Скоро полвека исполнится, как я был военным моряком. Если точнее, то служил с ноября 1970 по июнь 1971 года. За эти восемь месяцев побывал на Балтийском и Северном флотах. В море, правда, не ходил, служил у самой его кромки. Вначале под Ленинградом в учебке, где из меня готовили механика-телеграфиста ЗАС (засекречивающая аппаратура связи), а затем в маленькой береговой части на Канином носу, что упирается в Белое море.
Вспоминаю срочную морскую службу по-доброму, хотя радуюсь и тому, что отдал ей всего лишь восемь месяцев, а не три года. Ей посвятил две небольшие улыбчивые заметки.
Крылатыми ракетами по Сирии и не только…
Позвонили мне с радиостанции «Спутник». Вопрос был неожиданным: «Можете, как военный эксперт, в прямом эфире рассказать о недавнем ударе российскими крылатыми ракетами с Каспия по Сирии, в частности, насколько новым является это российское оружие?» Хотел было отказаться, как вдруг вспомнилось давнее время, когда матросом служил на Крайнем Севере.
В тундру, которая простиралась на сотню километров за нашей небольшой воинской частью, периодически пускали ракеты с кораблей Северного флота.
В один из таких пусковых дней, о точной дате которых знало только командование, я нес службу дневальным по казарме. Внезапно зазвонил телефон внутренней связи. Я поднял трубку. На проводе был сам командир части. По голосу чувствовалось, что он был взволнован.
— Беги в мой кабинет, в шкафу достань бинокль и гляди во все глаза на небо.
Через минуту я уже стоял на крыльце и направлял бинокль в разные стороны. Светило весеннее солнце, тишина была полная. Скоро мне уже начало все это надоедать, как вдруг что-то с гулом пронеслось от моря в сторону тундры. Через секунду раздался оглушительный взрыв. Где-то в километре от нашей части взметнулся столб пламени. Грохот был такой, что заложило уши.
Спустя некоторое время в сторону взрыва на большой скорости пронёсся гусеничный транспортер. Из башни торчала голова командира. Он что-то прокричал мне, показывая рукой на столб дыма. Я начал догадываться, что это было связано с его приказанием по поводу бинокля. Но в чем загвоздка, мне так и не было ясно.
Позже «сарафанное радио» донесло, что мы в этот день родились в рубашке. По заданной цели крылатой ракетой нанесла удар подводная лодка. Цель, правда, находилась на достаточном удалении от нас, но, видимо, что-то не сложилось с координатами. А у нас, как назло, вышла из строя радиолокационная станция. Потому-то меня и поставили наблюдателем с биноклем. Слава богу, ракета была без боевого заряда, так называемая болванка. Но даже этого, попади она на территорию нашей части, было бы достаточно, чтобы во все стороны полетели похоронки.
Что касается удара по Сирии, то, скорее всего, кому-то там пришлось совсем несладко. Ведь в современных боевых ракетах и автоматика более совершенная и заряд настоящий, а не болванка.
Банный телевизор
— Ну, как, телевизор уже включили? – с этим возгласом откормленный дембель ворвался в кочегарку. Я уже второй час подбрасывал уголь в топку, готовя военно-морскую баню к массовой помывке. Это был мой первый наряд в новой воинской части. Сюда меня направили служить после учебной школы младших специалистов ВМФ.
Первыми по традиции мылись женщины. Их было всего-то две: одна – супруга командира нашей военно-морской точки, другая – жена мичмана. Обе вряд ли претендовали бы на звание мисс ВМФ, но в условиях Крайнего Севера, да еще на удалении сотни километров от ближайшего города, они казались красавицами.
Наша часть состояла из нескольких десятков матросов, двух офицеров и трех мичманов. Вся эта команда достаточно хорошо уживалась на берегу Белого моря. С противоположной стороны на сотню километров протянулась болотистая тундра. В начале 70-х годов на нашей точке не было не то, что телевизора, отсутствовали даже ежедневные газеты. Их привозили раз в месяц на вертолете, после чего культурно-развлекательная жизнь вновь замирала.
Оставалась, правда, одна отдушина. Ее, как я узнал позднее от толстого дембеля, называли «банным телевизором». Мне, молодому матросу, совсем недавно доставленному по воздуху на эту точку, предстояло его смотреть в течение ближайших двух с половиной лет.
— Какой еще телевизор? – с интересом спросил я деда в тельняшке.
— Эх, ты, салага! – С этими словами дембель выдернул из бревна в кочегарке искусно встроенную затычку. Открылся глазок, к которому он тут же прильнул.
— Жаль, наши дамы еще не пришли. Ты свистни, когда они появятся.
Я кивнул и бросил в топку очередную порцию угля.
Через некоторое время за бревенчатой стеной послышались женские голоса.
— Пришли, — уведомил я заслуженного матроса.
— Ну, слава богу, жаль, только, что у нашего телевизора всего одна развлекательная программа. Ну, да ладно, и так сойдет.
Он приник глазом к отверстию в стене и застыл в напряженной позе. Изредка причмокивал от удовольствия:
— Ну, хороши, вот здорово!
Я же стоял рядом и думал, что этим «Эрмитажем» мне предстоит восторгаться свыше двух лет. Может быть, я даже со временем буду с удовольствием смотреть на живые картины а ля Рубенс.
— На, полюбуйся, салага.
Я тоже посмотрел в глазок. В клубах пара туманно мелькали голые женские тела. Нет, это был совсем не Рубенс. Смотреть дальше не захотелось.
— Ничего, — утешил меня дембель. — Через пару месяцев тебя от этого телевизора не оттащишь.
Слава богу, этого не случилось. Через месяц вертолет унес меня с этой точки сначала в Северодвинск, а затем поездом я отправился прямиком в Москву. Меня ожидали приемные экзамены в Военный институт иностранных языков. Банный телевизор, как ни покажется странным, послужил дополнительным стимулом для поступления в это московское учебное заведение.
Юрий Лебедев
30 июля 2016 года
Санкт-Петербург