КАБУЛ, 19 апр — РИА Новости, Андрей Грешнов. Несколько дней назад в результате кропотливой и целенаправленной работы в Афганистане были обнаружены останки предположительно еще двух советских военнослужащих, числящихся пропавшими без вести с 1980-х годов, сообщил в интервью РИА Новости находящийся в Кабуле в составе поисковой экспедиции заместитель начальника комиссии по розыску пропавших без вести Комитета по делам воинов-интернационалистов при Совете глав правительств государств-участников СНГ Александр Лаврентьев.
По словам собеседника агентства, Комитет был создан в 1992 году решением глав правительств-стран СНГ, было утверждено положение о Комитете, которое с тех пор и не менялось. В этом положении, по словам Лаврентьева, есть одна «хитрая» статья, в которой говорится, что комитет находится на самофинансировании. То есть со стороны государства ни копейки денег на содержание этого комитета не выделяется.
«Да, мы получаем кое-какие бюджетные средства от государств СНГ на медико-социальные программы: это инвалидные коляски, протезы, лечение, путевки для ветеранов. Люди за много лет уже привыкли к тому, что такие программы существуют и работают. В мае прошлого года в Астане на совещании глав правительств было принято решение о продолжении розыска советских военнослужащих, пропавших без вести в Афганистане. В этом решении есть пункт о долевом финансировании программы розыска. Ее подписали девять государств, но, если быть честным, за прошлый год свой взнос внесли только Россия и Армения. За текущий год взнос сделала только Россия. Существует надежда, что и Украина внесет свой взнос: недавно председатель Комитета Руслан Аущев побывал на Украине и встречался там с новым премьер-министром страны, где обсуждался, в том числе и этот вопрос», — сказал Лаврентьев.
Всего, по данным собеседника, «на сегодняшний день в нашем списке числятся пропавшими без вести в Афганистане 270 человек». В среднем взносы на розыск каждого пропавшего без вести составляют 12 тысяч рублей на человека.
«Половина пропавших без вести принадлежит России, а потому российский взнос в эту программу составляет примерно 1,5 миллиона рублей. Если перевести это в валюту, то деньги получаются небольшие. Даже если приехать сюда в командировку на поиски, то проживание в гостинице по существу съедает все. Но ведь приходится еще платить местным жителям, пусть и не большие по московским меркам, но, все-таки деньги», — сказал собеседник.
По данным Лаврентьева, несмотря на то, что со времени окончания «войны за речкой» прошло уже очень много лет, местные жители по-прежнему боятся идти на контакт, опасаются показывать и раскапывать могилы бывших советских военнопленных. А раскопать их — это еще и тяжелый физический труд.
«Мы в этой командировке копали трое суток там, где нам показали афганцы, и нашли останки, которые с большой долей вероятности принадлежат нашим воинам», — отметил он.
«Работаем мы с 1992 года, и первые годы упор, конечно, делался на поиск живых военнопленных. Двадцать девять человек нашли мы живыми, из них 22 вернулись на родину, в страны бывшего СССР, семь человек остались жить здесь. Нужно подчеркнуть, что Комитет никого и никуда силком не тянул, это его принципиальная позиция. Хочешь вернуться на родину — мы поможем, не хочешь — это твой выбор», — сообщил Лаврентьев.
По данным замначальника комиссии по розыску военнопленных, «некоторых даже при желании уже не вытянуть отсюда».
«Встречаемся мы с разными людьми. Один пленный, к примеру, стал законченным наркоманом. Позавчера я встречался с другим «отказником» — Геннадием Цевмой, родом из Донецкой области. Он живет в северной провинции Кундуз, у него своя семья, ему уже 45 лет. Встреча наша морального удовлетворения не принесла: он, как был «пацаном», не очень развитым, так им и остался поныне. Взгляды на жизнь у него такие, какие американцы демонстрировали, клепая фильмы про дураков-кгбшников, даже еще мрачнее», — сказал Лаврентьев.
«Мой помощник — Николай Быстров, который сам 12 лет здесь был в плену, потом стал телохранителем полевого командира Ахмадшаха Масуда, когда мы вышли из отеля, где состоялась встреча с Цевмой, сказал, что в этом случае бесполезно даже с ним разговаривать. Бывший пленный, живущий в Кундузе, наверное, думает, что по возвращении его закуют в кандалы, будут пытать или расстреляют. Он не хочет понять, что амнистия всем военнопленным была общая, а Украина подтвердила ее еще и отдельным правовым актом. Объяснить ему, что на Украине никто его преследовать не собирается, видимо уже невозможно», — заявил Лаврентьев.
Говоря про бывшего военнопленного Цевму, собеседник сообщил, что тому несколько раз предлагали съездить на родину, и он соглашался. Еще в 1990 году начальник комиссии по розыску военнопленных Леонид Бирюков возил отца Цевмы на встречу с сыном в Таджикистане, которая произошла на реке Пяндж. Сам Бирюков жил там тогда целую неделю среди моджахедов. Гена каждый раз брал деньги на возвращение и каждый раз «смывался» вместе с ними. В последний раз, уже в 2004 году посол Украины в Пакистане приехал в Кабул вместе с Бирюковым. Семье Цевмы оставили деньги, взяли самому Геннадию авиабилеты, в Донецке даже купили ему квартиру, но он опять убежал.
«Время прошло много, сейчас уже понятно, что разыскать живых из тех, кто ранее пропал тут без вести, становится делом не реальным. Живые есть, но мы их уже не найдем по той причине, что они сами не хотят, чтобы мы их искали. В прошлом году в предыдущей моей командировке в Афганистан я встречался с человеком, местным пуштуном, который сам воюет с 1981 года по сегодняшний день. Этот пуштун рассказал, что он лично знает восемь человек из числа бывших советских пленных. Три раза я его переспросил, и он ответил, что понимает мой вопрос, и подтвердил все три раза, что речь идет именно о бывших советских пленных солдатах. Они с тех пор и воюют, бегают с автоматами по горам. Их дом уже здесь, и никуда они не поедут», — сказал Лаврентьев.
По мнению собеседника, «мы уже должны осознать, что наша главная цель — поиск захоронений. За прошедший год мы уже опознали и захоронили на родине останки двух советских военнослужащих. Они похоронены на Украине и в России».
«В прошлом году я был здесь два раза, когда в Комитет поступили деньги — это сентябрь-октябрь и декабрь. Мы нашли пять могил советских военных, вывезли останки в Москву. До этого также привозили в Москву останки советских военных. Сейчас уже начался процесс их идентификации по составу ДНК. Это не так быстро и просто, как показывают в фильмах. Всего в Москве хранятся около 15 останков наших военных. Мы собрали примерно 110 образцов крови их родственников. Комитет создает базу данных ДНК с тем, чтобы каждые вновь обнаруженные останки сравнивались бы с образцами ДНК их возможных родственников», — подчеркнул Лаврентьев.
По словам замначальника комиссии по розыску, «мы столкнулись в этой работе не только с финансовыми проблемами. Наконец мы сами нашли деньги, сами закупаем реактивы и в нашем центре проводим исследования ДНК привезенных останков».
«Иногда нам приходится отвечать на вопросы журналистов людей других профессий, зачем вы, мол, этим занимаетесь, ведь прошло уже столько лет. В прошлом году в Севастополе была пресс-конференция, на которой одна молодая журналистка в довольно агрессивном стиле обратилась к Руслану Аушеву (председателю комиссии по розыску) — давайте все забудем, ведь годы прошли. Он моментально отреагировал, ответив ей: «Хотите я Вас возьму на встречу с матерью кого-нибудь из тех, кто пропал без вести в Афганистане. Вы этот вопрос матери и задайте. Я буду просто стоять рядом, но очень хочу посмотреть на Вас в этот момент», — сказал собеседник.
Рассказывая о том, с какими трудностями сталкиваются в работе «поисковики», Лаврентьев отметил: «Мне часто приходится общаться с родителями пропавших без вести военнослужащих. На мой взгляд, это самая тяжелая часть работы. И когда чья-то мать говорит мне, что ее сердце чувствует, что сын живой, а мы догадываемся, а порой и знаем, что его уже в живых нет, сказать ей об этом язык никак не поворачивается».
«Мы сейчас действуем и через суды, предоставляя им свидетельства того, что человек погиб, а не пропал без вести. Это делается с той целью, чтобы старенькие их родители получили хоть какие-то льготы, а может быть, хоть как-то успокоились, узнав о горькой судьбе своего сына», — сказал собеседник.
«Сейчас мы уже две недели здесь, мой помощник даже немного больше. В этом году наши планы несколько поменялись. У нас есть четкие ориентиры по поисковым работам в Панджширском ущелье и в провинции Парван, но эта зима внесла в них свои коррективы. На южных склонах сошли мощнейшие снежные лавины, и проход наверх в горы, где стояли наши заставы, стал невозможен. Нужно быть первоклассным альпинистом, чтобы туда добраться. В районе перевала Саланг то же самое — лед в местах, где узкие проходы, и туда пробраться невозможно. Мы переориентировались и работаем сейчас в других местах. Сейчас мы нашли два захоронения. Есть предположение, чьи именно останки это могут быть. Естественно, что пока никаких имен до проведения экспертизы ДНК я называть не могу», — подчеркнул Лаврентьев.
«Мы работаем сегодня в основном с теми, кто стрелял по нашим солдатам. В редких случаях свидетельствуют и те, кто лично хоронил останки — афганцы чаще всего не оставляли убитых валяться на земле, а заваливали их камнями. Но, в основном, конечно, приходится говорить с бывшими моджахедами. Причем их мотивация в сотрудничестве с нами бывает продиктована порой чисто человеческими чувствами. Один мне говорит, что не может больше скрывать того, что произошло. По словам моджахеда, убитый русский солдат стал являться к нему в ночных кошмарах. По его описанию, это был красивый высокий парень, которого моджахеды подловили недалеко от горной заставы. Пуля попала ему в горло, но солдат продолжал стрелять по нам», — приводит выдержки из своей беседы с бывшими душманами Лаврентьев.
«Я подошел, когда он затих, взял оружие и документы, а самого завалил камнями. А сейчас он начал мне сниться. Не могу спать. Давайте я вам покажу, где я его похоронил», — цитирует собеседник слова моджахеда.
По признанию Лаврентьева, для него было странным отношение к советским и российским людям со стороны афганцев. Казалось бы, были врагами и афганцы должны нас ненавидеть, но все обстоит ровно наоборот. Если афганцы узнают, что перед ними «шурави» (советский), то, даже не зная человека лично, приглашают его к себе пить чай. Причем это люди совершенно разных возрастов. Когда они начинают говорить об американцах, эпитеты бывают очень нелицеприятными. В большинстве случаев старые моджахеды говорят так: «С вами говорить буду, а с «этими» (имея в виду американцев) ни за что, потому что это враги».
«В последние дни мы получили от афганцев массу сведений, которые, конечно же, надо проверять. Один из старых людей, малограмотный человек рассказал, что в 1980-х они захватили в районе перевала Саланг УАЗик, в котором ехали немолодой уже советский офицер и переводчик. Немолодыми в ту пору были в основном военные советники. По словам собеседника, моджахеды их расстреляли, потому, что советские войска начали в этом районе массированное наступление, а тащить пленных по горам было очень тяжело. Он обещал показать место расстрела, где, по его свидетельству, расстреляно было также много пленных афганских солдат и офицеров. Этот человек вдруг вспомнил, что в «советском» УАЗике помимо военных сидела маленькая обезьянка, которую они отпустили. Он также поведал о казни трех советских гражданок и одного советского мужчины в районе города Пули-Хумри провинции Баглан. Моджахеды поймали машину, советского водителя застрелили. Женщин сначала изнасиловали, а потом убили», — рассказывает Лаврентьев, по словам которого по приезду в Москву нужно будет связаться с представителями ФСБ, «так как Комитет обладает данными только о пропавших без вести от Минобороны. А эти женщины могли работать и в Военторге, быть служащими в других подразделениях, гражданскими служащими».
Собеседник заверил, что место захоронения этих четверых советских граждан будут искать, и велика вероятность того, что их найдут. Лаврентьев также сказал, что по его сведениям, всего гражданских в Афганистане в то время могло пропасть без вести порядка 50 человек.
«В беседах с афганцами иногда чувствуется, что этот самый человек и убивал наших соотечественников. Один мне показал автомат Калашникова, добытый им в бою, и сказал, что у него также есть пистолет Стечкина. Постараемся, хоть это и архитрудно, по номерам оружия восстановить личности их прежних владельцев. Работы у нас тут очень много. Я создал даже для себя базу данных по провинциям, разработал план кого, где и как искать. Нам нужны карты местности. На «десятикилометровке» кишлака нет, а на «двухкилометровке», которую раздобыть трудно, этот кишлак есть. А ведь именно в этом кишлаке убили двух наших солдат, которые считаются пропавшими без вести. На этой бумаге на языке пушту свидетель сам написал название населенного пункта и время расстрела солдат. И они полностью совпадают с теми данными, что есть в моей базе. Это были солдаты, захваченные в дозоре. Их взяли в плен, но во время начавшегося преследования советскими войсками вынуждены были убить», — рассказал собеседник агентства, показывая документ, написанный собственноручно моджахедом.
«Прошло четверть века, когда люди, которых мы ищем, попали в плен. Удивляет то, что государству нашему эти поиски по большому счету не нужны. В США, к примеру, в армии есть целое управление, занимающееся идентификацией останков военных, попавших в плен и найденных во Вьетнаме, в Корее. У нас ни один государственный орган этим не занимается. Есть, конечно, в Минобороны управление по увековечению памяти, но оно никакими поисками не занимается. Есть и межведомственная комиссия по делам военнопленных и пропавших без вести. Раз в три месяца собираются представители этих ведомств, говорят, заседают и расходятся. Когда разразился финансовый кризис, мы средства все равно изыскали. В основном дают их те, кто здесь сами воевали, а потом как сейчас модно говорить «поднялись», стали успешными бизнесменами. Благодаря этим людям, для которых поиск пропавших без вести в Афганистане история их личной жизни, мы будем продолжать свою работу», — сказал в заключение собеседник.