История военного искусства.

Учеба в академии — это особая страница в нашей армейской жизни. В Военно-политической академии я учился заочно, одновременно являясь заместителем командира учебного центра этой академии. Учебный центр находился в 60 километрах от Москвы, в Кубинке. Слушатели-заочники ежегодно на два месяца приезжали в учебный центр из округов, групп войск, сдавали зачеты и экзамены, переходили на следующий курс, слушали вводные лекции по этому курсу и до следующего года уезжали обратно — в войска. И так четыре года — до получения диплома.
Поскольку я был заместителем командира этого центра, то моя учеба и служба совмещались. Такое совмещение имело свои плюсы и минусы. Как заместителя начальника центра меня знали все — от начальника академии до преподавателя и это гарантировало мне успешную сдачу любого экзамена и зачета. Но, с другой стороны, на меня ложились дополнительные обязанности в процессе учебы: я должен был обеспечить комфортное пребывание начальников факультета, курса, преподавателей в учебном центре. Под этим подразумевалось — организация бани, рыбалки, выход в лес за грибами, пикники и т.п. Военные педагоги, на несколько дней вырвавшиеся из Москвы, оказавшись на свободе, часто после таких мероприятий становились добрее, доступнее, и мы успешно сдавали очередную сессию.
Но были преподаватели, которые не шли на компромиссы. К таким относился преподаватель истории военного искусства полковник Василий Петрович Ивановский. Зная, что мы, слушатели, относимся к его предмету как к дисциплине далеко не главной, он, чтобы развеять это заблуждение, наши знания, а вернее, незнания оценивал очень строго. Чтобы сдать зачет или экзамен по истории военного искусства, с преподавателем надо было пообщаться не менее двух-трех раз. Такие перспективы никого в нашей учебной группе не устраивали. Поэтому я, как человек, имеющий определенные возможности, получил от сокурсников задачу, «задобрить» преподавателя. Сделать это было чрезвычайно сложно. Василий Петрович практически не пил, не любил коллективного посещения бани, избегал шумных застолий и компаний и, вообще, по нашим понятиям, был абсолютный сухарь.
Когда я стал сомневаться в успехе данной кампании, сослуживцы резонно заявили:
— На то и военное искусство, чтобы одолеть любого противника.
Через некоторее время мне стало известно, что все-таки одна слабость у Василия Петровича имеется: он любит рыбалку, но рыбалку тихую, в одиночку. Рыбак он был настоящий, заядлый, и, если его свести с таким же профессионалом, дело может выгореть. Такой человек у нас нашелся: это был командир учебной группы майор Леша Сидоров. Несмотря на свою русскую фамилию, вырос он в Полтавской области на берегу тихой речушки Псел и это дело — рыбалку — полюбил с детства, мог часами разъяснять разницу между тем или иным способом ловли рыбы из любого водоема.
Сначала мы послали Леонида в разведку — как Ивановский отреагирует на новоявленного рыбака — конкурента. Слово за слово, разговор плавно перетек из истории военного искусства в историю рыбной ловли. Обмен рыбацкими терминами привел к сближению позиций между преподавателем и слушателем, так что расстались они очень довольные друг другом.
Наступал второй этап операции: необходимо было определить место рыбалки и найти мотив для осуществления этой задачи. Для этого я встретился с директором рыбного хозяйства, которое находилось рядом с Кубинкой. Он обещал выбрать озеро и «подготовить» настоящий клев.
Место было найдено. Оно у многих было на слуху и носило символическое название «Генеральские пруды».
Наш командир группы в разговоре с Ивановским осторожно заявил, что учебный центр академии находится в таких популярных рыбачьих местах, а порыбачить ни разу не удалось. Правда, в этих прудах, несмотря на громкое название, поймать в это время ничего приличного нельзя.
Полковник «клюнул» на приманку:
— Неправда, на Генеральских прудах всегда можно иметь хороший улов.
Завязалась дискуссия, итогом которой явилось предложение порыбачить вместе. Чтобы доказать свою правоту, Ивановский после некоторого колебания согласился.
Позвали меня, высказали пожелание порыбачить сегодня вечером втроем.
Я засомневался, стоит ли, ведь завтра зачет, но преподаватель резонно заметил:
— Раньше надо было учить, перед смертью не надышишься.
Он был абсолютно прав, и мне не оставалось ничего другого как согласиться.
Я вызвал служебный «уазик», и мы втроем отправились на Генеральские пруды.
Заехали к директору, он определил нам сопровождающего, распорядился выдать рыболовные снасти, предложил переодеться в рыбацкую робу. Мы с Леонидом переоделись, а для Василия Петровича, который был небольшого роста, ничего подходящего не нашлось. И он решил остаться в военной форме, взял с собой только ватник, чтобы не замерзнуть.
Через некоторое время мы были у поросшего камышами пруда. Все взобрались на узкую деревянную кладку, уходившую в воду метров на десять в глубь пруда. Наш сопровождающий разъяснил нам, что эта кладка специально предназначена для рыболовов, и пообещал нам отменный клев. Мы взобрались на это сооружение, забросили снасти и застыли в ожидании. Солнце клонилось к закату, вечерело. Было тихо и уютно. Первым поймал, как и полагалось, наш преподаватель. Это был приличный окунек.
Полковник гордо посмотрел на нас — мол, знай наших! Он стал давать нам полезные советы. Оказалось, что Сидоров неправильно забрасывает удочку, а я не так нацепил наживку. Сидоров возразил. Завязался спор. Приглушенный и тихий сначала, он постепенно превращался в громкий, категоричный в своих определениях. В этот момент у Сидорова задергался поплавок, он приподнялся с места, мы дружно стали давать ему взаимоисключающие советы — как тащить, на что он нас далеко послал, но мы не согласились и начали объяснять Леше, кто он такой.
Полковник, не выдержав этой словесной перепалки, схватился с места, решив на практике показать, как профессионально ловить рыбу, но Сидоров решил не поддаваться на провокацию и своим стокилограммовым телом легко оттолкнул тщедушного малогабаритного оппонента. Тот полетел в воду. Я, пытаясь спасти преподавателя, бросился за ним вдогонку. Через мгновение мы с ним были в пруду, а с другой стороны кладки в воде барахтался не удержавший равновесия майор Сидоров. Продолжать дискуссию было бессмысленно, так как налицо была боевая ничья.
С помощью сопровождающего, которого так предусмотрительно нам выделил директор рыбхозяйства, мы вскоре оказались на берегу. Рыбачить дальше было бесполезно, в холодной воде мы основательно замерзли, всех бил финишный озноб. Мы с Лешей сняли мокрую брезентовую робу, отчего теплее не стало. Особенно живописно смотрелся Василий Петрович, который отказался снять форму. Она прилипла к его телу, мы набросили на него ватник, но того все равно колотило как в лихорадке. Было принято единственно верное решение — мчаться к домику рыбака, где находилась наша машина.
По дороге я разъяснил своим коллегам, что не стоит слишком переживать, в учебном центре нас ждет финская банька, которую я распорядился подготовить на всякий пожарный случай, так что выживем.
Забежав в домик, мы с Сидоровым быстро надели форму, набросили сверху одеяла, обмотали одеялом и посиневшего преподавателя. Пока мы одевались и закутывались в одеяла, сопровождающий достал откуда-то бутылку водки и разъяснил нам, что единственное средство от воспаления легких — сто граммов. Возражений не последовало ни от кого, даже от непьющего полковника Ивановского. Быстро расправившись с бутылкой и занюхав невесть откуда взявшимся бубликом, мы водрузились в машину и умчались в баню учебного центра. Слава богу, градусник в сауне показывал 100°. Быстро раздевшись, мы заскочили в парилку и постепенно стали приходить в себя. Но если мы с Сидоровым стали приобретать свой обычный, повседневный вид, то с нашим преподавателем произошла удивительная метаморфоза: он из тихого, незаметного субъекта превратился в громогласного глашатая, который в пух и прах громил организаторов рыбалки, называя нас дилетантами в этом вопросе. Мы смирно отвечали, что почти во всем согласны с оратором, но, чтобы до конца разобраться, кто прав, кто виноват, надо еще выпить. На это замечание, не признававший до этого спиртного, Василий Петрович ответил, что и пить мы по-настоящему не умеем, нас надо всему учить. Мы не согласились. Было принято единодушное решение — установить истину посредством практики.
Мы неоднократно выходили из парной, выпивали по очередной порции водки, прыгали в бассейн, снова шли в парную. Так повторялось много раз, но доказать, кто лучше пьет — никому не удавалось.
Не помню, сколько в общей сложности было выпито, знаю только со слов супруги, что дома я оказался в четвертом часу утра. Жена разбудила меня в восьмом часу, уходя на работу. Я выслушал нелестные эпитеты супруги, кое-как привел себя в порядок, отбыл к месту построения. Зачет по истории военного искусства должен был начаться в 9.00. К счастью, я почти сразу же обнаружил помятого, но непобежденного командира группы, который мне доложил, что не помнит, как добрался до общежития, но утром у себя в общежитии обнаружил мокрую форму полковника Ивановского, решил с помощью утюга высушить и погладить её, но теперь не знает, как отнести форму в гостиницу к преподавателю, и просит меня помочь ему в этом. Без особого энтузиазма я согласился. Зашли в гостиницу для преподавателей. Постучали в нужную дверь. Тишина. Спросили дежурного — не видел ли он полковника, тот сказал, что Ивановский в гостинице не появлялся, но ключ от его комнаты находится у него. Мы ошарашенно посмотрели друг на друга, затем попросили у дежурного ключ, открыли дверь, зашли в номер: постель была аккуратно застелена, комната пуста.
Бегом рванули к спортзалу, в баню. Заскочили в предбанник — пусто, в парилку — тоже. И тут со дна пустого бассейна раздался какой-то звук, чуть слышный шорох. Подошли к бассейну, заглянули вовнутрь и обалдели: на дне бассейна, замотанный в простыню, похрапывал наш преподаватель истории военного искусства. Будили мы его долго. Когда полковник очнулся, то никак не мог сообразить — где он и что с ним. Постепенно придя в себя, он, обвинив нас во всех смертных грехах, решил одеться, но тут заметил, что одежды в бане нет. Сидоров с воодушевлением стал объяснять, что форму он высушил и погладил.
Мы с Лешей в один голос заверили, что она мигом будет доставлена в баню. Тут же Сидоров рванул в гостиницу. После того как оделся и пришел в себя, Ивановский угрюмо посмотрел на нас и спросил у Сидорова:
— Группа к зачету готова?
— Так точно! — ответил майор. Немного подумав, Ивановский строго произнес:
— А я думаю, что группа недостаточно подготовлена к зачету. Даю вам на дополнительную подготовку полдня. Зачет переносится на 16.00. Идите.
— Есть, — ответили мы и, дружно повернувшись на 180°, заспешили к выходу.
Испытание началось ровно в назначенное время. Полковник был каким-то угрюмым и подавленным, но к удивлению всех — дополнительных вопросов не задавал и, что самое невероятное, — все с первого раза получали зачет.
Я должен был сдавать одним из последних, но где-то через час преподаватель вызвал меня в аудиторию. Я со страхом вошел. Полковник отвел меня в угол и, глядя мимо меня, в нарушение всякой субординации, тихо сказал:
— Иван, сходи в санчасть, попроси таблетку анальгина, голова раскалывается.
Повторять было не надо. Через пару минут я был уже в санчасти, а еще через несколько минут вручил целую пачку таблеток преподавателю.
Мы с майором Сидоровым сдавали зачет последними. Подготовились к самому худшему. Когда мы остались одни, полковник подошел к нам, забрал листы, на которых мы готовили свои ответы, и сказал:
— Не знаю, как насчет истории, а вот само военное искусство вы освоили отменно. Поэтому ставлю вам «автомат». Но, боюсь, что этой подготовки к экзамену будет недостаточно.
Схватив экзаменационные книжки с желанной отметкой «ЗЧТ», мы вмиг оказались на улице.
Здесь, рядом с учебным корпусом, слушатели нашей учебной группы в плотном кольце офицеров из других групп, которым еще предстояло сдавать историю военного искусства, обсуждали невероятный факт: как нам с первого захода удалось сдать зачет полковнику Ивановскому. Случай беспрецедентный. Народ отказывался верить в чудо. Всех интересовало: как мы умудрились сделать это? Через некоторое время произошла утечка информации: кто-то выведал, что мы устроили преподавателю необыкновенную рыбалку!
Наши сокурсники из других групп стали разрабатывать различные варианты подготовки к зачету. Все они были тесно связаны с рыбной ловлей. Но ни на один из них полковник Ивановский не клюнул.
Более того, зачеты проходили с особым пристрастием со стороны преподавателя и растягивались на пять-десять дней, в силу чего наша группа получила немало мерзких слов от сокурсников в свой адрес.
Нам же оставалось всего ничего: достойно подготовиться к предстоящему экзамену по истории военного искусства…
СЕКРЕТ НЕПОБЕДИМОСТИ
Знаете, почему наша армия непобедима? А потому, что начальники и подчиненные понимают друг друга с полуслова. Это мне на живом примере доказал мой товарищ подполковник А. Мироненко.
После окончания академии я был назначен начальником курса военного института. У нас с Александром выпускные курсы. На дворе май. Через пару месяцев — выпуск. Закончился очередной учебный день. Отпустив курсантов — кого домой, кого в «Хилтон» (курсантское общежитие), собираюсь уходить со службы.
Звонок телефона, поднимаю трубку — подполковник Мироненко:
— Закончил службу?
— Да, домой собираюсь.
— Заходи, вместе пойдем.
Через несколько минут я в кабинете Александра Ивановича, перед ним навытяжку старшина — хозяйственник прапорщик Носик. Прапорщик сделал что-то не так, подполковник учит его уму-разуму, старшина вдохновенно это воспринимает. Я решаю помочь другу, встреваю в «воспитательный процесс».
— У начальника курса столько проблем, а он еще и с вами должен возиться, товарищ прапорщик!
Все свое внимание прапорщик переключает на меня. Он просто поедает меня своими ясными глазами.
Так вдвоем мы воспитываем Носика несколько минут. Затем Александр неожиданно спрашивает меня:
— У тебя старшина такой же бестолковый?
В надежде на то, что Мироненко поставит моего старшину в пример своему, я отвечаю:
— Нет, моему повторять ничего не надо, он понимает меня с первого раза!
К моему удивлению, эти слова не особо порадовали моего друга:
— Ты считаешь, что у тебя старшина лучше моего? — с вызовом спросил он.
— Не берусь судить — лучше или хуже, но понимает меня с первого раза.
— Подумаешь, с первого раза, — продолжал наступать на меня мой коллега. — Мой меня с полуслова понимает.
Став свидетелем устроенного только что прапорщику разноса, я засомневался.
— Хочешь, докажу? — упрямо гнул свое товарищ. Я утвердительно кивнул головой.
Подполковник выпрямился, сосредоточился и обратился к подчиненному:
— Товарищ прапорщик!
— Я, — лихо ответил тот.
— Значит, так. Ты это… Туда и ни минуты больше. И если что, то знай. Одна нога тут, другая прямо. Время пошло. Выполняй!
Я, откровенно говоря, кроме «товарищ прапорщик» и «выполняй» — ничего не понял. Но прапорщик, ничуть не удивившись непонятному набору слов, щелкнул каблуками и отчеканил:
— Есть!
Через мгновение его уже не было в кабинете.
Видя мой недоуменный вид, Александр посмотрел на меня с чувством превосходства.
— Ну, понял, что я ему приказал?
— Абракадабра, — ответил я, — тут никто ничего понять не сможет.
— Никто, может, и не сможет, а мой старшина — запросто.
В пикировке, во взаимных подколах прошло минут двадцать. Раздался стук в дверь.
— Войдите! — сказал начальник курса.
На пороге стоял прапорщик Носик. В левой руке он держал пакет; правую вскинул в воинском приветствии для рапорта:
— Ваше приказание выполнено, товарищ подполковник!
Александр Иванович посмотрел на часы и распорядился:
— Выкладывай!
Старшина подошел к столу, раскрыл пакет и выставил на стол бутылку водки, банку огурцов, кусок колбасы, полбулки хлеба и виноватым тоном сказал:
— Селедки не было, товарищ подполковник.
Александр с чувством победителя посмотрел на меня и милостиво произнес:
— Ничего. Нет предела совершенствованию. В следующий раз устранишь допущенный недостаток.
Именно с этого момента я стал понимать, что наша армия непобедима.

Добавить комментарий

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.