Друг, товарищ и брат
Автор предупреждает, что данный
рассказ – произведение художественное,
а не документальное, поэтому в тексте
можно встретить элементы литературного
вымысла. Всякое совпадение с реальными
фактами – не более, чем случайность.
«Всему хорошему в жизни меня научил Андрей. Он у меня был
командиром». Так обычно звучит эта фраза, когда мой друг
оказывается к кругу дружной спаянной компании
единомышленников, среди которых обнаруживаются новые общие
знакомые, и с ними нужно установить быстрый доверительный
контакт и вызвать симпатию и улыбку.
Проверенный приём опытного «агентурщика», сбоев не даёт. В
таких случаях мне обычно не хочется возражать. С такой ролью в
истории наших взаимоотношений я согласен. Как тут возразишь,
если это правда. Целая бочка мёда. Однако, без ложки дёгтя он
обойтись не может. Это бы означало изменить самому себе.
Поэтому следующая его фраза всегда звучит тоже одинаково.
Хитро улыбаясь, уже хвалит себя: «Он у меня на диктантах по
китайскому языку списывал».
Здесь я всегда не очень активно, но всё же противлюсь такой
трактовке и видению тех далёких событий. Мягко, с улыбкой
возражаю:
-Неправда. Это он у меня списывал.
В подтверждение своей версии обычно добавляю:
-Я даже сохранил образцы моих диктантов по китайскому языку,
где стоят только хорошие и отличные оценки.
Делал я это сознательно, потому что такие «наезды» звучали и
раньше, ещё во время учёбы:
-Андрей, как же так? — удивлялся мой друг. -Ты с меня списывал, а
тебе поставили «пять», а мне «четыре». Несправедливо.
А если разница в баллах была ещё больше, недоумения с его
стороны возрастали. Грешен. Иногда слегка косил глазами в его
тетрадь, но не для того, чтобы списать. Это бы означало не
уважать себя. Просто хотел убедиться, что мы оба правильно
написали. Я должен был быть уверен, что и мой друг подготовился
к проверочной работе. Всё-таки как командир учебной группы за
его успеваемость в какой-то мере нёс ответственность и я. Что-либо
исправить во время диктанта было практически невозможно,
поскольку скорость диктовки слов и выражений со стороны
преподавателя шансов на это практически не оставляла. Все еле
успевали записать услышанное, как следовала следующая порция
слов и выражений. А если пытаться исправлять, то возрастала
вероятность усугубить ситуацию. Так иногда тоже происходило.
Можно было бы не возражать, а просто улыбнуться и промолчать.
Как говорят в таких случаях: «Чем бы дитя не тешилось, лишь бы
не плакало». Но тогда нарушился бы регламент и установленная
традиция нашей беседы, а это чревато непредсказуемыми
последствиями. Поэтому увлекательней вести себя ожидаемо и не
менять правила нашей давнишней игры. Мне уже за седьмой
десяток перевалило, а моему «юному» другу скоро семьдесят
стукнет, но нам до сих пор нравится эта забава. Именно поэтому
мы так окончательно и не определились, кто у кого списывал во
время учёбы в институте.
В сложные моменты жизни, когда меня одолевали сомнения, я
обращался к закадычному другу за советом, от которого зависела
моя дальнейшая судьба. Хотя жизненный опыт показывает, что
давать советы в Стране Советов — самое неблагодарное занятие.
Потому что просящий руководства в большинстве случаев
сомневается в правильности своего решения из-за определённого
инфантилизма и невозможности предвидеть последствия пытается
переложить ответственность на товарища, друга, родственника.
На третьем курсе меня как-то стали сильно тяготить должности
командира учебной группы и исполняющего обязанности
старшины курса. Уже отслужившего полтора года срочной службы
в армии старшину курса Александра Запорожского освободили от
казарменного положения. После занятий эти обязанности
переходили мне в качестве командира первой учебной группы.
Официального приказа о моём назначении не было.
По утрам перед построением на занятия он по-прежнему
докладывал начальнику курса Степанову В.С. По воскресеньям
продолжал встречать прибывающих из увольнения слушателей.
Это занятие Александру явно нравилось.
Двусмысленная ситуация двоевластия по выполнению
обязанностей «вечернего и ночного» старшины курса стала
приводить меня в состояние досады и портить настроение, даже
раздражать и удручать. Мои эмоциональные сомнения я почему-то
не мог разрешить самостоятельно. Порой так хочется переложить
на другого риски за возможный негативный результат своего
решения. Ведь нельзя предугадать, как наше намерение скажется на
дальнейшей судьбе. А так ты, вроде, не при чём. Это мой друг так
посоветовал. Сам, скорее всего, такого решения никогда бы не
принял. Для этого друзья и нужны, чтобы свалить на них потом
груз собственных непродуманных умозаключений. Непросто ведь
посыпать самому себе голову пеплом, приговаривая: «Дурачина ты,
простофиля».
Вместо того, чтобы пойти и посоветоваться прежде всего со
старшим товарищем, подполковником Степановым В. С., я
нагрузил своими сомнениями друга, который развеял их легко и
быстро, рассудив:
-Знаешь, Андрей, я думаю, надо уходить, раз ты маешься и
тяготишься своими обязанностями и должностью. Наверно, могут
быть нехорошие последствия от твоего решения. В любом случае
тебе надо идти к Стиву, — так негласно мы иногда называли своего
начальника.
По наивности о «нехороших последствиях» я совсем не
задумывался, не видя в своём решении ничего дурного. Выбрав
самый неподходящий момент, когда отрицательные эмоции и
сомнения преобладали над здравым смыслом, отправился к
Валентину Сергеевичу. К нему я испытывал добрые чувства
уважения и благодарности за его незаурядные человеческие и
командирские качества. Выслушав меня, он задал только один
вопрос:
-Почему ты принял такое решение?
Я рассказал о своих эмоциональных переживаниях, которые не
произвели впечатления на шефа. Он предложил:
-Давай назначу тебя приказом и освобожу от этой должности
Александра Запорожского.
К этому моменту с помощью друга я уже принял решение. Мне
действительно уже не хотелось оставаться ни командиром учебной
группы, ни старшиной курса. Как я считал тогда, отстранять
Запорожского было не за что. И пришел я к начальнику не за
должностью. Возможно, если бы приказ о моем назначении
старшиной курса был бы отдан сразу, я бы относился к этому по-
другому и не мог бы не оправдать доверие человека, которого
ценил и уважал. А так я пришёл просить его об освобождении меня
от обязанностей командира учебной группы и исполняющего
обязанности старшины курса, а он предлагал решить вопрос
приказом о назначении на вышестоящую должность, которую я и
так исполнял по факту. В конце беседы, поскольку шеф явно не
спешил удовлетворить мою просьбу, объясняя ему, почему я всё-
таки не хочу занимать никакие должности, для пущей
убедительности добавил:
-Товарищ подполковник, мне противно.
Было заметно, что необдуманные слова, вылетевшие из моих уст,
больно задели Валентина Сергеевича. Он особо виду не подал,
ничего не сказал, но взгляд изменился. Глаза погрустнели. Я скорее
почувствовал, чем понял, что этого не следовало говорить, потому
что он обиделся, принял эти слова на свой счет. Начальник немного
помолчал, обдумывая услышанное. Уговаривать больше не стал.
Улыбнулся своей обаятельной улыбкой, добавил на прощанье:
-Ладно, пусть будет, по-твоему, как ты хочешь. Со своей стороны
обещаю, что это решение не отразится на твоей дальнейшей службе
и карьере. В характеристиках не будет указано о твоем отказе и
снятии тебя с должности. На том мы и расстались.
С высоты сегодняшнего жизненного опыта свой поступок
следовало бы охарактеризовать, как блажь неудовлетворённого
самолюбия.
Жизнь есть жизнь. Все люди родственники. Если не родственники,
то «молочные» братья точно. Процесс взаимопроникновения в
психоэмоциональное состояние друг друга был обоюдным и
добровольным. Почему именно он стал моим другом, у меня есть
логическое объяснение: надёжен, исполнителен, улыбчив, душа
компании, легок в общении, незлобив, доброжелателен, Моей
заслуги в наличии у него этих качеств не прослеживалось. Хотя,
несомненно, определённое влияние на него оказал: «Он был почти
что мне родня, он ел с ладони у меня». Если исключить слово
«почти», то останутся только его мама с папой. Хорошим
человеком он стал благодаря генам в результате длительного
эволюционного отбора. И только 35-40% на его образ и судьбу
повлияли воспитание, среда, образование, содружество товарищей
и друзей.
На пятом курсе мы как-то приуныли в «Хилтоне». Так с нежностью
шутливо мы называли институтскую гостиницу, в которой жили
рядовые слушатели, сержанты и офицеры. Хотелось на волю, в
суету городской жизни. Пришло осознание, что для регулярного
общения с девушками на гормональном уровне необходима не
только свобода передвижения по городу, но и смена среды
обитания для приобретения бóльших навыков гражданской жизни.
Это в свою очередь подразумевало перемещение в другую часть
города и, соответственно, аренду недорогой квартиры, или
комнаты. Лёгких путей мы не искали. К простой цели шли какими-
то сложными окольными тропами.
В тот период большую часть мыслей, посещавших мою голову,
занимала, конечно, не учёба, а основной инстинкт. Интернета тогда
ещё не существовало, не было и сформированного рынка
предложений свободных квартир. Во всяком случае нам об этом
ничего не было известно. Поэтому, когда кто-то из товарищей
предложил адрес недорогой квартиры в Люберцах, мы рванули
туда, не раздумывая, полные решимости там поселиться.
Нас встретила приятная, молодая, улыбчивая, миниатюрная особа
двадцати восьми лет. После казармы и «Хилтона» мы оказались
неприхотливыми и просто идеальными квартирантами. Нас
практически всё устроило: и цена, и обстановка, и ориентировочное
время подъезда до института. Для меня решающим фактором в
принятии решения оказалась симпатичная, весёлая и
доброжелательная хозяйка, которая была явно рада новым
постояльцам. У неё был неулыбчивый сын пяти лет, смотревший
исподлобья и на мать, и на её квартирантов. И муж, который, как
она говорила, «объелся груш» и находился в местах отдалённых.
Сколько себя помню, женщины всегда относились ко мне с
симпатией, и я неизменно платил им взаимностью. Таисия, так
звали хозяйку, не являлась исключением. И для меня, как эмпату и
филантропу, было бы невежливым, даже невозможным не
откликнуться на её искреннюю, манящую улыбку. Честно говоря,
представительницы слабого, прекрасного пола всегда были ближе
мне и по духу, чем венцы творения, человеческие самцы. Об этом
говорит и моё явно отрицательное отношение и непонимание
поступка Стеньки Разина, который ради товарищей красавицу
княжну бросил за борт. Варвар и разбойник.
Симпатию в глазах молодой женщины по отношению к
собственной персоне я, конечно, почувствовал. И тоску по
мужскому вниманию. Но принятые однажды правила никогда и
никому не рассказывать о своих отношениях с женщинами,
ощущениях и личных переживаниях, старался никогда не
нарушать. Не делал исключения и для друзей. Это был своего рода
негласный кодекс чести благородного мужа, как у врача, чтобы не
навредить.
Некоторый опыт общения с юными дамами у меня был. Поэтому,
когда мой товарищ заступил на дежурство, я отправился в наше
новое жилище один, ясно осознавая, чем закончится встреча, если
Таисия, как бы по делу заглянет в наше новое пристанище. Мне
лишь следовало прямо и заинтересованно смотреть в глаза
истосковавшейся по мужским ласкам женщины. Сближение с
молодой хозяйкой произошло молча, стремительно и естественно к
обоюдному согласию и удовольствию обоих.
После начала нашего близкого общения Таисия стала приходить к
нам в гости почти ежедневно. После каждого её визита мой друг
обязательно выговаривал мне своё неудовольствие:
-Андрей, какого черта, она приходит каждый день? Мы и без неё
славно справляемся. Только время тратим на пустые разговоры.
Давай скажем ей, чтобы она больше не приходила?
Я, как заинтересованное лицо, старший по возрасту, званию и
жизненному опыту, всячески отговаривал друга от этого
неэтичного, неблагородного и необдуманного поступка. Мягко
объяснял, что женщина соскучилась по приятному общению, что ей
нравится находиться в обществе молодых интересных пацанов. И
было бы жестоко лишать её этого удовольствия.
Корефан продолжал ворчать и выражать недовольство. Я, по мере
возможности, старался гасить его раздражение и досаду, не
посвящая и не делясь с ним обстоятельствами нового любовного
приключения. Мы действительно со всем справлялись. А я
справлялся даже не хорошо, а очень хорошо, потому что успевал
ещё любезничать с хозяйкой. Меня всё устраивало, особенно
управительница, поскольку теперь уже не обязательно было
отправляться на охоту за эмоциями и приключениями для
удовлетворения инстинкта выживания. Я и так находился в тонусе
без всякого адреналинового допинга, если принять во внимание,
что отношения необходимо было сохранять в тайне.
По утрам мне приходилось будить моего друга, который
предпочитал ещё немного понежиться в кровати и вставать не
спешил. Я готовил нехитрый завтрак, и вскоре мы отправлялись на
учебу в институт. Сначала ехали на электричке до станции
Электрозаводская. Если в подлётное время к началу занятий не
укладывались, то скидывались по полтиннику на мастера, на такси.
И тогда доставка наших душ и тел происходила с комфортом и
ветерком. В такие поездки голову посещала самодовольная мысль:
«А ведь как всё чудесно, жизнь прекрасна и удивительна».
В одно такое утро, когда поздно легли и поздно встали, а скорее
всего просто звёзды не сложились, чтобы попасть на занятия
вовремя, мы остановили машину «Волгу», плюхнулись в неё.
Кореш без лишних слов, очевидно, копируя какого-то героя из
кинофильма, скомандовал: «Шеф, гони, опаздываем на
построение». И шеф, ни слова не сказав в ответ, погнал, куда
велели.
Двигатель взревел, как у реактивного самолета, автомобиль встал
на дыбы подобно необъезженному жеребцу. Бешеная скорость и
визг тормозов на поворотах с первых секунд движения. Я испытал
не восторг и не легкий испуг, а настоящий, тягучий, липкий страх,
что наши молодые жизни может угробить этот лихой водитель,
камикадзе. От нас уже ничего не зависело, наши жизни оказались в
руках советского Шумахера, который мог распорядиться ими по
своему усмотрению. С того момента, когда мы оказались в салоне
автомобиля и товарищ произнёс заклинание в виде слова «гони»,
оставалась высокая вероятность, что до института мы вообще не
доберёмся.
В глубине души всё-таки теплилась надежда, что это просто
испытание, его надо пережить с достоинством и постараться
добраться до места живыми, если повезет. А если не повезет, то всё
равно вести себя прилично перед встречей с вечностью. При
очередной опасности сердце то замирало, то его ритм стремительно
ускорялся, а мозг рисовал трагические картины: вот сейчас не
успеем проскочить перекрёсток, на этот раз непременно зацепим за
ограждение, вот-вот перевернёмся… Нас бросало из стороны в
сторону. Мы ударялись головами о стойки салона «Волги» и друг о
друга, до боли в пальцах держались за ручки дверей и очень хотели
выбраться из этой переделки в здравом уме и твёрдой памяти.
Мысленно я обращался к Высшей силе. Не знаю, что было в голове
у товарища, но я просил Всевышнего за двоих, чтобы эта гонка и
испытание закончились благополучно.
Мы явно не были готовы ни к подобным переживаниям, ни
перегрузкам, а тем более к расставанию с этим удивительным
земным существованием. Миром управляет случай, и судьба в
насмешку свела нас с профессиональным каскадёром. Всевышний
всё-таки нас услышал. До цели добрались целыми и невредимыми.
Справедливо говорят: «Опыт и мастерство не пропить». Но,
видимо, именно тогда у нас появились и первые седые волосы.
Полученный урок запомнился на всю жизнь. С тех пор подобных
высокопарных слов, как «шеф, гони», мы больше не произносили.
Учитель оказался выдающийся.
Однажды при расставании, когда Таисия уходила домой к матери и
сыну, я расслабился, совершив непростительную оплошность,
поцеловал её в щеку. Возможно, это была продуманная на подкорке
провокация друга с моей стороны, о далеко идущих последствиях
которой я в тот момент вообще не задумывался. Проблемы надо
было решать последовательно. Мне, как заинтересованному лицу,
хотелось изменить его негативное отношение к хозяйке.
Получилось
Женщина ойкнула, как будто это был первый поцелуй в её жизни.
Друг-товарищ находился рядом и оказался способным учеником.
Хитро улыбнувшись, не откладывая в долгий ящик, он повторил
этот человеческий знак внимания несмотря на то, что ещё днём
ранее был готов попросить её не беспокоить нас своим
присутствием. Подруга ойкнула второй раз, хотя это уже был точно
не первый, а, по крайней мере, второй поцелуй в её жизни.
Возможно, именно в тот момент в голове товарища произошли
кардинальные изменения во взглядах. Закрались здравые мысли о
непродуктивности запрещать привлекательной, приятной во всех
отношениях молодой особе навещать нас, а лучше наладить
отношения и любезничать с ней. Это более конструктивно и
приятно.
Поцелуй оказался волшебным и целительным. Всего лишь один
чмок, прикосновение к щеке юной хозяйки оказали благотворное
влияние на дальнейшие мироощущения друга. Он мгновенно
преобразился и повеселел, перестал ворчать и по-новому, уже с
оптимизмом, взглянул на окружающий его мир и навещающую нас
женщину. Беспокоящая его мысль о том, чтобы заявить Таисии в
лицо, чтобы она нас больше не навещала, вдруг бесследно исчезла,
растворилась в эфире незримых человеческих отношений. Одним
словом, ворожба, магия какая-то.
Приятель быстро сообразил, что с хозяйкой меня связывают какие-
то особые отношения, не только братские поцелуи. Но, поскольку я
ни словом не обмолвился о нашей связи, расспрашивать меня он
тоже не стал. Чутье товарища не подвело. Сработал и фактор
ревности. Вскоре поведение друга еще раз изменилось. Он стал
осторожно, интеллигентно так интересоваться, когда я не планирую
ехать в наши новые апартаменты, оставаясь ночевать в «Хилтоне».
Это был явный разведывательный признак, что у нас сложилась
дружная «шведская семья». А ещё через какое-то время он вдруг
заявил, что ему нужно серьёзно со мной поговорить. Дело приняло
неожиданный оборот.
И хотя я с высокой степенью вероятности догадывался, о чем
пойдёт речь, всё равно волновался, как школьник перед экзаменом.
Важно было остаться друзьями и не испортить отношения. В то же
время подобно исследователю меня раздирало любопытство, как
выпутается из этой истории дружной «шведской семьи» мой друг.
Конечно, с высоты сегодняшнего возраста это были не страсти в
духе романа Джека Лондона «Сердца трех». Во всяком случае с
моей стороны. Хотя я тоже испытывал сильные эмоции. Что
касается двух других членов «семьи», то я могу судить только по
их реакции. Улучив подходящий момент и, сделав строгое,
торжественное лицо, «соперник» обратился ко мне:
-Знаешь, Андрей, у нас с Таисией серьезные отношения, поэтому
тебе следует прекратить с ней связь, отойти в сторону и не мешать
нам…
Что мне оставалось. Я широко, нахально, даже цинично улыбнулся,
не поверил товарищу. И, хотя на душе скребли кошки, все-таки
задал один вопрос:
-Может, ты жениться собрался на Таисии, раз у вас «серьёзные
отношения»?
Ответ оказался утвердительный…
Мешать счастью друга в мои планы не входило. Жениться я точно
не собирался, тем боле участвовать в битве самцов за половозрелую
самку. Правильнее было проявить благоразумие. Я согласился с его
предложением не «мешать», заявив, что сначала я должен
обязательно поговорить сам с подругой. И отправился на нашу
квартиру один. Переговорив с нашей избранницей, узнал, что мой
друг действительно говорил о женитьбе, но через год, когда у него
будет очередной отпуск. Сама молодая женщина была явно
расстроена, что так получилось, не очень верила в возможность
подобного развития событий. Кроме того, она была замужем. Что
касается меня, то я тоже в этом сильно сомневался, считая, что
«обещать — не значит жениться». Главное, что, став «молочными
братьями», мы продолжили эту любовную игру, не испортив
дружеских отношений.
Таисия даже проявила материнскую заботу обо мне, поведав
конфиденциальную информацию: её 26-летняя соседка по
лестничной площадке, миниатюрная, приятная и симпатичная
девушка, желала со мной познакомиться. У неё был только один
«недостаток», она оставалась невинной. Подумав, барышня решила
эту ответственную работу поручить мне. Чтобы процесс сближения
происходил более естественно, даже приобрела билеты в театр.
Я был польщён, но как-то даже растерялся. Я понимал, что это
важная и почётная миссия, от решения которой зависела
дальнейшая судьба не только молодой девы, но и моя. В тот период
я совсем не был готов к серьёзным отношениям. И ещё не достиг
того уровня цинизма, чтобы считать, что «переспать с девушкой —
это ещё не повод для знакомства», поэтому не решился на
судьбоносный шаг. Взгляды меняются. С высоты сегодняшнего
возраста отдаю себе отчет в том, что это был неэтичный поступок с
моей стороны. Нельзя обижать симпатичных девушек, отказывая
им в искренних желаниях.
Начальник курса сдержал обещание. В личном деле никак не
отразил мой эмоциональный демарш отказа от должностей.
Незадолго до окончания Военного института иностранных языков
он вызвал меня к себе в кабинет и предложил должность на флоте.
Я, конечно, проявил любознательность и спросил:
-Позволено ли мне будет узнать, куда?
Валентин Сергеевич ответил откровенно и коротко:
-Не знаю. Могу только предполагать, что место неплохое.
Проверено на собственном жизненном опыте: если есть выбор,
обычно выбираешь худший вариант. Я попросил у шефа несколько
дней на обдумывание предложения. Позвонил старшему брату,
который служил в это время на атомной подводной лодке на
Камчатке, в поселке Рыбачье. Он резонно и основательно объяснил,
что от флота лучше отказаться, поскольку возможностей для
служебного роста там гораздо меньше. Как он сказал: «На флоте
можно попасть в дыру и там прослужить до пенсии». Я попытался
возразить умудрённому опытом морскому офицеру, что и в армии
можно точно также попасть в дыру и тянуть лямку в ней очень
долго. С высоты своего пятилетнего опыта службы на лодке ему
пришлось вбить в башку неразумному курсанту простую мысль:
-Знаешь, раз больше возможностей, значит больше мест службы.
По неопытности и наивности я снова пытался огрызнуться:
-А что много дыр лучше, чем одна?
Получил внятный и однозначный ответ, которым решил
руководствоваться в дальнейшем при выборе нового места службы:
-Лучше.
Мой товарищ не стал омрачать свой пытливый ум тяжелыми
раздумьями, сразу согласился на лестное предложение стать
морским офицером. И хотя у него тоже есть умудрённый опытом
старший брат, но, к счастью, он не служил на флоте. В жизни мой
приятель руководствуется одним простым правилом, которое я не
единожды слышал из его уст, как совет: «Если тебе дан пытливый
ум, но ты не можешь в полной мере воспользоваться им- забей». То
есть к жизни он старается относиться легко, получая от неё
удовольствие. И советует этому правилу следовать другим.
Окончив Военный институт, в парадной форме, с букетами цветов
и шампанским мы вместе отправились к нашей общей подруге,
чтобы попрощаться перед дальней дорогой к новому месту службы.
Я осознавал, что начинается совершенно новый этап жизни, где
появятся новые знакомые, друзья, девушки, и я вряд ли возвращусь
сюда вновь. Не знаю, какие планы были в голове у товарища, но
через год я действительно получил приглашение на его свадьбу,
опоздав на торжество всего лишь на пару дней. Невестой, правда,
оказалась не наша пассия, а девушка, с которой мой друг
познакомился в первый офицерский отпуск в Одессе. А потом, как
и предсказал мой мудрый старший брат, друг долго служил в
Хабаровске. За то время, когда я сменил пять дыр, мой приятель
продолжал пахать во вполне комфортных условиях крупного
мегаполиса.
Мне даже удалось несколько раз навестить его там, когда
восстанавливал подорванное здоровье после гепатита в
Хабаровском санатории, когда ехал к новому месту службы из ДВО
в ЗабВО, или совершал круиз по Амуру на теплоходе. Иногда даже
заглядывал на его радушный огонёк семейного очага со своей
очередной барышней.
Встречались мы с удовольствием при любой оказии. В том
возрасте, когда казалось, что жизнь только начинается, а всё самое
интересное нас ещё ждёт впереди, при встрече оставалось полное
ощущение, что мы и не расставались вовсе. Иногда, так
получалось, я появлялся в квартире друга в неурочный час, без
предупреждения, как незваный гость, который, говорят, «хуже
татарина». Как показали встречи, я был все-таки лучше татарина,
потому что мне всегда были рады.
Вполне справедлива поговорка: «Скачет баба задом и передом, а
дело идет своим чередом». Часто очередность, последовательность
запланированных событий происходили в нашей жизни независимо
от наших усилий, а лишь по воле случая, или Всевышнего, которые
нужно было не проглядеть.
В разведке в армии и на флоте во время застолий обычно не делали
различий между молодыми и неопытными лейтенантами и
умудрёнными опытом и знаниями, компетентными
профессионалами в звании старших офицеров. Так случилось, что
вначале своей офицерской карьеры мой друг как-то оказался за
одним столом с «операми» из вышестоящего штаба. По аналогии с
Питером и Москвой он опрометчиво пообещал им достать продукт,
которого в самую ответственную минуту всегда не хватало.
Проведя опрос местных жителей, таксистов, съездив на морской и
железнодорожный вокзалы, в конце концов блестяще выполнил
задание, появившись на мероприятии с двумя заветными
бутылками водки. Сообразительность и упорство младшего
офицера по достоинству оценили старшие товарищи офицеры.
Вскоре его карьера резко пошла в гору.
Во второй половине 80-х прошлого столетия, на пике перестройки,
сложно было приобрести всё, не говоря уже о билетах на самолёты
и поезда. Улететь с Дальнего Востока, Забайкалья и других окраин
великой империи в центральную часть страны, точнее в Москву,
хотелось многим, если не всем живущим на этих необъятных
просторах нашей Родины. Вот только удавалось не всем. Особенно
в летние месяцы, когда складывалась совсем безумная ситуация
дефицита авиабилетов.
В это сложное время потепления и ослабления советской системы в
Читу прилетала моя немецкая невеста. Без помощи коллеги, майора
Горюшкиной Эвелины Павловны, которая по-доброму относилась
ко мне и прониклась моей историей, прилёт иностранки в Читу мог
и не состояться. Она лично занималась получением разрешения у
самого высокого начальства ЗабВО. Вряд ли тогда мне это было по
силам. Я был почти готов жениться, особенно если бы получил
дополнительный пинок убеждения в нижнюю часть спины от
родственников или друзей. Честно говоря, я слабо представлял
процедуру и алгоритм этого гражданского акта. Поэтому и плохо
подготовился, надеясь на русское «авось». Мешали и некоторые
сомнения закоренелого холостяка, развеять которые было некому.
Чтобы приобрести билет моей избраннице в Читу из Москвы, где
она делала пересадку, пришлось прибегать к помощи моего давнего
приятеля, служившего в системе КГБ СССР. То есть частично
задача была решена. Наперсница всё-таки оказалась в столице
Забайкалья. Но потом что-то пошло не так. Когда мы пришли в
ЗАГС, чтобы подать заявление, тётка, которая должна была его
принять, полагая, что моя избранница совсем не понимает по-
русски, начала меня учить жизни и советовать. Мол, что ты
делаешь, парень? Ты что не можешь русских девушек найти?
Только испортишь ей и себе жизнь, потому что твоя избранница всё
равно не поедет жить из Германии в Тмутаракань. Мириам всё
поняла. Обиделась, конечно. В любом случае, если бы у нас и
приняли заявление, надо было ждать ещё месяц, которого у нас не
было.
Вылететь вместе с ней обратно в Москву, а затем в Крым, как
планировали, чтобы попробовать там жениться, с ходу не
получилось. Не было билетов. Точнее, удалось приобрести быстро
только один билет. Увидев и ощутив это сумасшествие у касс, ей
захотелось домой в ГДР.
Обычно, если мне очень хочется, я легко проникаю и без билета в
театры, музеи, на выставки. Меня это забавляет и даже веселит.
Главное сделать строгое лицо и не засмеяться при прохождении
контроля. Видимо, не так уж хотел скрепить отношения узами
Гименея, раз не проявил чудеса изобретательности. Пустил всё на
самотёк.
В результате суженая улетела одна, а я остался у разбитого корыта.
В подобной ситуации дефицита мест на самолёт и примерно в то же
время мой однокашник действовал более разумно и
изобретательно, с определенной долей артистизма и даже
авантюризма. Располагая информацией, что гарантированно
приобрести авиабилет можно только через представителя КГБ в
аэропорту, приятель решил действовать согласно собственному
плану.
Заприметив в центре города чёрную «Волгу», из которой вышел
важный чиновник, он решил на время занять его место в машине.
Долго уговаривать водителя за денежные знаки домчать до
аэропорта не пришлось. Уже на месте, когда деньги перекочевали в
карман бомбилы, кореш попросил его подкатить прямо под окна
кабинета этого столоначальника, чтобы тот мог сам лицезреть
подъехавшего уважаемого человека. Перевоплотившись в образ
важного сановника, не торопясь, отправился на встречу. Когда мой
друг оказался в кабинете, предъявив своё служебное удостоверение
в красной корочке и объяснив цель своего визита, аэрофлотовский
функционер не стал задавать лишних вопросов, был рад оказать
помощь «коллеге».
Можно было прослужить в Хабаровске и до пенсии, но это не то, к
чему стремился практически каждый офицер, оказавшийся вдали от
двух столиц и европейской части России. Мой товарищ в этом
вопросе не был исключением. Может быть, и не «как раб на
галерах», но пятнадцать лет не за страх, а за совесть он честно
отпахал на Дальнем Востоке. Поэтому мечты, надежды и
стремления не могли не воплотиться в реальность и в перевод на
должность в Москву. Таков закон природы. Мысли тоже
материальны.
Романтика моря и приключений будоражили воображение,
заставляли его напрягать свой любознательный, пытливый ум.
Благодаря опыту, приобретённому за долгие годы службы, на
следующие 10 лет он организовал себе ещё одно параллельное
направление служебной деятельности в Санкт-Петербурге, ещё
одну жизнь капитана- наставника на судах класса «река-море». И
одного капитана дальнего плавания он точно воспитал и
подготовил, своего старшего сына.
Когда пришло время для гражданской жизни, он определил себе
очередной, возможно, самый сложный этап жизни чиновника в
правительстве Санкт-Петербурга. В этот образ он давно вжился.
Когда-то Петр Аркадьевич Столыпин очень ярко высказался о
русских офицерах:
" …Куда не сунься, одно офицерье! Проходу от них нет. И ведь
подлецы все могут — и страной управлять умело, и девок брюхатить,
и официантам чаевые раздавать! Не зря государь определил дворян
в службу офицерскую сызмальства загонять, дабы государство от
них всенепременно процветало! Одного не могут — казну
разворовывать бесчестно! От того и век их короток и оттого столь
ненавистны они штатским дармоедам!"
Не каждому по силам выдержать подобное испытание. Мой
закадыка выдержал и выжил в чиновничьей среде. Вероятно, из-за
того, что это довольно тяжёлый, нудный, часто неблагодарный
труд, он даже возродился в новой, творческой деятельности. Стал
писать. Опубликовал уже десяток историко-приключенческих
романов о том, что он лучше всего знает: о разведчиках и моряках.
Поэтому его можно по праву причислить к продолжателям
творчества Валентина Пикуля.
Как бы не складывалась наша жизнь, как бы не оценивали мы по-
разному прошлые, настоящие и будущие события в стране и в
мире, неизменным остаётся желание общаться и получать
удовольствие от этого процесса. Духовные существа, живущие в
нас, по-прежнему хотят этого.
Что такое время никто толком не знает. Возможно, оно существует
только в наших ощущениях и физических изменениях материи. Это
не оно уходит, это уходим мы. Но мы в любом случае вернёмся.