Борис Подопригора,В-78, С-Петербург
К российско-натовским отношениям мы обращаемся в основном по информационным поводам — а они чаще негативные. Поэтому публицистичность и фрагментарность отдельных оценок не заменят анализа их сегодняшней сути. На нынешнем внешне безсобытийном этапе эти отношения слегка сдвинулись с точки замерзания. Так, новый генсек НАТО бывший датский премьер Андерс Фог Расмуссен подтвердил отсутствие со стороны России прямых военных угроз и высказался в пользу развития российско-балтийский связей. В Москве это заметили. Как и то, что все главы альянса начинают с комплиментов. Ибо их отсутствие уличает новую команду в конфронтационных намерениях. Да и датской политической школе не откажешь в примерной дипломатичности.
Протокол или партнерство?
Ритуальность подвижек подтверждается протоколом. 30 сентября на очередном заседании Совета Россия-НАТО (СРН) на уровне послов присутствовал руководитель Федеральной службы РФ по военно-техническому сотрудничеству. Впервые после кавказских событий августа 2008 года Брюссель решился на консультации с представителями «Ростехнологий», «Рособоронэкспорта» и Объединенной авиационной корпорации России. На ноябрьском заседании СРН спланировано «приступить к совместной оценке общих угроз в евроатлантическом регионе и поиску инструментов по борьбе с ними». Цитата в виде бюрократического штампа говорит за себя.
Натовцев вряд ли заинтересовали «Ростехнологии». Ставкой служит Афганистан. Поэтому остудим обличительный пафос и сосредоточимся на практической программе-минимум. Дело в неминуемости вывода натовских войск из Ирака — под лозунгом «Сделали всё, что могли!» Но сдача афганского рубежа ставит под вопрос 8-летнюю стратегию антитеррористической борьбы, во многом задающую смысл внешнеполитической консолидации Запада. 100-тысячная группировка Международных сил по содействию безопасности в Афганистане (МССБ) (60 проц. — США, 40 проц. — их союзники) подошла к той черте, что и Советский Союз в середине 80-х прошлого века. С поправкой на иную эпоху выход найден в том, чтобы «доверить» Афганистан расширенному кругу антитеррористов. Вовлечение Россию в афганскую кампанию облекается в форму приглашений с посулами и предупреждениями. По словам А.Ф.Расмуссена, «укрепление взаимодействия в Афганистане должно идти не только путем борьбы с терроризмом и наркотрафиком, но и за счет снабжения и обучения афганских сил безопасности». В переводе с языка дипломатии это значит: хотите снизить «наркозависимость» — включайтесь в борьбу с талибами.
Талибы — отдельно, наркотики — отдельно
С этого абзаца требуется ясность. Талибы, действительно, не утратили энергию экспансионизма. При повторном подчинении Афганистана, они могут перейти и Аму-Дарью с Пянджем. Впрочем, сегодня предпосылок к этому нет. Ибо внутриафганские, а также внутрипакистанские замыслы талибов куда очевиднее. Назвать их только национально-консолидирующими, все же, не поворачивается язык. Но вотчина талибана — это зона расселения пуштунских племен. А они далеки от единства с прочими народами Афганистана и региона. Не стоит по-натовски отождествлять талибов и с преимущественно арабской Аль-Каидой. Она, как показывают события, куда явственней проявляет себя в Ираке, откуда Запад намерен уйти. Так что к талибской угрозе отнесемся серьезно, но критически.
Сегодня не время напоминать, когда и с чьей подачи талибы выросли по существу в главную силу, дестабилизирующую регион. Не будем злорадствовать по поводу эффективности «антитеррористической» борьбы. Натовцы в ней преуспели не лучше, чем мы 25 лет назад. Но при шурави нас не захлестывал афганский наркопоток. Сотни переправляемых через Аму-Дарью тонн героина при стахановском почине тамошних тружеников маковых полей в расшифровке не нуждаются. Поэтому западное «переустройство» Афганистана оставляет вопрос — с чем «антитеррористы» идут навстречу партнерству с нами? — Неуправляемой наркодержавой, символизирующей сосредоточие мирового зла, против которого нас пытаются ополчить? С другой стороны, наркотизация России ставит нас перед выбором: либо пытаться ей противостоять, либо высокомерно наблюдать, чем закончится очередной натовский «Ирак».
Пока нас приглашают к совместной оценке угроз и подготовке афганских сил безопасности. Но намекают, что самое место нашим инструкторам — в составе, например, «команд по восстановлению афганских провинций». Так именуются созданные на основе МССБ военно-гражданские органы содействия местной власти. Однако рано или поздно встанет вопрос о «силовой поддержке» инструкторов. Дальше сработает физика водоворота — каждый следующий виток обусловлен предыдущим: нам подскажут, что общая для всех беда исходит из талибских районов, которые, «к счастью, почти изолированы». Но если так, почему натовцам не удаётся уже сейчас блокировать героиновый поток на Север? Тем более что около ¾ площадей, используемых под мак, находятся под талибами, которые, кстати, наркодельцов не жалуют. Значит, «на войне как на войне».
Возможно, и российско-китайская повестка дня заждалась прямой постановки афганского вопроса. Китайцам угрожает не столько наркоэкспорт, столько экспорт исламизма. Интерес Пекина в стабильном тыле распространяется и на Афганистан. Неминуемая интернационализация антитеррористической борьбы требует расчета сил и средств по принципу: для кого, что важнее здесь и сейчас. В противном случае афганский мезальянс России с НАТО скорее насторожит ревнивый Китай, нежели мобилизует его на отзывчивость. Столь же не допустимо избавление китайского Синьзцяна от исламистской угрозы за счет подспудного перевода стрелок строго на Север. Антитерроризм может быть либо всеобщим, либо нацеленным против в нем не повинного. Тут немало зависит и от нашего диалога с альянсом.
Российский транзит вместо афганского
Подведем итог. Первое: содержание реального взаимодействия с НАТО может «подсказать», прежде всего, Афганистан, остальное — вне реальной политики или наших возможностей. Альянсу во главе с американцами нужен плацдарм в центре Азии. Нам это не выгодно. Еще хуже для нас, если их война будет вестись нашими руками. Но с другой стороны, без транзита, среднеазиатских баз и глобального антитеррористического реноме Западу не обойтись. Второе: от «наркозависимости» Россию никто не спасет, кроме нас самих. Натовцы нам помогут настолько, насколько это выгодно им. Не потому, что они мерзавцы. Наоборот, они на своём примере учат нас прагматизму. Поэтому предметом прагматичного торга с НАТО может быть не возвращение туда, где другие наступили на наши грабли, а жесткий размен: транзит/реноме — за «наркокордон» по границе с СНГ.
Без компромисса, разумеется, не обойтись. Его следует искать, например, в вариантах расстановки сил в Северном, то есть, таджико-узбекском Афганистане. Нам выгодно, чтобы подготовленные нами «наркоборцы» без присутствия самих инструкторов стали частью местной элиты. Она, кстати, вряд ли примкнет к талибам-террористам. Не менее полезно объем натовских грузов, идущих через российскую территорию, поставить в зависимость от афганского наркоимпорта. Другие, более долгосрочные формы взаимодействия, тем более с учетом натовских планов в отношении Пакистана, требуют принципиального отказа альянса от расширения на Восток. Иначе «смягчения» и обмен технологиями останутся протокольной хроникой без шансов на партнерство по сути.
Борис Подопригора, военный аналитик