Яна Ларина. А.А. Игнатьев – военный атташе в Скандинавии

«Службы я никогда не боюсь»: А.А. Игнатьев – военный атташе в Скандинавии 

20 ноября – день памяти знаменитого военного деятеля графа Алексея Алексеевича Игнатьева (1877–1954), автора классических мемуаров «50 лет в строю». Чаще всего вспоминают о его деятельности на посту военного агента (военного атташе) во Франции во время Первой мировой войны, беспрецедентной передаче денег советскому правительству, а также его особой роли в создании суворовских училищ и ВИИЯ. Значительно меньше известно о его службе в качестве российского военного атташе в Дании, Швеции и Норвегии (1908–1912). Между тем, изучение этого периода служебной деятельности А.А. Игнатьева не только приближает создание его полноценной биографии, но и позволяет более пристально вглядеться в современные политические процессы.

29 августа 1907 г. А.А. Игнатьев писал своему дяде, выдающемуся дипломату Н.П. Игнатьеву: «Несколько дней тому назад я совершенно для меня неожиданно получил официальное предложение от Нач. Ген. Штаба ехать Военным Агентом в Данию, Швецию и Норвегию. Вполне уверен, дорогой Дядя, что Вы порадуетесь подобному лестному назначению точно так же, как порадовался бы ему незабвенный мой отец и Ваш брат. Ответственность большая, но службы я никогда не боюсь. Большое однако затруднение составляет для меня полное незнакомство со шведским языком; придется брать уроки и начать с азбуки».

По воспоминаниям А.А. Игнатьева, назначение военных агентов было довольно длинной процедурой. Наметив кандидата, Генеральный штаб запрашивал его о согласии, так как кроме различных соображений семейного характера пост военного агента был связан с денежным вопросом. После получения согласия кандидата Генеральный штаб представлял его назначение на усмотрение министерства иностранных дел, которое в свою очередь испрашивало согласия через своих послов у иностранных правительств. Только тогда следовал высочайший приказ по военному ведомству, и кандидат узнавал об этом из газеты «Русский инвалид»[1].

А.А. Игнатьев приехал в Копенгаген[2] в начале февраля 1908 г. прямо из свадебного путешествия по Европе (в январе состоялась его первая женитьба), которое пришлось сократить, чтобы успеть ко дню придворного бала в датской столице. Он писал дяде в конце февраля: «За эти первые 10 дней нашего пребывания нам удалось занять уже долженствующее и даже блестящее положение при дворе и в обществе. Приглашениям нет отбоя. Независимо от сего я уже успел поразобраться в главнейшем вопросе здесь. «Forswars» вооруженнаго нейтралитета. На нем разыгрывается большая часть борьбы политических партий, то или другое разрешение влияет на отношения Дании к Германии и Англии. Выдвигается и тяжелый для нас вопрос об «eisernen ring» (Германия, Дания и Швеция), которым закроется для нас Балтийское море. Надо следить зорко и спать некогда. Самою главною препоною для меня является язык, однако надеюсь с помощию божией месяца через 3 одолеть шведский».

Позднее он вспоминал: «Я остановился на изучении шведского языка – как языка самой крупной из «моих трех армий» и наиболее близкого к немецкому. Через шесть месяцев я мог читать первые страницы газет и объясняться в поездах и гостиницах, через год – читать уставы и объясняться со шведскими офицерами, а через два года – выражать, по установленному в Швеции обычаю, коллективные благодарности гостеприимным хозяевам дома за великолепный обед»[3]. А.А. Игнатьев считал знание языка страны пребывания необходимым условием полноценной работы и не довольствовался французским и немецким языками, как это делали многие военные и дипломаты. В его стремлении освоить шведский язык виден не только присущий лично ему основательный подход к службе, но и те принципы, которые он в дальнейшем отстаивал, говоря о необходимости подготовки военных переводчиков для Красной армии.

Благодаря знанию языка А.А. Игнатьев поддерживал формальные и дружеские связи со шведской офицерской средой, внимательно отслеживал содержание прессы, готовил подробные донесения. Он отмечал, что прямой обязанностью военных атташе было «держать в курсе свой генеральный штаб о состоянии сил той страны, где они находились, что кроме очередных донесений о виденных учениях, маневрах, посещениях войсковых частей заключало в себе в конечном итоге пересоставление книги «Вооруженные силы такой-то страны». Книги эти переиздавались главным управлением генерального штаба как «не подлежащие оглашению». Кроме того, военные агенты должны были доставлять все вновь выходящие уставы и книги военного и технического содержания, а некоторые, более усердные, составляли еще ежемесячные сводки о прессе; это мне казалось особенно важным […] Начальство мое не учитывало при этом, что всю эту работу мне приходилось производить для трех стран, то есть, как говорится, в кубе»[4]. Например, в 1911 году, А.А. Игнатьев, подготовил работу «Вооруженные силы Швеции. По данным к 1 января 1911 г.»

А развитие и состояние немногочисленных вооруженных сил, казалось бы, небольшой нейтральной Швеции и военно-политическая обстановка в регионе были весьма примечательными именно во время службы там Игнатьева – накануне Первой мировой войны. Еще в 1870-х гг. в Швеции зародились серьезные прогерманские симпатии в среде политической элиты. Королю Оскару II (1872–1907) импонировало ключевое положение кайзера в немецкой политической системе, такого же положения он желал добиться и в собственной стране. Он насаждал немецкие образцы в области политики, культуры и государственного управления. В Швеции сложилась небольшая, но устойчивая и влиятельная властная группа, которая считала необходимым направить политическое и культурное развитие Швеции по немецкому пути – создать сильную монархию, ограничить права парламента, усилить армию и активизировать внешнюю политику страны круга лиц, заинтересованных в сближении с Германией. В нее входили члены королевской семьи, офицерство, члены правительства, представители церкви, преподаватели университетов, журналисты и консерваторы в целом. Многие из них получили в Германии образование и сохраняли личные связи с немцами[5]. Германия представлялась шведским прогерманистам подходящим союзником во внешнеполитической борьбе за усиление влияния в Балто-Скандинавском регионе и восстановление статуса великой державы, утраченного в ходе войн с Россией XVIII–XIX вв. Именно предполагаемая угроза со стороны России была также поводом к постепенному усилению армии и укреплению обороноспособности Швеции. На рубеже XIX–XX веков шведская оборона стояла на пороге радикальных и дорогостоящих перемен: было запланировано введение всеобщей воинской повинности (осуществлено в 1901 г.), строительство броненосцев типа F, после 15 лет комиссий и дебатов на севере страны была заложена крепость Буден для отражения предполагаемого нападения России с территории Финляндии.

Провести эти реформы и получить средства из бюджета на военные расходы было невозможно без одобрения парламента и соответствующей подготовки общественного мнения, поэтому прогермански настроенные публицисты, политики и историки нагнетали в многочисленных статьях, книгах, речах антироссийские настроения и страх перед «российской угрозой». Утверждалось, что Швеция наводнена российскими шпионами, которые якобы стремятся разведать пути для предстоящего вторжения. В рамках этой информационной войны в 1912 году консервативная пресса развернула настоящую кампанию по дискредитации А.А. Игнатьева, обвинив его в шпионаже перед самым его отъездом в Париж, куда переводился также в качестве военного атташе[6].

Вот как писал об этом сам А.А. Игнатьев в своей знаменитой книге «50 лет в строю»: «Непредвиденная задержка случилась только накануне окончательного отъезда из Стокгольма. Вещи были уже сложены, прощальные визиты проделаны, и, чтобы проститься с ближайшими приятелями из шведской военной молодежи, я, по обыкновению, отправился в конце дня в место, служившее клубом, – бани на Стюрегатан. […] В самом спокойном настроении духа вышел я на темную и плохо освещенную улицу и не подозревал, что в этот момент могло случиться то, что является самым ужасным для всякого военного атташе.

– «Грэв Игнатьев спион! Грэв Игнатьев спион!» – кричали пробегавшие мальчишки, размахивая какой-то газетой»[7].

Нам удалось обнаружить газету с этой статьей и отклики на нее. В шведском Государственном архиве (Riksarkivet) в фонде Министерства иностранных дел сохранилось досье А.А. Игнатьева[8], которое содержит помимо прочего подборку из 13 газетных вырезок, посвященных этой «шпионской истории».

Действительно, 27 марта 1912 года в правой консервативной газете «Карлскрона Тиднинг» вышла статья под крупным кричащим заголовком: «Сенсационный русский шпионаж в Швеции. Русский военный атташе в Стокгольме арестован возле крепости Буден[9], переодетым в крестьянина. Четыре других русских офицера выдавали себя за точильщиков. Военный атташе переведен в Париж»[10]. Статью подхватили и перепечатали многие другие газеты.

Назначение А.А. Игнатьева в Париж было плановым повышением, но по версии статьи, «внезапный и беспричинный» перевод А.А. Игнатьева был сделан после уличения его в шпионаже: «Недавно возле крепости Буден был замечен крестьянин, который интересовался укреплениями более, чем следовало бы. Его задержали для допроса и обнаружили к своему немалому удивлению, что это не кто иной, как вышеназванный граф Игнатьев».

«Сенсационное разоблачение» А.А. Игнатьева не было случайным или курьезным «желтым» материалом и появилось в примечательном контексте. Как уже отмечалось, в начале XX века в шведской королевской семье, придворных кругах и в офицерской среде были чрезвычайно популярны прогерманские взгляды. Еще с конца XIX века Германия старалась (весьма успешно) привлечь на свою сторону Швецию и играла большую роль в поддержании антироссийских настроений в шведских правящих кругах и обществе в целом. Шведская королева Виктория, немка по происхождению, была покровительницей прогерманских сил и оказывала чрезвычайное давление на короля. 17 ноября 1910 г. в Берлине состоялись переговоры главы немецкого генштаба Гельмута фон Мольтке с его шведским коллегой Кнутом Бильдтом[11] по вопросам сотрудничества[12]. Прогермански настроенные «друзья обороны» постоянно настаивали на необходимости увеличения военных расходов.

Между тем, в сентябре 1911 г., за полгода до «шпионской истории» с Игнатьевым в Швеции состоялись первые всеобщие выборы в нижнюю палату парламента. Участие полумиллиона новых избирателей принесло победу либералам. Новое либеральное правительство немедленно отложило дорогостоящее строительство броненосцев типа F, одобренного предыдущим правым правительством. Во внешней политике было подтверждено сохранение принципа нейтралитета, а также укрепления экономического сотрудничества с Россией. Премьер-министра К. Стаафа ненавидели консервативно и националистически настроенные высокопоставленные военные и политики[13].

Распространение на первый взгляд абсурдных слухов о шпионаже русского военного атташе на мотив «Барышни-крестьянки» было помимо прочего одним из элементов информационной войны прогермански настроенных консерваторов против либерального правительства, не желавшего усиливать панические настроения и увеличивать военные расходы.

Но к чему в заголовке сенсационной статьи об Игнатьеве-шпионе сообщалось об аресте четырех русских офицеров, выдававших себя за точильщиков, и зачем он сам якобы был переодет в крестьянина?

Дело в том, что около 1900 года в Швеции появились русские точильщики (ножей, пил и других инструментов) – крестьяне преимущественно из Новгородской губернии, которые после завершения сельскохозяйственных работ приезжали осенью на заработки в Швецию (а также в польские и финляндские земли Российской империи). Вскоре стали распространяться упорные слухи, что эти бородатые чужаки с их непонятным языком – шпионы, засланные для того, чтобы разведать возможные пути для русского вторжения. Их задерживали, допрашивали в полицейских участках (в шведских архивах сохранились протоколы допросов и полицейские фото с описанием примет).

Для «друзей обороны», ратовавших за увеличение военных расходов и сближение с Германией, появление точильщиков пришлось весьма кстати. В 1912–1913 гг., то есть одновременно с выходом статьи об А.А. Игнатьеве их чуть ли не ежедневно разоблачали во всех шведских газетах. Фактически, слова «точильщики» (шведск. sågfilare) и «шпионы» воспринимались как синонимы. Начальник шведского Генштаба Кнут Бильдт писал королю: «Надо, чтобы этот страх, пусть пока сам по себе и беспочвенный, стал первым шагом к осознанию того, что реальная угроза уже на пороге нашего дома»[14]. Даже современные шведские исследователи отмечают, что слухи о точильщиках-шпионах порой приобретали масштабы истерии[15]. Именно для актуализации этого страха, существовавшего к 1912 году более десяти лет, русского графа-кавалергарда «обрядили» в крестьянские одежды, а в заголовок сенсационной статьи вынесли сведения о «разоблачении» вместе с ним очередной «разведгруппы» из четырех офицеров-крестьян.

Примечательно, что если обратиться к полнотекстовой базе данных шведских газет Королевской библиотеки в Стокгольме и задать поисковый запрос «русские точильщики» или «русские точильщики, шпионаж», прослеживается четкая тенденция роста их упоминаний в два временных периода: в 1900–1901 гг., когда шла подготовка введения всеобщей воинской повинности и дискуссия о строительстве крепости Буден и в 1912–1914 гг. во время так называемой «битвы за оборону», когда правые прогермански настроенные силы настаивали на беспрецедентном увеличении военных расходов.

Более того, буквально за месяц до появления статьи о мнимом аресте А.А. Игнатьева за шпионаж, в феврале 1912 года, в Швеции началось распространение брошюры знаменитого путешественника, исследователя Центральной Азии Свена Гедина «Слово Предостережения», которую он написал по инициативе и при участии майора шведского Генштаба. В брошюре он призывал шведский народ осознать неизбежность большой войны с Россией и утверждал, что спасти родину могла бы только хорошо обученная армия и сильный флот с броненосцами типа F и, разумеется, увеличение военного бюджета. Гедин подогревал страх обывателя, рисуя жизнь «под чужеземным игом»: введены патрули и комендантский час, здание Оперы и ее фешенебельный ресторан превращены в госпиталь, вражеские офицеры объедают местных жителей и т.д.[16]

«Слово Предостережения» привлекло колоссальное внимание и вызвало настоящую бурю в прессе. Тираж брошюры составил 1 миллион экземпляров, что при сплошной грамотности шведского населения оказало исключительное влияние, в шведском Военном архиве в фонде Гедина сохранились сотни откликов читателей. Ее распространяли как бесплатное приложение к ежедневным газетам, рассылали для распространения учителям и священникам. Миллионную копию преподнесли покровительнице «друзей обороны» – королеве Виктории. Именно после выхода «Слова» начался сбор пожертвований на строительство броненосца «Sverige», который был спущен на воду в 1915 году. Гедин был знаменитостью, настоящей суперзвездой тех лет и, наряду с другими влиятельными «друзьями обороны» планомерно отстаивал тезис об угрозе со стороны России и необходимости укрепления обороноспособности страны. Стоит отметить, что во время Первой мировой войны он в качестве военного корреспондента воспевал достижения германской армии и был за это лишен французами Ордена Почетного легиона и исключен из числа почетных членов Академии наук. А в ходе Второй мировой войны он неоднократно встречался с А. Гитлером и не отказался от своих прогерманских позиций даже после войны.

Выход «Слова Предостережения» стал началом открытой борьбы правых с правительством Стаафа. И газетная кампания против А.А. Игнатьева была тесно с ней связана, что следует из статьи о его так называемом «шпионаже»: «Мы прекрасно понимаем, что произошедшее очень неудобно для господина Стаафа и его либеральных министров, которые во время мировой нестабильности решили отменить уже принятое решение властей о строительстве броненосцев, и из политического властолюбия открыто вступают в союз с партией противников обороны. Либералы и социалисты […] всегда первыми трубили о том, что всякая речь о русском шпионаже – это вранье правых. Для них эти новые свидетельства о русском шпионаже станут холодным душем, а для остального общества – новым мощным призывом, прозреть, стряхнуть с себя сонливость и мужественно и решительно потребовать права для шведского народа быть хозяином в собственном доме»[17]. Стааф был вынужден в итоге уйти в отставку зимой 1914 г.[18]

По требованию российской стороны шведский МИД подготовил опровержение газетной статьи, уличавшей А.А. Игнатьева в шпионаже, назвав обвинения совершенно безосновательными. В прессе это опровержение распространило Шведское телеграфное бюро[19]. Однако на этом инцидент не был исчерпан. В прессе продолжалась бурная и ожесточенная полемика в связи с «делом Игнатьева». Консервативные газеты писали о том, что Швеция наводнена шпионами и требуется эффективное законодательство против шпионажа. Либеральная и социал-демократическая пресса же писала, что вся история с Игнатьевым «выглядит так, словно правые круги во главе с господином Свеном Гедином делают все, чтобы произвести раскол между Россией и Швецией»[20].

Об этих настроениях, прогерманской позиции С. Гедина и значительной части шведской элиты было хорошо известно. Именно «немецкую интригу» в первую очередь заподозрил А. Игнатьев, услышав выкрики мальчишек-газетчиков[21]. Российский посланник в Стокгольме
А. Савинский также полагал, что выступление Гедина следует рассматривать в первую очередь в контексте «известной всем, планомерной и настойчивой работы немцев» в Швеции, которая была направлена на то, «чтобы создать у шведов впечатление русской опасности» и был уверен, что «патриотизм» Гедина «всецело подогрет немецкими деньгами». Он считал, что выход в свет «Слова Предостережения» и публикация заметки о «шпионаже» А.А. Игнатьева были связаны и объяснялись активностью немецких агентов[22].

«Шпионская история» появилась в газетах чрезвычайно «вовремя» – незадолго до отъезда А.А. Игнатьева. А. Савинский опасался, что если шведские власти определенно не продемонстрируют обществу свое доверие Игнатьеву, и ситуация вокруг него не разрядится, то участие России в предстоявших летом 1912 г. Олимпийских играх в Стокгольме могло быть сорвано, поскольку большинство спортсменов были военными. А это в свою очередь повредило бы налаживавшемуся политическому и экономическому сближению со Швецией, сыграло на руку Германии и послужило бы косвенным признанием всех вздорных слухов[23].

Расчет на то, что А.А. Игнатьев молча уедет, не оправдался. Он так вспоминал о завершении этой истории: «…в модном загородном ресторане «Хассельбакен», где пришлось провести столько веселых вечеров, я сидел на громадном банкете. Мой фрак украшала врученная мне накануне королем генеральская награда – звезда, а на столе, утопавшем в цветах, пестрели голубые шведские и трехцветные русские бумажные флажки. Было выпито много шампанского, произнесено немало тостов, а на следующий день было напечатано еще больше газетных описаний русско-шведского торжества. Честь русского военного атташе была спасена»[24].

Сенсационная шпионская история «с участием» А.А. Игнатьева, очевидно, была организована правыми кругами, которые планомерно отстаивали идею союза Швеции с Германией и нагнетали в шведском обществе страх перед «российской угрозой», чтобы увеличить военные расходы и обеспечить пересмотр соотношения властных полномочий правительства и короля в пользу последнего по германскому образцу. Она наглядно показывает, как в Швеции еще сто лет назад проводили продуманные информационные кампании с определенными политическими целями.

В XX–XXI вв. на смену точильщикам-шпионам в шведском политическом дискурсе пришли советские подводные лодки и российские самолеты, якобы неоднократно вторгавшиеся в шведские территориальные воды и воздушное пространство. В последние годы в многочисленных материалах СМИ, открытых ежегодных отчетах шведской службы госбезопасности и службы военной разведки и других документах Россия указывается в качестве основного источника угроз, утверждается, что страна наводнена российскими шпионами. При этом, как и сто лет назад, прослеживается явная хронологическая связь между всплеском подобного рода публикаций и необходимостью принятия раз в пять лет очередной концепции политики национальной безопасности, дискуссиями об активизации сотрудничества с НАТО и дебатами по вопросу увеличения военного бюджета.

В этом контексте становится очевидным, что необходимо дальнейшее изучение и осмысление «скандинавского» периода служебной биографии
А.А. Игнатьева, современных ему политических процессов и информационных кампаний. Сам он дальновидно отстаивал мнение, что Швеция сохранит нейтралитет в любом случае – его прогноз оправдался, а отказ выступить на стороне Германии во время Первой мировой войны позволил Швеции сосредоточиться на внутренних проблемах и достичь экономических и социальных успехов.

[1] Игнатьев А.А. Пятьдесят лет в строю. М., Воениздат, 1986. С. 300-301.

[2] Оттуда они с женой направились в Стокгольм, который был местом их постоянного пребывания, но регулярно ездили в Копенгаген и Христианию.

[3] Игнатьев А.А. Пятьдесят лет в строю. М., Воениздат, 1986. С. 314.

[4] Там же. С. 311.

[5] Гриценко С.А. «Прогерманизм» в общественно-политической жизни Швеции (1905–1916). Дисс…канд. ист. наук. М., 2016. С. 83, 239. Чернышева О.В. Шведы и русские: Образ соседа. М.: Наука, 2004. С. 143.

[6] Также см.: Ларина Я.И. Зачем графу обряжаться в крестьянина? // Родина. 2020. № 7. С. 116–119.

[7] Игнатьев А.А. Пятьдесят лет в строю. С. 347.

[8]Riksarkivet. Utrikesdepartamentet med föregångare. Dossier-akt. Ignatiev, A. (1908-1912). vol. 994. (Далее – RA, vol. 994).

[9] Крепость на севере Швеции, заложенная для защиты от предполагаемого нападения Российской империи с территории Великого княжества Финляндского. К 1897 году расходы на строительство крепости оценивались уже в 8,7 млн крон. Была сформирована парламентская комиссия, которая должна была рассмотреть вопрос обо всех укреплениях страны. Расходы на строительство крепости были утверждены на уровне 8,7 млн крон, а срок возведения – 10 лет. В 1900 году риксдаг наконец принял решение о необходимости заложить крепость Буден и год спустя строительство началось – после 15 лет комиссий и дебатов. Строительство завершилось во время Первой мировой войны. Gezelius, Eilert. Spioneri i Norrbotten. Rysslands spionage i norr – tidigt ryskt spionage mot Boden // Militärhistorisk Tidskrift 2019 / ed. Björn Körlof. Norrtälje, 2020. S. 19.

[10] Karlskrona Tidning. 27.03.1912 // RA. vol. 994.

[11] Прадед будущего премьер-министра и министра иностранных дел Швеции Карла Бильдта.

[12] Oredsson, Sverker. Stormaktsdrömmer och stridsiver. Ett tema i svensk opininonsbildning och politik 1910–1942 // Scandia, 1993. S. 257. Рупасов А.И. Германо-шведские контакты о заключении союза (1910–1915) // Первая мировая война и международные отношения. СПб., 1995. С. 30–40.

[13] Oredsson, Sverker. Stormaktsdrömmer och stridsiver. S. 258. Табаровская К.А. «Слово Предостережения» в контексте российско-шведских отношений в 1912 году // Северная Европа. Проблемы истории / отв. ред. О.В. Чернышева. М., 2007. С. 124.

[14] Nilsson, Sture. Rysskräcken i Sverige: fördomar och verklighet. Örebro: Samsprek, 1990. S. 141–144. Гриценко С.А. «Прогерманизм» в общественно-политической жизни Швеции (1905–1916). Дисс…канд. ист. наук. М., 2016. С. 129. Коваленко Г. Русские и шведы от Рюрика до Ленина. Контакты и конфликты. М., 2010. С. 230.

[15] Karlsson, Pia. En officer och gentleman? De ryska sågfilarna och spionanklagelserna // Bröd och salt: Svenska kulturkontakter med öst: en vänbok till Sven Gustavsson / [ed] Roger Gyllin, Ingvar Svanberg, Ingmar Söhrman, Uppsala: Uppsala universitet, 1998. S. 153.

[16] Hedin, Sven. Ett varningsord. Stockholm, 1912. S. 24–25.

[17] Karlskrona Tidning. 27.03.1912. // RA. vol. 994.

[18] Табаровская К.А. «Слово Предостережения». С. 124–128.

[19] См., например: Svenska Dagbladet. 29.03.1912. S. 3.

[20] Kalmar 29.03.1912 // RA. vol. 994.

[21] Игнатьев А.А. Пятьдесят лет в строю. С. 347.

[22] Табаровская К.А. «Слово Предостережения». С. 136–137.

[23] Там же. С. 137–138.

[24] Игнатьев А.А. Пятьдесят лет в строю. С. 347.