Андрей Константинов: «Очень хотелось, чтобы по прочтении этого романа… душа болела»

Konstantinov

«Фонтанка» впервые начинает публикацию электронной версии книги, еще не вышедшей в печать, – речь идет о новом романе Андрея Константинова и Бориса Подопригоры. Предваряя это событие, Андрей Константинов рассказывает о своей буквально на днях законченной, почти полуторагодичной работе… Роман «Если кто меня слышит» — это история о человеческом достоинстве, военной разведке и до сей поры мало известных страницах афганской войны.
— Андрей Дмитриевич! Несмотря на то что в вашем литературном багаже есть и романы на военную тематику, и историческая беллетристика, и иные, условно говоря, литературные эксперименты, очень многие все равно воспринимают вас исключительно как «писателя-детективщика». И теперь вот немало удивлены тем, что ваша новая работа – об афганской войне.

— У многих людей в голове имеет место быть путаница жанров. На самом деле, я никогда не писал детективов в чистом виде. К слову, на днях на схожие темы мы беседовали со Львом Лурье. Так вот он, например, определяет жанр, в котором я работаю, как «нуар» — типа такая жесткая мужская проза. Возможно, некая сермяга в этом есть, хотя сам для себя я его (жанр) никак не определяю. Разве можно назвать детективом, скажем, моего «Адвоката»? Или «Журналиста»? В этих романах, безусловно, имеется детективная линия, но она – всего лишь стерженек, на который нанизывается основное повествование. Не более того! Вся эта моя былая линейка книг про Обнорского – это такие криминально-полицейские истории, завязанные на жизненный фон времени, в котором они разворачиваются. А настоящий детектив — это Агата Кристи, это Сименон. Это — по классическим лекалам выкроенная история, к финалу которой нужно понять, кто убийца. Мне же всегда было интересно писать в первую очередь про людей – про их переживания, поступки, мотивацию этих поступков. Все остальное – не более чем декорация. И не так важно – декорация ли это войны или того же криминального дна… Знаете, это все равно как говорить, что, к примеру, рассказ Джека Лондона «Мексиканец» — про бокс. Да, там практически все действие происходит на ринге, но этот рассказ — он совсем не про бокс…
Вообще, это довольно старый разговор. Я уже много лет подряд — никоим образом не сравнивая себя с Шекспиром — не устаю повторять в своих интервью, что Макбет – это не о гражданской войне в Шотландии, а Гамлет – не о криминальных разборках в Датском государстве. Равно как у Жюль Верна «Таинственный остров» — это не про остров, а «Двадцать тысяч лье под водой» — не про подводную лодку.
— Если говорить о «мужском романе», все-таки в процентном соотношении до сих пор у вас было гораздо больше книг про людей, имеющих какое-то отношение к милиции. Хотя, казалось бы, как бывшему человеку служивому как раз именно военные характеры роднее и ближе?
— Я никогда не ставил себе подобных задач: вот, дескать, сейчас я напишу об этом, а когда закончу – возьмусь за то… Конечно, случались ситуации, когда издатели заламывали руки и говорили: пиши продолжение, уж больно тема хорошо идет. Да, порой я давал слабину и шел у них на поводу. Но все-таки это было нечасто. В основном же я старался писать о том, что мне действительно интересно. Равно как писать так, чтобы это было интересно читать самому. Кстати, столь нехитрую писательскую заповедь мне в свое время открыл Борис Стругацкий. А позднее схожую мысль я обнаружил в откровениях Артуро Переса-Реверте.
— То есть вы хотите сказать, что вам и в самом деле было интересно сочинять… хм… ну, скажем, каких-нибудь «Лапушек»?
— А почему нет? Отвлечения обязательно должны быть, и при этом они могут быть самые разные. Вот, скажем, в свое время из обыкновенной окололитературной игры-шутки родилась вымышленная история армянской девушки, и появился роман «Полукровка». И я не могу сказать, что мне было неинтересно работать с таким материалом. Хотя то был интерес иного рода, баловство, если угодно. Так же и с «Лапушками», которых мы делали с девчонками из АЖУРа, – лично мне было прикольно в это поиграть. Иное дело, что злоупотреблять подобным литературным хулиганством все-таки не стоит.
— Понятно, ситуация из разряда «делу – время, «Лапушкам» – час»… Хорошо, давайте тогда о деле, о новом романе. С чего всё началось? Откуда возник интерес к этой истории?
— А началось с того, что несколько лет назад в газете «Ваш тайный советник» мой друг Борис Подопригора опубликовал большую статью о бадаберском восстании.
— До этого момента вы что-то знали об этом эпизоде афганской войны?
— Впервые об этой истории я услышал приблизительно в 1987 — 1988 годах, когда служил в Краснодаре. Конечно, официально ничего на эту тему тогда не публиковалось, но про меж нас, в среде военных переводчиков, обрывочная информация уже ходила. Я хорошо помню, как мы однажды сидели в огромной, на пятьдесят шесть рыл офицеров, комнате и горячо обсуждали Бадабер. Но затем эта история перекочевала в закоулки моей памяти… И вот десятилетия спустя Боря написал замечательную, вызвавшую большой читательский резонанс статью. После прочтения которой я сказал ему, что, в принципе, это история может стать основой для хорошего фильма.
— Кстати, фильм к тому времени уже был.
— Да, «Пешаварский вальс» Бекмамбетова. Я посмотрел этот фильм в начале 1990-х, и он, помнится, произвел на меня сильное впечатление. Это было такое своего рода авторское кино, которое на порядок отличалось от всего того, что впоследствии сделал Бекмамбетов. Моя главная эмоция после просмотра этой картины — пожалуй, что удивление. Удивление тому, насколько близко режиссер подошел, сумел ухватить самую сердцевину войны. Здесь — с психологической точки зрения… Хотя, конечно, у Бекмамбетова совершенно другая история рассказана. Не такая, как у нас в книге.
— Я читал вашу рукопись. Эта книга — она ведь не только и не столько именно о Бадабере?
— Эта книга про многое: она и дань уважения ВИИЯ (Военный институт иностранных языков). Она и о военной разведке, и о войне в Афганистане, и вот об этой конкретной истории восстания советских военнопленных… Я долго не мог найти ключика к ней, пока в голове не сложилась, условно говоря, формула истории одной человеческой судьбы, проходящей через упомянутые жизненные вешки и вехи в истории нашей страны. Только после этого стал более-менее складывать образ главного героя. Через судьбу которого хотелось рассказать о том, что было растрачено нами за последние двадцать лет. Хотя… по большому счету, я и сам толком не могу сформулировать, о чем эта история. Лично мне хочется верить, что она — про красивого человека. История щемящая, но при этом не слезливая, не приторная.
— Но главный герой — персонаж вымышленный?
— Конечно. Здесь я хочу еще раз особо подчеркнуть: мы с Борисом делали не документальную, а художественную вещь! Мы делали легенду. Но! Отнюдь не сказку! Это, если хотите, литературная версия тех страшных событий.
— Материал, мягко говоря, непростой.
— Не покривлю душой, если скажу, что, пожалуй, ни одна другая книга не давалась мне столь тяжело. До этого момента я считал, что самая тяжелая работа у меня была над «Журналистом». Но «Журналиста» в итоге я написал за несколько месяцев, а здесь — почти полтора года работы. Конечно, если суммировать только дни непосредственного сидения за столом, в общей сложности получится примерно два месяца не разгибаясь. Но без перерывов в этой работе было не обойтись. Потому что с этим романом я всякий раз должен был подрываться, бросать все и уезжать куда-то за тридевять земель – туда, где меня никто не дергает. Туда, где я мог бы остаться со своими героями один на один… Таких выездов было несколько, и с каждым из них все жестче становилась мозоль на среднем пальце правой руки, так как пишу я всегда авторучкой… Не будет преувеличением сказать, что со временем эта книга меня не просто захватила – она меня поработила, вымотала до предела. Более того: с какого-то момента уже не Я героями, а ОНИ принялись управлять мной. Ведь в итоге как получилось? Изначально в романе мы планировали три части. Однако, написав третью, я вдруг понял — нет, обязательно нужна четвертая. Отправился в командировку писать четвертую и примерно на середине работы с ужасом осознал, что снова не заканчиваю. Что надо будет делать еще и часть пятую. Которая станет еще больше по объему и еще сложнее текстуально.
— «Сложнее» в каком плане? На фоне накопившейся усталости?
— Нет, не в этом смысле. Просто изначально нами был задуман такой композиционный прием: нагнетание напряжения в романе идет по нарастающей. То есть начинается все с достаточно спокойной первой части, затем — чуть более тревожная вторая, нарастание ритма – в третьей, еще большее напряжение – в четвертой… Словом, осознание необходимости писать еще в более эмоциональном плане сложную пятую часть довело меня чуть ли не до истерики. Помню, улетаю в мае работать над романом и вскоре звоню Борису: извини, но я снова не заканчиваю, не хочет умирать капитан Глинский!.. И вот уже этим летом привожу пятую часть. Всё, вроде бы теперь точно — финал. Основное сделано, остается только написать эпилог. В результате – на эпилог уходит почти полтора месяца работы.
— Но теперь-то уж точно всё? Книга сдана в издательство.
— Стыдно признаться, но мы с Борисом и сейчас продолжаем работу. При том что я безумно устал быть беременным этим текстом. Но все равно: вот вроде бы и эпилог есть, и послесловие, но постоянно тянет вычитывать текст снова и снова. Вон и Боря всё шлет и шлет из Карелии какие-то дополнения, уточнения, замечания. Это уже напоминает своего рода извращение. Потому как оно понятно, что на самом деле происходит, — всегда тяжело входить в большую, сложную работу, но не менее трудно по завершении отпустить ее от себя. Это как ребенок, который давно вырос и вполне готов к взрослой жизни, но тебе никак с ним не расстаться. При том что: месяцем раньше, месяцем позже, но все равно придется.
— Знаю, что уже достаточно большому количеству людей вы дали возможность ознакомиться с рукописью. Каковы первые оценки-отзывы?
— В первую очередь мы давали прочесть ее людям, которых условно можно назвать прототипами наших героев. Это прошедшие Афганистан люди, занимавшиеся там в том числе очень серьезными вопросами. И я помню, какое облегчение мы испытали, когда оценки оказались, скромно говоря, неплохими… Еще один немаловажный момент, связанный с преследующей меня многие годы фразой: «…Ну, вы же для мужской аудитории пишете?» Так вот, эксперимента ради, мы дали почитать текст нескольким женщинам – разного возраста и, так сказать, социального статуса. И вот когда они поведали нам о том, как «не спали всю ночь» и с какими эмоциями «встретили рассвет», мы с Борисом окончательно успокоились и выдохнули, поняв, что наши душевные усилия и траты последних полутора лет были не зря. Кстати, «траты» были не только душевные, но и финансовые. Если взяться подсчитать, сколько денег у нас с Борисом было потрачено на одни только телефонные переговоры друг с другом, если прикинуть, сколько за это время было выпущено листов-черновиков, какие финансы ушли на творческие командировки-перелеты-переговоры-встречи — это ж абсолютное безумие! ТАК я никогда не работал!.. Но эта вещь – она и не делалась для заработка! Мы делали это от души. И я рад, что у нас хватило сил – и физических, и душевных — довести ее до конца.
— Пару слов о возможной экранизации романа?
— Вспоминается, как мой друг – режиссер и кинопродюсер Александр Черняев, — еще не ознакомившись с рукописью до конца (к тому времени был не написан эпилог), позвонил мне из Москвы и сказал, что очень хочет это снимать. Интересный момент: собираясь приобретать права на экранизацию, он, как человек деловой, был совсем не заинтересован в том, чтобы наговорить мне массу комплиментов. Ибо «большие комплименты = большие гонорары». Однако Саша, не скрывая, честно признался, что, прочитав рукопись, буквально прослезился… Так что, в части экранизации романа пока у нас достаточно позитивные ожидания. Тем более что работа над сценарием предварительно поручена нам. Но дальше, когда пойдут съемки, от нас уже мало что будет зависеть. В кинопроцессе главная фигура – режиссер.
— До кино еще далеко. Книга, бумажный ее вариант, пока в издательстве. Тем не менее на днях на «Фонтанке» начинается публикация романа.
— Да, в этом смысле мы, по согласованию с издательством, идем на достаточно беспрецедентный шаг – начинаем частями выкладывать роман в Сети. Думаю, числа 6 — 7-го выложим на «Фонтанку» первую часть романа. Надеюсь, наши читатели с пониманием отнесутся к тому, что последующие части будут появляться с временными интервалами в семь — десять дней. Это делается для того, чтобы завершить интернет-публикацию одновременно с выходом издательской книжной версии романа.
— На днях на той же «Фонтанке» появился анонс романа, под которым один из местных форумчан высказался в том духе, что, мол, Константинов не имеет морального права браться за афганскую историю, поскольку сам не был на той войне.
— Да, в Афганистане я не был, однако военным переводчиком был. И что из того? На самом деле, ключевой момент заключается в том, что в одиночку, без Бориса (который, к слову, последним выходил из Афганистана!), я бы никогда не взялся за такую работу. Это очень важно понять и запомнить! В романе «Если кто меня слышит» Борис Подопригора выступает не просто каким-то моим помощником – здесь мы имеем дело с полноценным соавторством. Абсолютно убежден в том, что по одиночке мы не смогли бы осилить эту тему – ни он, ни я… Это вот как не было писателя Аркадия Стругацкого без Бориса, а был единый автор, который назывался «братья Стругацкие», так и в данном конкретном случае автор называется «Андрей Константинов и Борис Подопригора»! И вот этот «коллективный» автор, я считаю, имел полное моральное право взяться за данную тему.
— И последний вопрос: какую аудиторию в первую очередь вы держали в голове, когда писали этот роман?
— «Если кто меня слышит» — это не «датская» вещь, не реверанс в сторону боевого братства. Лично мне не хотелось делать из этой книги «открытку» — пусть даже и хорошую — для ветеранов афганской войны. Не хотелось посвящать эту историю исключительно выпускникам ВИИЯ. Которых, особо оговорюсь, я очень уважаю, очень многих знаю лично и очень надеюсь, что они снисходительно отнесутся к нашей с Борисом работе. И все же — не их мы принимали в расчет, думая о потенциальной читательской аудитории. Хотя бы и потому, что эти люди и так знают почти всё об описанных нами событиях… Я хотел сделать этот роман таким, чтобы его обязательно прочитал мой сын, когда станет чуть постарше. Я хотел, чтобы его прочитали молодые люди, которые сейчас учатся в университетах и в институтах. Прочитали люди моего поколения из числа тех, которые никогда в жизни не были в «африках-азиях-афганистанах» и не имели касательства до всего этого ужаса впрямую… Мы с Борисом очень благодарны всем, кто нам помогал в работе. Это и мой приятель Саид Тулаков, и Андрей Шульц, и Евгений Логинов, и еще очень многие люди. Но этот роман – он, в первую очередь, не для них. И не для генерала Громова. И не для генерала Аушева. Он не для тех, для кого Афган – до сих пор не заживающая рана, но и… Он и для них тоже… Очень хотелось написать этот роман так, чтобы по его прочтении… Чтобы душа болела! И как мне кажется, мы с Борисом в этом направлении сделали все возможное. И обошлось нам это безумно дорого, потому как себя в процессе работы мы не жалели. Ну а дальше – судить вам. Всем тем, кто будет этот роман читать.
Беседовал Игорь Шушарин
Источник: Фонтанка.ру

Добавить комментарий

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.