К 24-й годовщине вывода войск из Афганистана мы предлагаем вашему вниманию статью из «Комсомольской правды», опубликованную в 1988 году. Примечательно, что герои рассказа Михаила Кожухова – выпускники Военного института Министерства обороны. Прошло 25 лет, а события рассказа до сих пор кажутся, как будто бы произошли вчера… Итак, читайте:
«Этот материал передан в редакцию по телефону из Кабула. Исключительность ситуации в нем не главное: в той или иной форме подобные вещи повторяются в Афганистане постоянно. Важно другое: и на этот раз советские воины, выполняющие свой интернациональный долг, выполнили его самым гуманным, самым человечным образом — рискуя собственной жизнью, спасли афганских товарищей, попавших в беду. Именно такие реальные, простые и в то же время драматические ситуации и наполняют понятие «интернационализм» истинно высоким содержанием.
ИСТОРИЯ могла быть немного иной, если бы выкативший на летное поле армейский «уазик» с фотографией индийской красавицы на лобовом стекле оставил своих пассажиров у ближайшего вертолета. Но вмешался случай — машина, вильнув по взлетной полосе, отвезла их ко второму, дальнему вертолету. Пассажиров было двое: полковник Эдмундас Касперавичюс и капитан Владимир Кушнерук.
— Возьмешь до Кандагара? — спросил Касперавичюс у летчика через открытый блистер.
— Сначала — в другое место, туда потом, — командир неплохо говорил по-русски. Как и многие из афганских летчиков, он учился в СССР.
— Последний раз лечу. Домой скоро, — объяснил полковник.
— Давай! — махнул рукой командир. Нужно хотя бы раз самому забраться в дрожащий до последней заклепки вертолет, хотя бы раз оглохнуть от рева винтов, вглядываясь в скользящие за бортом кишлаки. Нужно самому испытать липкое чувство неотвратимой беды, которое давишь в себе наивным: тебя-то не собьют, ты счастливчик, ты доберешься и на этот раз. Иначе сколько ни воображай, представить, что это такое — полеты в сегодняшнем Афганистане, будет трудно. Но испытав, будешь помнить долго. Может быть, всю жизнь.
Уже были запущены двигатели, уже слились вкруг лопасти вертолета, когда командир экипажа старший капитан Мухаммад Ясин снова сбавил шаг винта.
— Раненые, — обронил в салон бортмеханик Абдул Захир. Наперерез к вертолетам по полю аэродрома на полной скорости шел БТР.
..Вторую неделю гремели бои в уезде Каджаки. Когда-то, еще в 60-х годах, американцы построили здесь небольшую гидроэлектростанцию, питавшую током глиняные городишки глухой провинции Гильменд. Банда муллы Насима, которая держала под контролем уезд, разрушила станцию, подорвала опоры ЛЭП. Люди остались без света, их поля — без воды.
Разбить банду, создать племенное ополчение для защиты и восстановления ГЭС — такой была задача афганских частей, которые проводили в тех краях операцию при поддержке советских подразделений. Вместе с афганским боевым агитотрядом там и работали Эдмундас Касперавичюс и его переводчик Владимир Кушнерук. Операция подходила к концу. Нужды в их помощи уже, в сущности, не было. Пришло время возвратиться в Кабул. Тем более что афганская командировка полковника завершалась. Его давно уже ждали дома в Литве, Торопился и Кушнерук: в Кабуле оставались жена Люда и курносый трехлетний Андрюшка.
Носилки с ранеными внесли в вертолет. По трапу поднялись трое афганцев в гражданской одежде, сели вдоль противоположного борта. Раненый был без сознания — то ли осколком, то ли разрывной пулей разворочена грудь, суконная форма набухала, пропитывалась кровью. Не сговариваясь, «шурави» сбросили бушлаты, накрыли ими солдата. Увидели в иллюминатор: еще двоих раненых положили во второй вертолет, за ними вскарабкался сопровождающий.
Взлетали. Вышли на предел высоты — на такой отметке в Союзе полагается кислородная маска. Здесь же полагается глотать разреженный воздух раскрытым ртом и радоваться, что на таких высотах вертолет для зенитной ракеты недосягаем… Над горной грядой дали ракетный залп — какие-то шевеления в ущелье Мухаммеду Ясину показались подозрительными. Ясин в небе не новичок, снаряды зря тратить не будет. Замполит эскадрильи, в летной книжке — сотни боевых вылетов.
Над «зеленкой» — брошенными садами вдоль реки — шли на предельно малой. Это тоже маневр. На высокой скорости, с боку на бок, вверх-вниз, обтекая складки местности, — поймать вертолет в прицел в таком полете трудно. Касперавичюс по армейской привычке посмотрел на часы: 11.50, лету до Кандагара оставалось менее получаса — поспеют к обеду.
Касперавичюсу 41 год. Был на Даманском. Медаль «За боевые заслуги». Здесь, в Афганистане, за два года насмотрелся всякого.
Над самой кромкой «зеленки» Мухаммед Ясин снова дал залп НУРСами — немало его товарищей остались в этих садах у границы пустыни Регистан. Затем вызвал по рации отставшего ведомого.
Командир второго вертолета капитан Абдул Халек на связь не выходил. Разумеется, ни Касперавичюс, ни Кушнерук этого знать не могли. Они видели только, как рывком распахнул дверь кабины, как бросился к иллюминатору борттехник с перекошенным лицом. Сбит ведомый!
Увидели в иллюминатор и они: вертолет лежал на земле в клубах густого черного дыма.
Что чувствовали, о чем подумали в тот миг? «Было четкое чувство, — сказал мне потом Кушнерук, — мы следующее… Отсюда уже не выбраться».
Взрыв топливных баков разметал обломки ведомого по красному песку пустыни Регистан. Ясин обернулся в салон, встретились с Касперавичюсом глазами. Надежды на то, что там, на земле, после взрыва остались живы, почти не было. Оставаться вблизи «зеленки», откуда сбит вертолет, — риск смертельный. «Что будем делать, «шурави»?
Касперавичюс махнул рукой — вниз!
Кто бы их осудил, советского и афганца, поступи они иначе? Выбор между жизнью и смертью, заложенный в каждом живом существе, требовал от них другого решения: улетать, уходить из зоны опасности как можно скорее! Но в те секунды полета об этом не думал, ни тот, ни другой. Их действиями руководил новый, неведомый этому миру закон: спасающий будет спасен. Сегодня, завтра, всегда…
Через десять минут кружения над барханами они увидели четверых. Трое из них с трудом, но шли, четвертого несли на руках. Живы!
Вертолет камнем пошел вниз. Приземлился между барханами, поднимая тучу песка. Эти секунды очень хорошо запомнил Володя Кушнерук, потому что посмотрел на тех афганцев, которые сидели у противоположного борта, он не прочел на их лицах ничего, кроме страха. Понял: идти ему. Вместе с бортмехаником Абдул Захиром они вывалились на песок через открытую дверь вертолета.
Его первая командировка в Афганистан была тяжелой. Он, младший лейтенант, переводчик, выводил из окружения группу афганских солдат. Вслед за ним трое суток шел под огнем один из этих солдат Рустам и нес на плечах русского офицера. «Человечность — это есть в афганцах, — сказал мне Кушнерук. — Она и рождает человечность в ответ». Был он и в других переделках: пять подрывов на БТРах, пять контузий. Операции, в которых участвовал, не считал. Через несколько месяцев капитану исполнится 29 лет. Четыре из них — здесь, в Афганистане.
То, что происходило на земле, он помнит смутно. Сколько времени бежал по песку с борттехником до того места, где увидели сбитый экипаж, вообще не помнит. Три, пять, десять минут?
Обратная дорога была еще тяжелей. У Кушнерука разряд по дзюдо и гиревому спорту, а стометровка — любимая дистанция, он в отличной форме. Но тут сбил дыхание, зашлось сердце: скорее, еще скорее! Обоймы к «макарову» и граната — этого мало, чтобы выжить, если тот, кто сбил ведомого, окажется быстрее его, отрежет путь к вертолету.
— Ты не оставишь меня, Рафик, ты ведь не оставишь меня? — повторял раненый афганец, мертвой хваткой обхватив шею капитана. Сам идти он не мог, Кушнерук бежал к вертолету с раненым афганцем на плечах.
Они уже начали взлетать, уже Касперавичюс успел разорвать на лоскуты майку, чтобы перевязать летчика, когда тот встрепенулся: двое раненых, которых они взяли на борт в Каджаках, погибли при взрыве топливных баков. Но борттехник Hyp Ахмад, он-то уцелел! Почему же его здесь нет?
Улетать было нельзя.
Сделав ещё несколько кругов, они увидели борттехника. Ослепленный от удара о приборную доску, с залитым кровью лицом, тот стоял на бархане, подняв руки, словно руками хотел удержать их вертолет. Садиться не стали — зависли, накрыв борттехника тучей песка. Кушнерук, перевалившись в открытую дверь, втащил Hyp Ахмада в вертолет.
Все! Ошалевший от радости, окровавленный летчик поднял кулак с оттопыренным большим пальцем: «Во»! Касперавичюс передернул затвор автомата, не пригодившийся, патрон упал на металлический пол салона. После этого все молчали — до самого Кандагара. А там, уже направившись было к санитарной машине, Hyp Ахмад вдруг вырвался из рук медиков — кинулся обниматься.
Обычная история. Обычные люди. Таких много сегодня в Афганистане».
Михаил Кожухов
1988 год