Август 1964 года. Поступаю в Военный институт иностранных языков. Предстаю перед Мандатной комиссией, или, как её в шутку называли «мандатка». Генералы рядком и …у одного на груди-звезда Героя Советского Союза. Так первый раз увидел своего в будущем кумира-генерал-полковника Андрея Матвеевича Андреева, который возглавил вновь созданный в том году Военный институт.
Из воспоминаний моего «одномандатника» И.Головко:
«Всех кандидатов собрали в одном из больших залов, наподобие того, в котором мы жили, поставив в нем столы буквой «П». Входивший абитуриент должен был пройти строевым шагом мимо сидящих по обе стороны членов комиссии, сначала майоров, потом, по возвышающейся: подполковников, полковников, и на самой перекладине — генералов. В центре стоял подтянутый седой высокий генерал-полковник Андреев, начальник института, которому я и отдал рапорт, как научили, по-военному: «Абитуриент Головко на мандатную комиссию прибыл». Ему тут же подали мое личное дело с оценками и, думаю, со всеми выводами из них и моего поведения за те пару недель, что я находился в стенах института, где за нами следило множество глаз из явных и тайных соглядатаев.
Генерал, с высоты своего немалого роста, взглянул на стоящего перед ним невысокого квадратненького парнишку и с удивлением спросил:
— Что это ты такой маленький?
— Выросту, — быстро ответил я.
— А сколько тебе лет? — громыхнуло сверху.
— Восемнадцать.
— Нам нужны гренадёры, — выкрикнула душа строевого генерала, и он свободной рукой показал величину предполагаемого слушателя ВИИЯ, вновь взглянул в моё «дело», а потом на меня, и спросил:
— Какой язык хочешь учить?
— Итальянский, — уверенно ответил я.
— Хорошо. Будешь учить арабский, — завершил он беседу».
Был и противоположный случай, когда Р.Ковернинский, наоборот, попросил дать ему арабский вместо японского, и вопрос был решён.
Начались учебные будни. Конечно, встречи слушателя и военачальника носят односторонний визуальный характер: я его вижу, он меня-нет. Но мы-то его видим довольно часто: любит генерал обойти-осмотреть свое хозяйство, зачастую без свиты. Однажды появляется на зачете по физ. подготовке, молча наблюдает как кто-то зависает сосиской на перекладине. Подходит к снаряду, легко подтягивается раз пять-шесть, изящно приземляется и так же молча уходит. Оцепенение, восхищение! А ведь ему за шестьдесят, прошел с боями финскую, Великую Отечественную.
Потом узнаем, что за внешней суровостью и немногословностью прячется присущая тому поколению основательность. внутренняя доброта, заботливость и …специфический армейский юмор.
…Идём строем из бани. Навстречу Он. Останавливает строй. Спрашивает: «Как баня?» Кто-то бодро отвечает: «Отлично, только пар был сухой». Подзывает нашего старшину Крапина и строго так: «Почему пар сухой?». Наш огромный Крапин оцепенел под его строгим взглядом, не зная, что ответить. Это потом выяснилось, что есть такой особый стиль-юмор с серьёзной миной лица.
Летнее субботнее утро. На плацу перед увольнением в город построена учебная группа для осмотра внешнего вида. Вдруг появляется Он. Подходит к строю, неспешно осматривает бойцов и останавливается напротив одного, долго смотрит ему в ноги и строго так говорит: «Здесь вам не синагога, и вы тут не балерины! Сменить сапоги!» (это был Игорь Барсуков в шикарных сапогах из лайковой кожи: папа-маршал артиллерии поспоспешествовал). Надолго запомнилась эта фраза и стала общеинститутской байкой.
Постепенно открывалось: нет, не солдафон и рубака, а рачительный хозяин, отец родной, заботящийся о своих питомцах. Не праздными были прогулки средь многочисленных казарм дореволюционной постройки, где приходилось ютиться, перебегая из корпуса в корпус на занятия. И вот уже начинается грандиозная стройка 12-ти этажного учебного корпуса с актовым залом, библиотекой, столовой. Потом и гостиница, и медсанчасть. Пробить всё это в Москве в те времена было, наверное, делом непростым.
Одновременно Он сам вникал в организацию учебного процесса. В то время появилась идея о лучшем усвоении иностранных языков во сне. И вот у нас в спальных кубриках появляются магнитофоны с записями языковых уроков. Каждое утро за полчаса до подъёма дневальный заходит и включает запись, что не мешало нам продолжать наслаждаться последними минутами сна перед физзарядкой. Не знаю, помогли ли эти утренние процедуры, но все в нашей группе добились успехов и в учебе, и в дальнейшей службе.
Июнь 1967 года, арабо-израильский конфликт. Срочно организуется подготовка борт-переводчиков для переброски грузов в регион. А нас-арабистов переодевают на спец.складе в одинаковые костюмы и плащи, на головах вместо пилоток шляпы и — на аэродром в Чкаловское. Так я оказался в Египте, в пехотной бригаде первого эшелона на берегу Суэцкого канала, полностью окунувшись в языковую среду практически в режиме «нон- стоп». Часто меня в часы затишья приглашал в свой кабинет командир бригады, и мы подолгу беседовали на свободные темы (в основном он расспрашивал как там у нас). Потом эти посиделки мне «аукнулись»: на общем собрании зачитывают письмо от командира бригады с оценкой моей работы как переводчика и как представителя своей страны. Думаю, после этого и окончания Института с красным дипломом я оказался у Него на примете. После выпуска меня назначают преподавателем на родную Кафедру ближневосточных языков. Помню, вызывают меня к Нему на ковер. Спрашивает, справлюсь ли с переводом ответственных переговоров у Министра обороны, внимательно оглядывает и вдруг: «Почему туфли не уставные?». Срочно вызвал кого надо, и я в новых туфлях коричневого цвета (был такой короткий период, когда только ввели коричневые, правда ненадолго). И в дальнейшем были ответственные командировки в стране и за рубежом.
Вспоминается и выпуск нашей ускоренной группы в декабре 1969 года. Мы в новенькой форме с лейтенантскими погонами построились в спортивном зале. Лично «дед» — а так ласково-уважительно называли его все, вручил нам дипломы. Вечером банкет, присутствуют все преподаватели, начальники. После напутственной речи Андрей Матвеевич сидел с нами и дружески общался.
Возвращаюсь к личности боевого генерала. Казалось бы, назначили заслуженного человека на спокойную должность (это с должности-то командующего Воронежским военным округом), ан нет-сплошные вводные: в связи с событиями на Ближнем Востоке надо было организовывать курсы арабского языка для военных советников, командируемых в Сирию и Египет; затем организация ускоренных годичных курсов индонезийского, испанского языков, а потом и дари и амхарский. Всё это были внеплановые срочные задачи, требовавшие грамотных организационных решений.
Не припомню, чтобы были пышные проводы на пенсию: фанфары, награды. Но едва-ли о каком-либо другом начальнике ВИИЯ так часто и тепло вспоминают как об Андрее Матвеевиче Андрееве.