам…» Увы, с этим дружно соглашались и заезжие российские VIP-«демократы». Зачитаем из блокнота диалог, обращенный, как выяснилось, в будущее: «Товарищ депутат, Вы только что скандировали: «Россия — с вами. Коммунистов — под суд. Оккупантов — вон». Кого вы имели в виду?» — «Советскую Армию — главного рассадника коммунизма». — «Куда же им идти — в Россию? Чтобы усилить там коммунистов?» — «Вы откуда?» — «Из Ленинграда». — (шутливо) «Вам — по секрету: эх, если бы маленькая война… где-нибудь на Кавказе. Ею бы и занялись. Что тут толкаться?» Когда же вильнюсская афиша Дольского, под которой собирались радетели «нашей и вашей свободы», стала символом окончательного разрыва «масс» со «сталинскими вертухаями», вопросы возникли уже не прибалтийского масштаба и не отдельно проклятого 1991 года:

Из кого у нас выстраивается иерархия государевых мужей и кто обещает, что они воистину государевы? Каково должно быть соотношение между творцами государевых дел и их исполнителями? Только ли «революционная смердяковщина» подвигла перестроечных «прорабов» в очередной раз «разрушить всё до основанья»? А затем? В чём состоит роль «государевой стражи» — в защите Отечества или в «громоотводе» на случай их принародного раскаяния? Наконец, кому и с каким нравственным охватом служит творческое сообщество страны — ей или кухонному, теперь — киберпространству?

«Дело прочно, когда под ним струится кровь»

Вопрос «быть или не быть?» с самого начала был круто замешан на теме «неизбежного кровопролития, замышляемого Москвой против борцов за свободу». Тогда же Москву предупреждали: «В условиях зыбкого равновесия — главное — исключить кровь». Сторонники независимости, памятуя о том, что «дело прочно, когда под ним струится кровь», ее жаждали как главный мобилизующий довод в пользу отделения от Москвы. Красноречивый эпизод. Главный силовик литовских национал-сепаратистов Буткявичюс был задержан советским вильнюсским ОМОНом. У силовика забрали «незаконно хранящееся оружие», после чего отпустили. С копией протокола. Об этом Буткявичюс доложил председателю парламента Ландсбергису. Спросив, почему задержанные не оказали сопротивления, получил простодушный ответ: «Иначе меня бы убили». На это последовала воистину «убийственная» реплика Ландсбергиса: «Ну, и убили бы…»

Но «узурпаторы свободы» никого убивать не хотели. Команды — вы их прочли — выполнялись при морфологическом нежелании вовлечь себя в какую бы то ни было авантюру. По прошествии лет события укладываются в простую формулу: радикал-сепаратисты, не стесняясь в средствах во всех смыслах этого слова, наступали и провоцировали. «Советская сторона» неорганизованно оборонялась, порой, поддаваясь на провокации. А уж если кровь пролилась, тех ли назначили виновными? Записные «национал-предатель Бурокявичюс», «промосковский редактор (?) Мицкевич», «омоновец Млынник», если вникнуть в их жизненные обстоятельства, «ягнятами» быть не могли. Но обошлись с ними по дедушке Крылову: «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать…»

Неделя, «перевернувшая» Прибалтику, началась с 13 января с кровопролития у вильнюсской телебашни. Эти события объективно не расследованы. А, ведь, тот же Буткявичюс ставил потом себе в заслугу «политическую» меткость своих снайперов. Мы же вместо газетной патетики приведём диктофонную запись, датированную тем же вечером: «Идут танки? — Какие? — Кажется, Т-72. — Слышите, на нас идут 72 танка!» А вот стиль общения с теми, кто пробовал сомневаться: «Почему, как минимум, трое погибших у телебашни показаны в карете «скорой помощи» в микрорайоне Виршулишкис — ведь, это не совсем рядом. Их туда было не вынести и машине не пробиться… Почему работник морга сначала разрешил узнать фамилии поступивших в него накануне 13 января, а после звонка вашему помощнику отказал?, За что работников морга наградили растворимым кофе?» — «Вы — провокатор. Вы глумитесь над памятью павших за свободу». Примечательнее другое: как минимум четверо родственников тех, кто погиб якобы у телебашни, потом куда-то исчезли. Не потому ли, что успели рассказать что-то политически «глумливое»?

Рига. Здесь у Бастионной горки 19 января тоже прогремели выстрелы. Народный фронт тут же организовал «экскурсию»: «Здесь убили кинооператора Слапиньша, тут ранили журналиста такого-то…» — «Скажите, как они все разом оказались на площадке 50 на 50 метров, где, как Вы говорите, ничто не предвещало перестрелки с омоновцами?» — «Спросите у министра МВД Вазниса», к тому времени «перекрасившегося» в «борца за свободу». Вот выдержки из его телеграммы в Москву, посланной накануне рижского кровопролития: «В приемную министра позвонил работник ОМОНа ст.л-т Кузьмин и потребовал соединить его с министром. Узнав об его отсутствии, Кузьмин сказал: «Пусть министр винит сам себя» и положил трубку. В тот же день к тыльной стороне здания МВД приехали четверо сотрудников ОМОНа и провели рекогносцировку, после чего уехали. Мною… отдан приказ в случае попыток проникновения работников ОМОНа… открывать по ним огонь на поражение». Вникните в логику документа: позвонил старший лейтенант, кто-то подъезжал… Хотелось открыть огонь, — да так, чтобы пораскатистей, — его и открыли. За назначением виновников дело не встало… А расследования по существу не было.

А там, в центре Риги, мог стоять и автор другого документа, приведенного в оригинальной стилистике: «Начальнику Кировского РОВД г.Риги от Филиппова Сергея Викторовича, 1970 г.рж, 13.01, прож. по адресу: г.Рига, ул.Артиллерияс, дом 17, кв.30, не работаю с 86.04.17. Объяснение. Я с 19 числа состою в добровольном формировании по охране Латвийской республики. Мои знакомые сообщили что дают бесплатно вино и сигареты, так как я нигде не роботаю меня это устраивало. Я шел с барикад домой и был раньше судим по статье 139 ч.2 два раза. Вчера 22 числа я выпил много водки точное количество не помню это было несколько бутылок потому и попал в атризвитель. Филиппов. 23.01.91». Безработного парня можно понять, а заодно и поздравить со счастливым для него исходом. Очевидно, что Историю не делают в белых перчатках. Но и правда — о двух концах. Например, подсказывающая «рефренный» вопрос: способно ли наше нынешнее государство прогнозировать социальные потрясения? Существует ли у него конфликтологический инструментарий их профилактики? Наконец, жива ли русская духовная традиция — своих не бросать?

«Цветные революции» начались с Прибалтики

Это так, если под ними понимать возведение в абсолют интересов самой «мотивированной» группировки. Когда мораль и право предстают фикцией, ничто не чересчур, заграница всегда права, а человек, если он «не наш», это моль… За назидательной преамбулой — ещё одно свидетельство Времени. Тоже в оригинальной редакции. «По проверке заявления о выселении гр. С-ва, Михаила Львовича проживающего по адресу г.Вильнюс ул.Шевченко дом…, кв. … так как у него незаконно проживают подозрительные жильцы… гр. С-в М.Л. дверь не открыл так как никого небыло дома С-в М.Л. чинил жигули водворе… Дверь в квартиру С-ва М.Л. открыли отжатием скобы. После этого гр.С-в заявил что у него никто неночивал только в ноябре Еврей Горохов из Орджоникидзе. Граж. С-в сказал что он бывший военный пенсионер советской армии и клеветал на верховный совет Литвы оскорблил работников милиции словами морда фашиская конная милиция и вычто ах..ели… Граж. С-в оскорблил работников милиции что сломали дверь выпустили кота и разбили чайник. После этого граж. С-в пошол в первый подезд за пяными офицерами советской армии. Они оскорблили жильцов дома и сказали знают Еврея Горохова подполковника и начали драку об окупации… задержаны гр.С-в М.Л. и начавший драку несовершеннолетний Дабкуст». Вы поняли, за что задержали, если не выселили несчастного? А знаете, с чего начался общебалтийский исторический реваншизм? С эстонского запроса о мерах, принятых против советских лётчиков, бомбивших оккупированный гитлеровцами Таллин. А не дождавшись ответа, те же и там же в отместку добавили второе «н» в русское название эстонской столицы — знай, мол, наших…

Вопрос же о национальной чистоте «всенародного чаяния» обратим Москве 91-го года в надежде, что нынешняя извлекла уроки. Почему на жизненном рубеже тогда ещё единой страны столь издевательски действовали её зарубежные «партнёры»? Блокнот испещрён фамилиями западных «миссионеров», появлявшихся даже в националистических президиумах. Какая, например, связь между охранным ведомством латвийских националистов и американской «христианской миссией «Добрая весть и милосердие»? Почему тоже американец некто Малскис, не скрывая своей военно-профессиональной принадлежности, участвовал во встрече с «представителями советских военных властей» в Вильнюсе? Кстати, именно он обращался к небезызвестному впоследствии полковнику Масхадову: «А Вам-то, кавказцу, что до Советов? Вам о своей родине нужно думать». Или как расценить полуанекдотическое разоблачение в Шальчининкае польского «пограничника» (тогда Польша числилась в союзниках СССР!) — его жена, тоже оказавшаяся в этом литовском городке, заподозрила «неслужебный» переход супругом советской границы?

Где, в конечном счёте, граница между суверенитетом государства и закордонными «заботами» о его будущем? Не актуальна ли и сегодня информационно-психологическая защита государства, если оно видит себя в конституционных границах?

* * *

История не стоит на месте. Бывший вильнюсский силовик Буткявичюс впоследствии осужден за мошенничество (или за развязанный язык). Рижский омоновец Млынник зимой 2004-го оказался среди тех, кто спас Абхазию от гражданской войны. Проигравших «узурпаторов» переместили на нары — Бурокявичюс, например, отсидел 12 лет. И представьте, никакой правозащитной неистовости и «христианского милосердия». Учит ли чему История? — вопрос открытый. Очевиднее то, что ее фрагменты редко взывают к принятию мер до завершения полного исторического цикла. А он, возможно, ещё не завершён. Прибалтам помогли не только собственная пассионарность, плюс, понимашь, чьи-то амбиции и незапятнанное политическое слабоумие… Аккумулированный тогда заряд вероломства, лжи и пакостливости в землю не ушел. В Вильнюсе и Риге не стреляют уже 25 лет. Почти столько же стреляют — сначала в Таджикистане, Карабахе и Приднестровье, потом на Кавказе, теперь на Украине…

Источник: по материалам прессы

Galushko

Книга Юрия Галушко, З-74 «Чехословакия-68». Солдаты Свободы. Как чехословаки возвращали себе Родину.

В 2016 году будет ровно 25 лет выводу советских войск из Чехословакии. Неоднозначные по мнению ряда историков события 1968 года надолго предопределили градус советско — чешских, а позднее российско-чешских отношений. Можно ли сейчас, спустя почти полстолетия ответить на вопрос: в чём была причина стремительного входа войск стран Варшавского договора в Чехословакию и пребывания на её территории вплоть до распада СССР. Отечественная историография этого вопроса настолько же бедна, насколько и тенденциозна. Что ни говори, а объяснить миллионам сограждан причины необходимости интернациональной помощи не торопились, ограничившись дежурными: «для подавления антисоциалистического мятежа».

Между тем, интерес к теме Чехословакии есть и продиктован он прежде всего тем, что долгие годы страну считали практически братской. Тем ценнее будет для всех, интересующихся историей страны, труд российского военного историка и филолога Юрия Галушко, который только появился на книжном рынке. 

«Чехословакия-68. Взгляд советского офицера из прошлого в будущее» — это не просто экскурс в те события, это пересказ очевидца, непосредственного участника тех событий. Комментарий эксперта: Доктор исторических наук, профессор, советник дипломатической службы Российской Федерации 1 класса Александр Колесников уверен, что книга «Чехословакия – 68. Взгляд советского офицера из прошлого в будущее» воссоздает забытый уже у нас исторический эпизод, оставивший в свое время значительный отпечаток на политических и человеческих судьбах. «За основу взяты события так называемой «пражской весны» августа 1968г., когда новое руководство Чехословакии, несмотря на свои союзнические обязательства по Варшавскому Договору, готово было объявить о своей «независимости» и «самостоятельности» и при поддержке Запада по сути дела расчленить устоявшуюся на тот период структуру социалистического блока. Автор, находящийся в то время в гуще событий в качестве военного переводчика, красочно передает свое восприятие тех событий, основываясь на достоверных фактах и личных впечатлениях. Впоследствии, занимаясь аналитической работой в Генеральном штабе, полковник Ю.А.Галушко не раз возвращался к осмыслению «чехословацких событий», всякий раз понимая насколько важно донести объективную информацию до нынешнего молодого поколения и поломать сложившуюся политическую конъюнктурность в описании этих событий» — считает дипломат. Юрий Кравчинский

Источник: МК

Взгляд офицера. О чём книга Юрия Галушко «Чехословакия-68»? Статья из газеты: Еженедельник «Аргументы и Факты» № 1 30/12/2015 Летом мы потеряли известного российского военного историка Юрия Галушко. А сегодня в свет выходит его Книга — воспоминания о событиях 1968 года. 

В книге — события глазами очевидца, офицера Генерального штаба, военного переводчика передовых частей. Но «Чехо­словакия-68» — повествование непредвзятое. То, что происходит в этом «документальном романе», на долгие годы «раскроило» карту Европы после Второй мировой войны. Автор раскрывает неизвестные детали сложных военно-политических отношений того времени, проводя параллели с новейшей историей, делится секретами внутреннего устройства главной кузницы кадров советской и российской военной дипломатии. Технологии «цветных революций» родом из 60-х — эту теорему доказывает читателю автор. «Книга Юрия Галушко точно и достоверно передаёт колорит того времени и даёт непредвзятую оценку описываемых событий, — считает Пётр Лаврук, ведущий библиограф Военной исторической библиотеки Генерального штаба ВС РФ. — Мне, как военному журналисту, непосредственному участнику тех событий, приятно, что наконец-то на фоне многочисленной макулатуры, написанной на разных языках «в угоду дня», появилась правдивая книга чест­ного офицера». «Полковник, историк и филолог Юрий Андреевич Галушко красочно описывает факты, которые доселе преподносились лишь набором армейских донесений, решений и приказов. Автор, слушатель овеянного легендами уникального Военного института иностранных языков, — в самой гуще событий. Историю можно и нужно изучать, опираясь на рассказы очевидцев» — так говорит о книге Михаил Кожухов, телеведущий, президент «Клуба путешествий».

Источник: АИФ

Книга Юрия Галушко будет доступна на столе для регистрации участников празднования 76-й годовщины ВИИЯ. Ее представит сын автора Андрей Юрьевич–выпускник ВУ 2002 года. Большой раздел книги посвящен ВИИЯ, фотографии для этого раздела предоставид Юрий Андреевич Андреев – сын начальника института Андреева Андрея Матвеевича,, тоже выпускник ВИИЯ.

Александр Щеглов, С-1971. Куба 1969 год.

Виияковцы и их судьбы. КУБА: год 1969

Из воспоминаний Щеглова Александра Фёдоровича, слушателя Военного института иностранных языков, 1965-1971 гг.

I. Как я оказался в ВИИЯ

С 1962 по 1965 год служил действительную (срочную) в Ракетных войсках стратегического назначения (РВСН) – совсем молодым в те годы видом Вооруженных Сил СССР.

Наступил «дембельский» 1965 год. За три года привыкаешь к воинским порядкам, они кажутся естественными, заполненными разными будничными делами от подъёма до отбоя, бесконечными тревогами, учениями, строевыми занятиями, праздничными мероприятиями, увольнениями старших товарищей в запас. Теперь приближался наш черёд настраиваться на гражданскую жизнь. Были разные планы и у моих товарищей по службе, и у меня. Я приступил к подготовке для сдаче вступительных экзаменов в Автодорожный институт (до военной службы окончил Ростовский автодорожный техникум и успел поработать на стройках автодорог в Краснодарском крае). Тогда я ещё окончательно не решил, в какой ВУЗ поступать конкретно — Киевский или в Саратовский. В моём родном Ростове-на-Дону такого института не было.

Однако произошло событие, круто изменившее всю мою дальнейшую жизнь. Мои «стратегические» планы были нарушены вызовом к заместителю командира ракетного полка по политической части подполковнику Москалеву. Короткая беседа с ним запомнилась мне на всю жизнь.

— Товарищ старший сержант, — обратился он ко мне, едва я доложил о своём прибытии, — вы не хотите быть шпионом?.. да нет, шпион – это они у нас… Короче, не хотите ли стать разведчиком?

Я ждал всего, чего угодно от вызова к замполиту, только, конечно, не такого поворота дела.

— Никогда не думал об этом, — честно признался я.

— Ну, сколько вам нужно времени на обдумывание? Пару дней хватит?

— Так точно, хватит — согласился я.

Подполковник Москалев объяснил, что в полк пришел вызов на одного военнослужащего третьего года срочной службы для поступления в Военный институт иностранных языков (ВИИЯ) в Москве. Далее он сказал, что мне предложили первому за хорошую службу. Если откажусь, то предложат поехать другому военнослужащему.

— Идите, и через двое суток доложите своё решение. Но много по этому поводу не болтайте, — напутствовал меня замполит.

Я вернулся в казарму и не мог до конца осознать, что же произошло. Выходит, необходимо кардинально менять все мои планы? Я мечтал через пару месяцев снять шинель и стать гражданским человеком. А тут нужно становиться военным на всю жизнь. Да ещё полная неизвестность в отношении института, который только недавно отпочковался от Военной академии Советской армии (ВАСА). Кого там готовят, сколько лет учиться, какие экзамены сдавать? Масса вопросов, на которые не только мои сослуживцы, но и многие офицеры ничего толкового сказать не могли. Они просто ничего не знали о ВИИЯ. Да ещё и «не болтать» — помнил я приказ подполковника.

За два дня всё-таки удалось кое-что узнать об институте от одного старшего лейтенанта, который год назад поступил в ВИИЯ на заочный факультет. Он советовал мне ехать в Москву и постараться поступить. Офицер убедил меня фразой:

— Ты знаешь, выпускники этого института знают языки как боги. Лучше, чем в этом вузе, иностранный язык нигде в Советском Союзе не изучают. Прошло много десятилетий, но я помню слова старшего лейтенанта. Он был совершенно прав. Многих выпускников разных советских инязов встречал я и в Союзе, и за рубежом, но всякий раз убеждался, что наши виияковцы владеют иностранными языками лучше, надёжнее других выпускников гражданских вузов особенно, естественно, в области военно-политической и военно-технической терминологии, да и не только.

2. Военный институт иностранных языков (ВИИЯ), 1965 – 1971 гг. Москва. Вступительные испытания. Жизнь и учёба слушателей.

Весь май 1965 года я просидел в Москве на Волочаевской улице, где находился Военный институт иностранных языков, за учебниками в читальном зале библиотеки вуза. Иностранный язык, русский язык письменно, устно и литература, история – такие вступительные экзамены предстояло сдавать абитуриентам. Мы втайне завидовали старшекурсникам, прогуливавшимся по просторному двору — платцу института. Они уже завершили летнюю сессию и готовились уехать на каникулы. Нам же предстояли серьёзные испытания.

Для потока военнослужащих проходной балл из четырёх экзаменов был равен тринадцати. Я «ухитрился» получить: 4+ 4+3+5=16. Из них три балла по немецкому языку и пять – по истории. На мандатной комиссии генерал-полковник Андрей Матвеевич Андреев поздравил нас с зачислением в слушатели Военного института иностранных языков. Щеглов

Старший сержант Щеглов А.Ф, во время подготовки к сдаче вступительных экзаменов в ВИИЯ, май — июнь 1965 г.

При распределении языков мне достался испанский. Вторым языком был в нашей группе французский. Популярность испанского языка в СССР в те годы была понятна, особенно военным. Всего несколько лет назад победила революция на Кубе, и после Карибского кризиса 1962 года, чуть не приведшего к войне между Советским Союзом и Соединёнными Штатами Америки, наша страна стала оказывать военную помощь острову Свободы и поставлять Революционным вооруженным силам (РВС) Кубы вооружение и военную технику, помогать кубинцам в подготовке военных кадров в учебных заведениях СССР. Естественно, вместе с техникой прибыли и советские военные советники, специалисты и переводчики испанского языка. Военных переводчиков готовил ВИИЯ и потребность в них всё увеличивалась. Кроме чисто военных потребностей в военных переводчиках далёкий остров на протяжении нескольких десятилетий был единственной испаноязычной страной, куда направлялись слушатели нашего института для совершенствования своих языковых знаний, что значительно повышало уровень подготовки и практического владения языком.

Наша испанская языковая группа весь первый курс (1965 – 1966) находилась в составе факультета Западных языков, которым командовал в те годы генерал-майор Гладкий Алексей Петрович, известный разведчик, возглавлявший в годы Великой Отечественной войны разведку 8-й гвардейской армии 3-го Украинского фронта. В 1966 году в институте создаётся третий Специальный факультет и нашу группу вместе с английской перевели на 2-й курс спецфака. На первый курс набрали три новых группы: немецкую, итальянскую и японскую. Первым начальником факультета был назначен полковник Макаров, до этого служивший в Главном политическом управлении Советской Армии и Военно-Морского Флота, а в последующем полковник Филиппов Анатолий Петрович.

В середине четвёртого курса, после трёх с половиной лет упорного изучения иностранных языков, наша группа через 10-е Главное управление Генерального штаба оформила соответствующие документы для выезда в первую в нашей жизни заграничную командировку в Республику Куба.

испгруппа 

1968 год. Испанская языковая группа Специального факультета ВИИЯ перед выездом в загранкомандировку. Слева направо нижний ряд: Терехов Вячеслав, Клименко Юрий, Мальков Юрий. Верхний ряд: Князев Юрий, Пашков Геннадий и Щеглов Александр.

3. Впервые в зарубежной командировке. Куба. Гавана. Первые впечатления. Распределение по местам работы.

В январе 1969 г. наша группа в полном составе прибыла в международный аэропорт Шереметьево. Как и другие пассажиры, вылетавшие рейсом Москва – Гавана, мы прошли пограничный контроль и оказались «за рубежом». За границей можно оказаться, находясь физически в своей стране, в т.н. накопителе, где всегда много иностранных транзитных пассажиров. Здесь мы впервые увидели всё недоступное в обычных московских магазинах: различные продовольственные товары в ярких заграничных упаковках, бутылки кока-колы, виски и русской водки с этикетками на английском языке, баночки чёрной и красной икры и другие дефицитные продукты. Глядя на эти витрины, мы ходили взад-вперёд, не имея малейшей возможности что-либо купить, так как продажа всех товаров шла на иностранную валюту. У нас никакой валюты не было.

После посадки на борт межконтинентального турбовинтового лайнера Ту-114 мы вылетели из Москвы. Наш маршрут пролегал с промежуточными посадками в Будапеште, Алжире, и после броска через Атлантический океан мы вместо Кубы неожиданно совершили вынужденную посадку на военном аэродроме небольшого острова Багамского архипелага, принадлежавшего Великобритании. Оказалось, что перелёт через Атлантику проходил при сильном встречном ветре, и топлива нашему самолёту до Кубы могло не хватить. После дозаправки и примерно часа перелёта мы приземлились в аэропорту Хосе Марти кубинской столицы Гаваны.

Вышли из самолета на землю и сразу очутились в «парной». Воздух был такой горячий и влажный, что наша зимняя московская одежда показалась нам своего рода анахронизмом. А одеты мы были в одинаковые серые плащи, шляпы и береты с одного склада всё той же «десятки» — так все выезжавшие за границу военные кратко именовали 10-е Главное управление Генштаба, отвечавшее за вопросы военно-технического сотрудничества с зарубежными странами.

В Гаване в штабе главного военного советника Группы советских военных специалистов на Кубе, тогда эту должность занимал генерал-лейтенант Быченко И.Г., нас встретил старший переводчик на острове Иван Гарбузов. Процедура прохода через кубинскую границу была очень простой, даже слишком. Кубинский офицер огласил список, состоявший из наших фамилий, и пограничники, «взяв под козырёк», открыли нам выход в город. Гарбузов понял наше удивление такому быстрому решению пограничного вопроса:

— Армия здесь имеет огромную власть, и никто не решается вступать в споры с военными, в том числе и пограничники. Они входят в состав Революционных вооружённых сил, – прокомментировал старший переводчик действия кубинского офицера, встречавшего нас в аэропорту Гаваны. В правдивости его слов мы постоянно убеждались, наблюдая повседневную жизнь на острове и службу в армии Кубы.

После прибытия в штаб Группы советских военных специалистов наша группа была распределена следующим образом: автор данной статьи Щеглов Александр – старшим переводчиком в Восточную армию, г. Сантьяго-де Куба; Князев Юрий – старшим переводчиком в Центральную армию, г. Санта-Клара; Клименко, Мальков и Пашков остались в Гаване. Терехову Славе досталась роль переводчика на борту самолёта Ил-14, совершавшего полёты по кубинским городам, где работали советские военные специалисты. Нужно отметить, что Геннадий Пашков пробыл на Кубе около трёх месяцев и вернулся в Москву. Влажный тропический климат оказался ему противопоказан — сильные головные боли не позволили Геннадию продолжить командировку.

Гавана Гавана – столица Республики Куба.

4. Сантьяго – колыбель революции. В штабе Восточной армии. Первый опыт практической работы. Языковые особенности «кубинского» языка.

Город Сантьяго де Куба расположен в восточной части острова на расстоянии 1100 км. от Гаваны. Он занимает второе место по численности жителей после столицы страны. Этот город кубинцы называют колыбелью революции 1959 г. и, по своей политической значимости сравнивают с Ленинградом, где победила Великая Октябрьская социалистическая революция в 1917 г. В окрестностях города расположен штаб самой крупной на Кубе Восточной армии, где работала группа советских военных специалистов и переводчиков.

Много исторических памятников, связанных с борьбой кубинцев за освобождение от колониального гнёта Испании, сохраняются в этом городе. В то время в войне против испанских войск активное участие принимали Соединённые Штаты Америки. Они помогли Кубе сбросить колониальное иго и стать свободной страной. В память о совместной борьбе против общего врага в парке города Сантьяго в 1902 году было посажено «дерево американо-кубинской дружбы». Теперь это гигантский «живой свидетель» тех давних событий. у дерева

У дерева американо-кубинской дружбы в парке города Сантьяго. Слева заместитель Генерального консула СССР в Сантьяго Иванов Владимир, справа Щеглов Александр.

Однако дружба географически близких соседей не была так бескорыстна, как казалось вначале. Правительство США заключило с Кубой ряд договоров, в том числе об аренде территории для военно-морской базы Гуантанамо, которую революционное руководство после победы над диктатурой Батисты в 1959 году назвало «ножом, вонзённым в тело Кубы». Более пятидесяти лет остров, освободившийся от испанских колонизаторов в начале 20-го века, оказался практически в неоколониальной зависимости от Соединённых Штатов, которые фактически хозяйничали на кубинской земле.

5. Работа в штабе Восточной армии Революционных вооружённых сил Кубы.

Моим начальником, с которым я работал (переводил его кубинцам), был старший группы советских военных специалистов и переводчиков в Восточной армии РВС Кубы генерал-майор Иван Александрович Павлов. Участник Великой Отечественной войны, генерал Павлов отличался строгим характером, некой излишней придирчивостью к переводчикам и постоянно требовал себе в этом качестве выпускника ВИИЯ. В 1968 году с генералом работал военный переводчик Пронин Виктор, замечательный специалист профессионально выполнявший свои обязанности. О нём хорошо отзывались как кубинские офицеры, так и советские военные специалисты. Он оставил о себе добрую память.

Непосредственно перед моим приездом с генералом работал гражданский выпускник Горьковского иняза Валентин Блохин, хорошо знавший испанский язык, но, по словам генерала, «не имел понятия об особенностях военной службы». Однако, мне казалось, что у нашего генерала было просто предвзятое отношение к гражданским специалистам-филологам. Таким образом, мне по «заветом» старшего переводчика в Гаване капитана Гарбузова Ивана, выпускника ВИИЯ 1966 года пришлось сменить Валентина Блохина на этом посту. Первые встречи моего генерала с кубинскими военными высокого ранга переговоры и дискуссии с ними мне, как переводчику, особых трудностей не представляли. Лишь первое время кубинцы называли меня в шутку «гальего» — так они «величали» испанских колонизаторов за мадридский литературный язык, который мы изучали в институте. Пришлось впитывать кубинское произношение испанского языка, т.н. латиноамериканский диалект. За год пребывания на острове я старался, как и все ребята моей группы, овладеть не только разговорным языком, что позволяла сама наша практика перевода, но и расширить свой словарный запас, пополнить его различными «кубанизмами», характерными для испанского на острове.

В этом плане я, например, собирал терминологию ненормативной лексики, стремился перевести такие выражения на русский и понять их место в разговорной речи и правила употребления. За всё время я занёс в свою общую тетрадь-словарь более 600 таких слов и выражений. Если первое время, слушая разговоры простого люда, например кубинских водителей, работниц столовой в здании, где мы жили, прохожих на улице мне было не понять целого ряда слов и выражений, то потом оказалось, что это «слова-связки», нецензурные или грубые выражения, которые мы, естественно, не изучали в вузе.

Однако, с течением времени, повседневно общаясь с кубинцами, я «схватывал» такие обыденные для их речи слова и старался произносить их «по-кубински». Это в определённой степени сближало меня с каждым кубинцем, который, благодаря правильному переводу, проникался большим доверием к русскому собеседнику. И чем больше я употреблял кубинскую уличную терминологию, тем чаще завоёвывал большее доверие кубинцев. Возможно, это не тот путь, по которому всегда следует идти начинающему переводчику. Но я в своей практической, хотя и сравнительно короткой деятельности в этой роли, убедился, что это один из возможных способов «завоевания» иностранного собеседника, именно тот приём, когда ты общаешься с иностранцем на его родном языке, которым он пользуется в повседневной жизни, со всеми его «неправильностями» и «ненормативными» выражениями.

Вспоминая тот далёкий 1969 год, когда мне пришлось работать переводчиком, я, по моему личному опыту, считал наиболее трудными для себя два вида перевода.

Первый, — это перевод шепотом на ухо своему начальнику. Во время занятий в группе командующего армией приходилось практически синхронно переводить командующего, отвечающих на его вопросы офицеров, реплики, замечания начальника штаба армии и, естественно, моего генерала, который очень любил вмешиваться в ход занятий. На таких занятиях очень трудно всё успеть «уловить», перевести на русский и обратно, причём без наушников и в то время, когда одновременно говорят 2-3 человека. Если не успел, то твои огрехи сразу скажутся на выступлении твоего «подопечного» генерала, который станет говорить невпопад. После нескольких часов таких занятий мой вес, видимо снижается, явно на несколько килограммов.

Второй вид перевода, также далеко непростой, – это перевод анекдотов с испанского на русский и обратно. Здесь нужно хорошо владеть бытовой и нецензурной лексикой, помнить идиомы, фразеологические обороты и их «кубинские» варианты. Известно, что на Кубе, в Испании, Аргентине, Венесуэле, Перу или Мексике язык везде испанский, но очень много своих местных особенностей, диалектов, которые необходимо постоянно изучать. Любой рассказчик анекдота ожидает соответствующей реакции слушателей, как правило, — это смех, шутки, т.е. ответ на точно переведённый анекдот. И если ты не сумел перевести адекватно, то и рассказчик, и слушатели мгновенно поймут, что переводчик вводит всех в заблуждение. Другими словами, твой «прокол» будет сразу же обнаружен.

После революции на Кубе, как в своё время и в нашей стране после 1917 года, к власти, особенно на местах, пришли простые рабочие и крестьяне. Этот же срез был характерен и для армии. А у простого люда и язык простой, часто далёкий от литературного, характерного для интеллигенции. Из этого и следовало делать выводы и нам, приехавшим из-за океана, чтобы учить кубинцев премудростям строительства новой армии, обучать их командиров и начальников тактике и оперативному искусству.

Пронин

Второй слева командующий Восточной армией Кубы Рауль Менендес Томассевич, первый слева Виктор Пронин, военный переводчик, мой предшественник на этой должности.

Немного о национально-психологических особенностях кубинцев. Я считал тогда и не изменил своего мнения теперь, через много десятилетий, что лучшим способом совершенствования своих языковых знаний является постоянное живое общение с разными людьми. В то время это были, конечно, в первую очередь офицеры и солдаты штаба Восточной армии, но и простые жители города Сантьяго старики, сидящие в скверах, парках, на остановках муниципального транспорта, водители персональных машин, работавших с нами, и кубинские переводчики, преподаватели Восточного университета и работники порта, куда нам приходилось часто приезжать для общения с прибывавшими туда советскими судами; кубинцы, отдыхающие на пляжах и, конечно, замечательные кубинские девушки, которые охотно предлагали свою дружбу молодым советским парням, да ещё и говорившим по-испански. Что касается общения в семьях кубинцев, то это нам не запрещалось, но и особенно не приветствовалось нашими начальниками в целях безопасности. Однако, мне удалось убедить генерала, моего непосредственного начальника, что для углублённого изучения испанского языка мне это крайне необходимо. Я бывал в семьях кубинских офицеров, служивших в штабе армии, у профессора Восточного университета, в семьях девушек, с которыми знакомился на пляжах, в кинотеатрах и в парках. В общении дома узнаёшь много такого, что невозможно услышать в разговорах с офицерами в штабах армии и дивизиях. В домашней обстановке выявляется и истинное отношение людей к нашей стране, и характерное для кубинцев критическое отношение к своим внутренним порядкам, а это часто имеет большое значение для оценки внутриполитической обстановки в стране, что мы должны были иметь в виду как специалисты-профессионалы.

Постепенно у каждого из нас, советских – sovieticos – накапливались факты, которые позволяли анализировать и делать выводы: чем же они отличаются от нас, в повседневной жизни, на службе, на работе, в быту, на отдыхе и т.д.? Что-то бросалось в глаза сразу, при первой встрече, другие черты характера проявлялись после установления более тесных контактов.

С кубинцами легко знакомиться, они приветливы, общительны, быстро располагают незнакомого партнёра к дружеской беседе. Возможно, это было связано с тем, что между нашими странами в ту пору существовали тесные братские связи? Это было время, когда всего несколько лет назад осенью 1962 года Советский Союз ценой большого риска, практически на грани ракетно-ядерной войны вместе со всем народом Кубы помог острову свободы отстоять независимость, преградил путь агрессии со стороны США, оградил революционную Кубу от американской военно-морской блокады.

Любой советский человек на Кубе в ту пору воспринимался, как товарищ, пришедший на помощь, и был желанным гостем в доме кубинца. Сколько раз, бывая в командировках в небольших деревнях, мы чувствовали теплоту и дружеское отношение хозяев, простых тружеников, крестьян, у которых чувствовались большие трудности с продовольствием, с питанием. Несмотря на это, тебя непременно усаживают за стол и угощают чашечкой горячего густого ароматного кофе. Это непременный атрибут встречи гостя, как в деревне, так и в городе. Уж, кофе готовить кубинцы большие мастера. За чашкой кофе хозяин постарается задать те вопросы, которые его интересуют, причём, здесь могут быть и самые неожиданные острые политические проблемы.

Кубинцы – это «раскованный» народ. Внешняя раскованность проявляется уже при первой встрече. Встречаемся в городе, садимся на скамейку в парке и кубинка или кубинец буквально укладывает свою правую ногу на колено левой ноги, или наоборот – просто так ему удобно. У девушек и уже зрелых женщин при этом видны принадлежности нижней одежды, включая трусики, иногда, ввиду жаркого климата, и без оных. Но всё это было так естественно и не вульгарно, что думаешь, а может быть мы, северные жители уж слишком «зашорены», «застёгнуты на все пуговицы» своих мундиров?

Друг с другом кубинцы дружелюбны, общительны, уважительно и подчеркнуто вежливы с женщинами, старшими по возрасту. В условиях отсутствия изобилия одежды они, тем не менее, умеют элегантно и аккуратно одеваться, у офицеров и солдат всегда чистая отглаженная форма одежды, которая у них называется зелёно-оливковой. О женщинах разговор особый. Кубинка, лишь став на маленькие детские ножки, кажется, уже умеет танцевать, а став девушкой – это само воплощение красоты, изъящности и элегантности. Думаешь, откуда это у них — врождённое, продукт тропического климата или невероятное смешение крови? Европейцы, прежде всего испанцы, негры, мулаты, коренные индейцы, которых почти не осталось на острове и даже китайцы – вот эти и другие национальности и расы создавали и продолжают создавать в своём «плавильном котле» облик кубинской нации.

Но особенно выделяют сами кубинцы мулаток. Они называют их сексопильным образцом нации: точенные фигуры, прекрасные формы, красивая смуглая бархатистая кожа, бывают мулатки с зелёными и даже голубыми глазами. Когда русские впервые приезжают на Кубу, кубинцы, познакомившись поближе, задают в шутку один и тот же вопрос:

— Ну, как тебе наши мулатки, горячие, темпераментные девушки? При этом всегда слышишь их «формулу» о том, что единственное прекрасное оставил нам испанский колониализм – он вырастил и оставил нам на острове мулаток. Вот такие они шутники. На работе мне приходилось довольно часто общаться с командующим Восточной армией. В тот период эту должность занимал армейский майор (comandante de ejercito) Рауль Менендес Томассевич. Он считался близким товарищем Фиделя Кастро, партизанил с ним в годы вооруженной борьбы с проамериканским режимом диктатора Фульхенсио Батисты. Затем после победы революции участвовал в партизанском движении в странах Латинской Америки вместе с Эрнесто Че Геварой.

Вторым по рангу военачальником в армии был начальник штаба тоже армейский майор Сесар Лара Росельё, молодой человек, но быстро продвинувшийся по армейской служебной лестнице, не без протекции министра Революционных вооружённых сил (РВС) и первого заместителя Председатедя Государственного Совета Кубы Рауля Кастро, младшего брата Фиделя (в настоящее время является руководителем Республики Куба).

Как Томассевич, так и Лара с большим уважением относились к советским военным специалистам в их армии. В то время практически у каждого кубинского командира в звене от Министра РВС до дивизии и отдельной бригады, включая кадрированные соединения, работали советские военные специалисты. В штабе Восточной армии, например, были советские военные специалисты у командующего армии, начальника штаба, начальника оперативного отдела, начальника артиллерии, начальника инженерных войск. Кроме того, советские специалисты работали с командиром армейского корпуса в г. Ольгин, командирами нескольких дивизий в городах Мансанильо, Баракоа, Каней де лас Мерседес.

6. Военно-техническое сотрудничество СССР и Кубы. Особенности оборонной стратегии Кубы. Советские военные специалисты и переводчики.

Советско-кубинское военное сотрудничество началось в конце 1960 г. Небольшая группа советских военных специалистов развернула подготовку в частях кубинской армии орудийных расчетов, танковых экипажей и изучение основ тактики их применения в условиях Кубы. Интенсивное военное сотрудничество между СССР и Кубой началось после разгрома кубинских контрреволюционеров, высадившихся на Плайя-Хирон в апреле 1961 года. Вслед за поставками на остров вооружения и боевой техники прибыли советские военные специалисты и советники. Главным военные советники работали с министром Революционных вооружённых сил (РВС). Это были опытные генералы Вооруженных сил СССР: генерал-лейтенант Алексей Алексеевич Дементьев (1962-1964 гг.), генерал-лейтенант Иван Николаевич Шкадов (1964-1967), генерал-лейтенант Иван Григорьевич Биченко (1967-1970), генерал-полковник Дмитрий Андреевич Крутских (1970-1974), генерал-лейтенант Иван Никифорович Вербитский (1974-1976), генерал-лейтенант Сергей Георгиевич Кривоплясов (1976-1981).

В Гаване, в Министерстве РВС Кубы, размещена галерея портретов советских главных военных советников, работавших на острове Свободы. В последующие годы свои места в этой галерее заняли: генерал-полковник Владимир Николаевич Кончиц (1981-1985), генерал-полковник Алексей Николаевич Зайцев (1985-1990), генерал-полковник Григорий Антонович Бессмертный (1990-1994). Воинские звания главных военных советников указаны на период их пребывания на Кубе.

Наша испанская языковая группа находилась на острове в то время, когда главным военным советником был генерал-лейтенант И.Г. Биченко. Штаб-квартира группы советских военных специалистов располагалась в районе Коли – одном из фешенебельных районов Гаваны.

Основная часть советских офицеров, прибывавших на Кубу для оказания помощи своим кубинским коллегам, официально именовалась военными специалистами и военными переводчиками. С помощью переводчиков наши офицеры добросовестно обучали кубинцев премудростям владения оружием и боевой техникой, учили их военной тактике и оперативному искусству. Главной операцией, которая постоянно отрабатывалась тогда кубинской армией, являлась противодесантная операция. Думаю, что таковой она остаётся и в настоящих условиях. Остров Куба имеет огромную береговую линию. Во многих местах она сильно изрезана и прибрежные воды изобилуют большим количеством рифов. В этих местах десантным судам противника подход к берегу и высадка войск на побережье Кубы сильно затруднен. МО

Министр обороны СССР маршал Гречко А.А. на Кубе с Фиделем.

Однако есть места, достаточно удобные для проведения десантной операции противником. Их на Кубе называют «плайя комода» — удобный пляж. Эти направления и являются «десантоопасными». Например, в Восточной провинции – Ориенте таким направлением является территория, к северу от города Ольгин, прилегающая к побережью Атлантического океана. Для прикрытия этого направления в период Карибского кризиса в 1962 году здесь был развёрнут мотострелковый полк, которым командовал полковник Язов Дмитрий Тимофеевич – ставший впоследствии министром обороны СССР. В 1969 году в тех местах дислоцировался отдельный армейский корпус РВС Кубы, входивший в состав Восточной армии, и нам приходилось неоднократно выезжать в Ольгин и на побережье во время учений с боевой стрельбой и на штабные тренировки. В ходе учений части кубинской армии отрабатывают стрельбу по морским целям. Следует отметить, что цели, как правило, они поражают достаточно успешно. Мы в этом неоднократно убеждались.

61969 год. На рекогносцировке. Третий слева министр РВС Рауль Кастро, пятый – главный военный советник генерал-лейтенант Биченко И.Г., второй справа командующий Восточной армией Рауль М. Томассевич, слева от него старший переводчик Пилипенко Владимир, выпускник ВИИЯ 1966 г., работавший с министром РВС Раулем Кастро. В кубинских частях и подразделениях военнослужащие отрабатывали различные приёмы, связанные с совершенствованием боевого мастерства, с большим энтузиазмом, доводя их до автоматизма, Они отлично владеют оружием и боевой техникой, что в последующие годы было наглядно продемонстрировано всему миру в ходе боевых действиях в Анголе и Эфиопии.

На Кубе советские военные специалисты всегда участвовали в подготовке и проведении учений и манёвров, помогали командирам различных уровней в разработке конкретных операций и их осуществлении. И ещё: я стал участником особенного события — создания в Революционных вооруженных силах политических органов. Это как раз совпало с временем пребывания нашей языковой группы на Кубе. На первых порах бывали случаи взаимного непонимания в этом важном вопросе.

7. О создании политорганов в РВС Кубы. Трудности первого периода. Исторические отличия возникновения партполитработы в армиях СССР и в РВС Кубы.

Где-то в середине 1969 года прибыл в группу советских военных специалистов при Восточной армии полковник Алексей Талатынов, политработник из Туркестанского военного округа. Его задачей было оказание помощи кубинским товарищам в налаживании работы политических органов в армии. Но дело в том, что политических органов в РВС тогда ещё не было. Шли разговоры об их создании. Дальше дело не двигалось. И вот полковник А. Талатынов договорился о встрече с командующим Восточной армией команданте Раулем Томассевичем. Переводить на этой встрече выпало мне.

— Полковник Алексей Талатынов, начальник политотдела спецчастей Туркестанского военного округа, — представился наш политработник.

— Проходите, присаживайтесь, — пригласил командующий. Он пригласил нас сесть и почти сразу же принесли крепкий ароматный кубинский кофе. Томассевич попросил полковника кратко рассказать о себе, о военной карьере, о службе в Туркестанском военном округе. Следует отметить, что кубинские командиры хорошо знали организацию и вооружение нашей армии. К тому времени многие из высших военных руководителей Республики Куба прошли подготовку в военных училищах и академиях нашей страны. Такую подготовку на курсах «Выстрел» прошел и командующий Восточной армией. Кроме того, он хорошо знал историю Вооруженных Сил СССР. Мне в этом приходилось неоднократно убеждаться в ходе частых встреч с ним в формальной и неформальной обстановке, когда возникали споры между командующим и его советником генерал-майором Павловым И.А.

— Какую задачу Вам поставил генерал Биченко (в те годы наш главный военный советник в Гаване при министре РВС Рауле Кастро)? – задал первый деловой вопрос командующий.

— Мне приказано помочь Вам, товарищ командующий, в становлении политических органов в армии, – четко по-военному ответил Талатынов.

— Какое становление, пока никаких политорганов у нас в армии нет. А нужны ли они вообще? – снова прозвучал вопрос кубинского военачальника.

— А как же без политорганов, Вы же строите социализм, а в армии нет политорганов? – Талатынов не мог понять командующего, попросил меня повторить перевод.

Командующий улыбнулся и бросил реплику: Александр переводит правильно. Он снова повторил вопрос, несколько видоизменив и уточнив его:

— Мне не нужен ещё один начальник, политик, с которым я должен делить власть, как командующий армией. Меня назначил на эту должность Главнокомандующий Фидель Кастро, я, прежде всего политик, я сражался за победу революции в горах Сьерра-Маэстра и там стал командиром. Зачем мне нужен какой-то заместитель с большими правами и властью? Я единоначальник, у Вас, в СССР, я знаю, в армии также единоначалие? Верно? шляпа

Так мы одевались в обычные дни, находясь на Кубе. На втором плане горы Сьерра-Маэстра, в которых Фидель начинал партизанскую войну с режимом диктатора Батисты.

Возник спор, которого Талатынов, естественно, не желал во время своей первой встречи с командующим армией. Тем более, он знал о настрое кубинских военных по отношению к политработникам. Среди них существовало мнение, что одной из задач политработников является – докладывать «наверх» о моральном облике командиров и начальников.

— Да, у нас единоначалие, но на партийной основе. А как же без политотдела в армии, самой большой на Кубе?

— Товарищ Талатынов, Вас зовут Алексей, можно я буду Вас так называть?

— Да, конечно, пожалуйста.

— Товарищ Фидель рекомендует нам внимательно изучать и хорошо знать историю Армии Советского Союза, брать из её героического прошлого ценный для нас опыт. И мы прекрасно знаем, как создавались политические органы в вашей армии. Всё начиналось с комиссаров, которые были нужны для того, чтобы военспецы, бывшие офицеры старой армии, точно и правильно решали свои чисто командирские обязанности и не допускали предательских действий. Я правильно излагаю вашу военную историю? – спросил командующий?

— Да, совершенно верно, — согласился Талатынов, — но потом у нас была Великая Отечественная война и политработники показали, что они очень нужны, они сыграли важную роль в победе над фашизмом. И я не представляю командующего армией без члена военного совета, его боевого товарища и помощника?

— Всё правильно, у вас свой путь, свои традиции, они священны и мы многому учимся у вас. Но ведь и наши традиции, наши особенности Вы должны понимать?

— Мы уважаем ваши традиции и знаем героический путь, пройденный Кубой, её противостояние империализму США, который здесь рядом, всего в 90 милях от кубинских берегов. И мы хотим помочь вам укрепить вашу армию, сделать её ещё более мощной.

— Алексей, кубинский народ благодарен советскому народу за громадную помощь в деле укрепления нашей обороноспособности. Мы будем вечно благодарны вам за поддержку нашей страны в период Карибского кризиса и в последующие годы. Но давайте вернемся к политическим органам. У нас есть в армии партийные организации. Секретари парторганизаций регулярно проводят партийные собрания. Мы, члены партии, все от солдата до командующего, те, кто состоит в её рядах, неукоснительно выполняем решения партийных собраний и будем впредь их выполнять. Но ещё один политработник, как Вы говорите, член военного совета, он мне не нужен. Провести общее собрание военнослужащих в соединениях и частях армии могут сами офицеры, сержанты – это их партийный долг. Они напишут лозунги, подготовят помещение, оповестят тех, кто должен быть непременно на собрании. Но для этой цели мне не нужна должность офицера высокого ранга с властными полномочиями. Это моё мнение и не только моё. Если нужно создать политический отдел в армии и назначить его начальника – будет решение министра и мы назначим такого человека.

Вышли мы с полковником Талатыновым от командующего с невесёлым настроением. Особенно оно было скверным у нашего политработника. Я пытался объяснить ему, что переубедить кубинцев в течение одной беседы очень сложно и следует действовать сверху. Доложили о нашем разговоре старшему группы военных специалистов в армии генерал-майору Павлову И.А., реакция которого оказалась странной для Талатынова.

— Ну и зачем им политработники? Пусть лучше больше занимаются боевой подготовкой, чем проводить бесконечные партсобрания, которые у них отнимают целый день.

— Иван Александрович, вы можете доложить о нашей беседе главному военному советнику при Рауле Кастро? Так нельзя. Командующий не совсем правильно понимает роль политорганов в армии.

— Он всё понимает правильно. Вам следует лучше знать историю создания и развития кубинской армии. Тогда вам будет проще вести беседы на эту тему. А навязывать чисто механически, аргументируя только тем, что так есть у нас, – это они не воспримут. Я сам на своём двухлетнем опыте работы с ними это понял.

Когда Талатынов ушел, генерал еще раз повторил то, что сказал ранее, в том плане, что кубинцам ни к чему создавать должность члена военного совета армии. У них и так достаточно разного рода заместителей командующего. Думаю, что и в Советской Армии у Ивана Александровича были далеко не безоблачными отношения с политработниками.

Мне же он поставил задачу тщательно и подробно записать беседу Талатынова с командующим армией для доклада в Гавану главному советскому военному советнику при министре РВС. Запись я сохранил до сегодняшнего дня и, благодаря этому, воспроизвёл эту беседу со значительным сокращением. Потом через какое-то время мы узнали, что министр РВС Рауль Кастро приказал создать политические отделы в кубинской армии. Первыми начальниками политорганов были назначены младшие лейтенанты и даже сержанты. И только со временем, не без нашего влияния, политорганы заняли подобающее им место в структурах кубинской армии.

Вспоминаю, как первый начальник политотдела Восточной армии после своего назначения в 1969 году на эту должность, был поставлен в наряд помощником дежурного по штабу армии, что вызвало огромное недовольство специалиста при политотделе армии того же полковника Талатынова. Через десять лет, в 1979 году, бывший начальник политотдела армии капитан Сиксто Батиста Сантана стал дивизионным генералом и возглавил Центральное политическое управление Революционных вооружённых сил Кубы. Он неоднократно приезжал к нам во главе делегаций кубинских политработников и принимал на Кубе наши делегации.

Судьбе было угодно, чтобы я оказался в седьмом (Специальном) управлении Главного политуправления Советской Армии и Военно-Морского Флота тем «направленцем» по связям и контактам с политорганами РВС Кубы, который десятилетие тому назад участвовал в первых попытках убедить кубинских руководителей в необходимости создания в их армии политических органов. За прошедшие годы на Кубе и в Советском Союзе сотни кубинских офицеров получили базовое образование и стали кадровыми политработниками своих вооруженных сил.

8. Рядом с базой ВМС США Гуантанамо. Участие в рекогносцировке прокладки трассы для контрольно-следовой полосы.

На крайнем востоке Кубы в провинции Ориенте расположен кубинский город Гуантанамо, недалеко от которого находится военно-морская база (ВМБ) военно-морских сил (ВМС) Соединённых Штатов с одноименным названием. КПП

Вход пограничный КПП на территорию военно-морской базы США Гуантанамо со стороны Республики Куба.

В этом районе дислоцируется одно из самых мощных соединений Революционных вооружённых сил Кубы — пограничная бригада, прикрывающая направление на американскую военно-морскую базу. Американцы получили эту базу ещё в начале прошлого века. По договору она навечно передана американцам.

ВМБ Гуантанамо находится в удобной глубоководной бухте, где американцами построены современные причалы для базирования крупных боевых кораблей, включая авианосцы. Интересно, что в те годы на базе США работали кубинцы, которые каждое утро проходили через американский КПП, а вечером после работы, возвращались на свою территорию. Думаю, что ежедневное пребывание на территории базы нескольких сот кубинских рабочих позволяло кубинцам хорошо знать ситуацию среди американского контингента базы.

До 1969 года пограничная бригада РВС Кубы осуществляла охрану вокруг базы способом патрулирования по периметру вдоль высокого забора с колючей проволокой, построенного американцами. Но это не позволяло пресекать довольно частые попытки кубинцев совершать побеги на базу. В середине лета 1969 года мне выпала честь вместе с представителем наших пограничных войск КГБ СССР и в сопровождении кубинских военнослужащих из пограничной бригады в течение полутора месяцев принимать участие в проведении рекогносцировки для строительства контрольно-следовой полосы (КСП) вокруг базы.

в кубинской фо В кубинской военной зелёно-оливковой форме выполняли свои задачи в войсках. За спиной Щеглова Александра примерно в 400 м. периметр ВМБ Гуантаномо.

Общий периметр границы около 34 километров, иссушенной тропическим солнцем земли, на которой растут гигантские прыгающие кактусы (cacto saltante). Через год КСП была построена, что значительно облегчило охрану границы пограничной бригаде РВС Кубы.

9. Борьба с бандами кубинских контрреволюционеров-диверсантов. Первая кубинская награда.

После Карибского кризиса 1962 года Соединённые Штаты Америки перешли от открытой агрессии против Кубы, засылке на остров вооруженных групп диверсантов, состоявших из кубинских контрреволюционеров-эмигрантов, окопавшихся в 90 милях на полуострове Флорида. Там были созданы специальные лагеря, в которых представители Центрального разведывательного управления (ЦРУ) США занимались подготовкой диверсионных групп для заброски их на Кубу. Диверсанты в количестве 10-15 человек, одетые в форму кубинских военнослужащих, десантировались с кораблей ВМС США и на небольших моторных лодках, как правило, в ночное время высаживались на кубинское побережье.

Под видом солдата, возвращающегося из отпуска в свою часть, диверсант останавливал проходивший автомобиль и старался проехать в крупный город Сантьяго, Ольгин или даже в Гавану, где легко затеряться и потом и совершить теракт. Кубинцы, естественно, строго предупреждали водителей всех видов транспорта не останавливаться и не подбирать одиночные группы незнакомых военнослужащих. Однако не всегда такие инструкции выполнялись.

Осенью 1969 года мне, постоянно сопровождавшему генерала Павлова И.А. в поездках по воинским частям Восточной армии, пришлось принимать участие в операции по обезвреживанию диверсионной группы кубинских контрреволюционеров, высадившейся в безлюдной части побережья на крайнем востоке острова.

Диверсанты группой в 10 человек, вооружённые до зубов (каждый имел по 4-5 видов стрелкового оружия и несколько гранат) после высадки затопили свою лодку в небольшой лагуне, укрыли в лесу часть вооружения, включая мины и взрывчатку, видимо, надеясь вернуться после «легализации» на острове. Однако, как бывает в детективных романах, диверсанты допустили мелкую оплошность. Зарывая в темноте остатки своего завтрака в песок, не заметили, как ветер унёс обрывок американской газеты, который зацепился за колючий кустарник и утром был обнаружен местным жителем, быстро сообщившим об этой находке пограничникам.

Пограничная бригада была поднята по тревоге и большая группа военнослужащих быстро оцепила участок побережья в указанном крестьянином районе. Пограничники обнаружили затопленную лодку и укрытое в лесу вооружение и взрывчатку. Одновременно кубинские военнослужащие перекрыли все дороги, ведущие к району высадки, и организовали прочесывание местности.

В это время генерал Павлов И.А. и я, слушатель ВИИЯ Щеглов А.Ф., находились в «местной» командировке в одной из дивизий, штаб которой располагался в небольшом городке Баракоа – первом городе, построенном испанцами на острове в период его колонизации. Узнав о высадке диверсионной группы, генерал принял решение присоединиться к штабу, возглавившему поисковую операцию. Следует отметить, что участие советских военных советников и специалистов в таких операциях было категорически запрещено самим верховным главнокомандующим Фиделем Кастро. Кубинцы не хотели потерь советских военнослужащих. Но мы с генералом поставили кубинцев перед фактом: выезд нашего автомобиля из города Баракоа произошел до установки оцепления на дороге, ведущей к городу Сантьяго с проездом мимо города Гуантанамо. Прямо на этой дороге был развернут штаб поисковой операции во главе с командующим Восточной армией армейским команданте Раулем Томассевичем.

Он, конечно, высказал явное неудовольствие, в связи с нашим появлением. Дальнейшее передвижение нам было запрещено, ввиду явной опасности возможного появления диверсантов. Кроме того, во всей округе был отдан приказ открывать огонь по любой машине, если она не остановится на приказание военных.

Штаб операции располагался непосредственно на трассе в армейских машинах связи и управления, опоясанный несколькими «кольцами» охраны вооруженных бойцов армейского спецназа. В течение дня восемь диверсантов, действовавших мини-группами по два человека, были схвачены, арестованы и доставлены в штаб. Причём одна из групп успела захватила автомобиль и быстро передвигалась в сторону Сантьяго. Её остановили выстрелом из гранатомёта по колёсам машины. При задержании один диверсант и кубинский солдат спецназа были ранены.

Девятого и десятого диверсантов искали долго. Прошла ночь. Утром следующего дня в одной из деревушек кубинский контрреволюционер–наёмник попытался «добыть» продукты в холодильнике жителя деревни. Ему не удалось сделать это скрытно, и хозяин поднял шум. Прибежавшие соседи попытались задержать диверсанта, который представился солдатом, убежавшим в самоволку из соседней части. Ему не поверили и вызвали по телефону полицию. До приезда полиции диверсант выбил окно комнаты, куда его закрыли кубинцы, и пытался бежать, но приставленная из крестьян охрана открыла огонь из охотничьих ружей. Диверсанту уйти не удалось, и он был убит.

Главаря диверсионной группы по фамилии Эскаланте удалось отыскать лишь на третий день операции. При допросе членов его группы, арестованных накануне, выяснилось, что униформа для диверсантов при переходе морем и высадке на побережье хранилась вся вместе в полиэтиленовой упаковке. Армейские ботинки арестованных дали понюхать служебным собакам пограничников. Одна из собак стала нервничать, бегать кругами, обнюхивая дорогу и обочину рядом с тем местом, где располагался штаб. Затем она потянула пограничника к трубе под дорогой в 20-30 метрах от штаба. Там и оказался главарь диверсантов Эскаланте. Он не оказал сопротивления, заявив при этом, что даст команду собраться всей группе, чтобы их арестовали. Таким образом, он пытался облегчить свою участь. Но, понятно, что в его услугах уже никто не нуждался, так как вся группа была арестована. Он, как оказалось, уже в третий раз высаживался на остров, но эта высадка стала для него последней.

Мы присутствовали на первом допросе главаря диверсантов. Он подробно рассказал об особенностях своей подготовки в лагерях недалеко от города Майами, о тех людях из ЦРУ, которые участвовали в этом. Задача группы заключалась в том, чтобы проникнуть в город Сантьяго и взорвать основную тепловую электростанцию, питавшую весь город. Выполнить эту задачу им не удалось.

Примерно через неделю руководство Восточной армии организовало выставку вооружения, боеприпасов, взрывчатки и другого имущества, которое было изъято у диверсионной группы. На этой выставке побывало много жителей Сантьяго. Было организовано посещение выставки и для советских военных специалистов, переводчиков и членов их семей. Пояснения давал лично командующий Восточной армией. На этот раз арест диверсантов прошел без потерь личного состава армии. В предшествующих подобных операциях без ранений и гибели солдат и офицеров РВС, к сожалению, не обходилось.

После этого события минуло более восьми лет. Я к тому времени окончил ВИИЯ, прослужил четыре года на Северном флоте и в сентябре 1975 году был зачислен в штат седьмого (специального) управления Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота. В 1978 году я был неожиданно приглашен в кадры 10-го Главного управления Генерального штаба, где от имени Государственного Совета Республики Куба мне была вручена медаль «20 лет РВС Кубы» за участие в специальной операции в 1969 году. Это была приятная неожиданность, учитывая, что кубинская медаль явилась моей первой иностранной наградой. Кроме того, мне казалось, что времени прошло уже немало, и кубинцы забыли о тех, давно минувших событиях и их участниках. Но, к счастью, это оказалось не так.

10. Городок Баракоа. Место первой высадки Христофора Колумба.

Мне хотелось бы упомянуть об одном старинном кубинском городке Баракоа, расположенном на востоке Кубы сравнительно недалеко от города Гуантанамо и американской ВМБ. Дорога, ведущая от кубинского города Гуантанамо в город Баракоа, проходит через горы, в которых на одном из перевалов устроена смотровая площадка Ла Фарола (La Farola) – маяк. Она знаменита тем, что с её высоты видны слева серо-зелёные воды Атлантического океана, прямо через пролив смутно вырисовывается остров Гаити, а справа расстилается почти фиалетовое, очень глубокое у берегов Кубы (более 5 тысяч метров) Карибское море.

кактус

Кактусы – гиганты на востоке Кубы в районе Гуантанамо.

Сам городок Баракоа совсем небольшой, со старинными узкими, вымощенными булыжником улочками. Они, кажется, сохранили дух той далёкой эпохи, когда по ним гарцевали на лошадях испанские конкистадоры, шаг за шагом покорявшие для своих королей новый материк, открытый Христофором Колумбом. Здесь есть единственное место на Кубе, связанное с пребыванием первооткрывателя Америки. На набережной океана установлен высокий деревянный крест из твёрдых пород дерева. Легенда гласит, что точно такой крест приказал срубить адмирал 12 октября 1492 года на том месте , где ступила на берег его нога после долгого и трудного плавания. Такие кресты водружали испанцы на открываемых землях, что означало — отныне эти земли принадлежат на правах собственности христианским монархам с Пиренейского полуострова. Каждые сто лет крест меняют, восстанавливают его точно таким, каким его впервые установил более 500 лет назад сам Колумб.

В этом городке, кажется, история задержала свой стремительный бег, всё вокруг старинное: архитектура, памятники, транспорт и даже люди – потомки первых испанских колонизаторов. Население на 100% белокожее, в отличие от остального населения Кубы. Сюда испанцы не стали завозить негров из Африки. В начале колонизации им было достаточно живших в те времена индейцев, коренных жителей острова. Но с годами превращенные в рабов они все вымерли от тяжелого труда и болезней, завезённых европейцами. Индейцы пытались восставать против гнёта колонизаторов, но всякий раз их жестоко усмиряли, уничтожая сотнями и тысячами, пока все коренные жители не были истреблены. В центре города стоит памятник вождю индейцев Атуэю – единственному оставшемуся индейцу, но запечатленному в бронзе. По преданию, возглавив восстание рабов, он был схвачен испанцами и сожжен на костре.

крест

 

 

 

Город Баракоа. Крест на месте высадки Христофора Колумба 12 октября 1492 г.

И ещё одна несколько странная достопримечательность была обнаружена нами во время пребывания в городе Баракоа в тот далёкий уже 1969 год. Командир кубинской дивизии, у которого мы были в гостях, неожиданно спросил у нас:

— А знаете, здесь в городе живёт одна русская, которая убежала от вашей социалистической революции, но уже в пожилом возрасте её здесь настигла наша социалистическая революция? Нет ли желания познакомиться с этой женщиной?

Он пригласил сопровождавшего нас офицера, и мы с генералом проехали к отелю, где пожизненной хозяйкой была русская женщина. Она встретила нас очень любезно, предложила кофе.

Эта женщина, имени её я не помню, стала нам рассказывать историю своей жизни. Дочь богатых и знатных родителей из Петербурга, где она жила в 1917 году, были против её брака с дипломатом из посольства Греции. Однако, она всё-таки вышла за него замуж и они решили выехать из России. Вначале они остановили свой выбор на Венесуэле, но там произошел очередной военный переворот, и греко-русская чета остановилась в кубинском городе Баракоа. Им он показался тихой и уютной гаванью, далёкой от революций.

— Мы с мужем и во сне не могли себе представить, что сюда, в забытую богом «дыру» за океаном, доберётся социализм, — сетовала хозяйка гостиницы.

Они купили гостиницу, куда приезжали на отдых иностранцы, в первую очередь американцы, и жили своей семьёй безбедно до самой революции. Во время партизанского движения против диктатуры Батисты в конце 50-х годов русская, как её там все называли, помогала повстанцам «барбудос» (бородачи), укрывала раненых от ищеек проамериканского режима, помогала им медикаментами.

После победы революции 1 января 1959 года и последовавшей затем национализации, в порядке исключения команданте Фидель Кастро разрешил оставить гостиницу русской в частной собственности. Она почти забыла родной язык и говорила с нами на странном сочетании испанских и русских слов. Ей было бы лучше говорить по-испански, но она просила нас разрешить ей рассказывать по-русски. Она жаловалась на то, что здесь годами не услышишь русской речи. Многие русские слова она вспомнить не могла, и мне приходилось помогать ей находить эквивалент испанским выражениям. Например, говоря о своём здоровье, несколько раз она повторяла кальку с испанского «циркуляция крови» – circulacion de sangre, совершенно забыв русское слово «кровообращение». Просто не могла вспомнить многих русских слов. Так человек, оторванный от своей родины, за многие десятилетия пребывания на чужбине может почти совсем забыть даже свой родной язык. И ещё одно наблюдение сделал я после встречи со старой жительницей Петербурга. Она сохранила в первозданности «питерский» язык, на которым говорила знать столицы Российской империи в начале 20 века. Эта встреча произвела на меня какое-то странное, чуть тягостное впечатление. Правы были кубинцы, подчёркивая, что она сама себя сделала затворницей, лишившись родины и возможности общаться на родном языке.

11. Жизнь группы советских военных специалистов и переводчиков.

В период пребывания на Кубе советские военные специалисты и переводчики знакомились с жизнью и бытом кубинского народа, посещали музеи, памятные места, связанные с героическим прошлым страны, освободительной борьбой кубинцев против испанских колонизаторов и диктатуры проамериканского режима. Для отдыха выезжали на пляжи Сибоней и Калетон Бланко в окрестностях города Сантьяго и Гуарда ла Барка к северу от города Ольгин. Кубинцы всегда оказывали помощь и содействие в организации и проведении таких поездок. Для укрепления дружбы проводились совместные мероприятия военнослужащих Восточной армии и членов группы военных специалистов. Как правило, это было приурочено к государственным и военным праздникам СССР и Кубы.

На экскурсии в городке Сибоней на побережье Карибского моря. У дома-музея, откуда группа молодых повстанцев во главе с Фиделем Кастро осуществила нападение на казармы Монкада в г. Сантьяго 26 июля 1953 г. Щеглов А.Ф. третий слева.

Здесь ещё раз следует упомянуть город Баракоа. Он ещё известен тем, что в его окрестностях много плантаций кофе-бобов. Они зреют здесь во влажном и жарком тропическом климате, а после сбора урожая зёрна сушат и отправляют на шоколадную фабрику, которая расположена здесь же, неподалёку. Нам показали весь процесс переработки зёрен какао и приготовления шоколадных плиток. Кубинский шоколад вкусный и пользуется спросом у иностранных туристов. Наши военные специалисты с членами семей любили экскурсии на шоколадную фабрику в городе Баракоа и хранили чуть горьковатые плитки до возвращения на родину.

группа

На экскурсии в горах. Щеглов А.Ф. второй справа

Наша группа военных специалистов и переводчиков при штабе Восточной армии в течение 10 дней выезжала на сафру, так кубинцы называют сезон уборки (рубки) сахарного тростника. Он длится на Кубе с октября по май, в так называемый «сухой сезон», когда выпадает значительно меньше дождей, чем в летние месяцы. Мы, конечно, никакие не «мачетеро» — профессиональные рубщики тростника. Слово «мачетеро» происходит от мачете – большого длинного ножа, больше похожего на короткий меч, но заточенный с одной стороны, предназначенного для рубки тростника, кустарника, мелких деревьев. После нашей рубки тростника кубинцам приходилось вести зачистку наших огрехов. тростник

Советские военные специалисты и переводчики вместе с кубинцами на уборке сахарного тростника. Щеглов А.Ф. во втором ряду, третий слева.

Заключение.

В начале февраля 1970 года наша командировка подошла к концу. Языковая группа после годичного пребывания в Республике Куба, значительно пополнив свои знания испанского языка, возвратилась в стены Военного института иностранных языков.

После возвращения из командировки, мы вновь продолжили обучение в институте теперь уже на 8 семестре, т.е. вторая половина 4 –го курса. Из предметов по первому и второму языкам продолжались углублённое изучение аспектов языка: военный перевод, общий перевод, синхронный перевод, грамматика испанского языка, испанская литература, домашнее чтение. Продолжалось изучение специальных предметов, а также тактики, военного искусства, страноведческих дисциплин. Мы изучали изобразительное искусство нашей страны и зарубежных стран. Нас учили выступать перед различными аудиториями – от личного состава воинских частей и студенческих аудиторий до рабочих коллективов. Однажды мне поручили выступить перед коллективом Московского ликеро-водочного завода «Кристалл» — главного «водочного» предприятия страны. Нас тренировали не бояться, не стесняться любых коллективов, а это достигается только практическими действиями.

В моей памяти навечно остались имена и образы профессорско-преподавательского состава института, за шесть лет сделавших из обыкновенных молодых ребят высокопрофессиональных специалистов со знанием двух иностранных языков и специальной подготовкой, с практическими навыками владения ими, позволившими нам стать уважаемой частью офицерского состава Вооруженных Сил СССР, готовыми к выполнению сложных специфических задач командования как в стране, так и за рубежами нашего отечества.

Капитан I ранга Щеглов Александр Фёдорович,

Москва, январь 2016 года