Андрей Жуков, З-75. Ко Дню военного переводчика. Рассказ о работе в Сомали.

Возвратившись из похода в Средиземное море в ноябре 1973 года, я продолжил учебу на четвертом курсе ВИИЯ. Трое из моих товарищей Михаил Кошлаков, Сергей Погорелов и Михаил Зверев  улетели в Сомали в октябре.

В начале 1974 года, сразу после Нового года, я должен был присоединиться к ним. Наш начальник курса подполковник В.Ф. Летунов очень помог мне перед убытием в Могадишо, добившись разрешения командования сдавать предстоящую январскую сессию в декабре. При этом в некоторые дни я сдавал по два экзамена в день, что формально было запрещено. Но ведь мы были уже практически готовыми специалистами, проверенными в деле. Это позволило мне в декабре 1973 года успешно сдать сессию за первый семестр четвертого курса, что дало возможность продлить мою стажировку в Африке до конца 1974 года.

Особые слова благодарности хотел бы сказать в адрес нашего преподавателя военного перевода полковника Г.М.Полежаева, который не только качественно подготовил всю нашу группу к практической работе в Африке, но и дал много полезных советов и по чисто бытовым вопросам. Геннадий Михайлович не один год прослужил В Могадишо в 60-е годы.

Во время подготовки к убытию в Сомали я несколько раз побывал в 10 Главном управлении Генштаба у своего направленца. Во время одного из визитов в «десятку» один из планируемых в командировку офицеров в звании «майор» спросил меня: «А вы, товарищ курсант, наверное, к папе едете?». Это было забавно. Пришлось ему ответить, что я военный переводчик и еду в Сомали работать.

Проводить меня в первую длительную командировку приехал отец. В аэропорту Шереметьево меня также провожал мой друг Виктор Мжельский, с которым мы учились в  ВИИЯ.

Полет Ил-18 проходил по маршруту: Москва-Каир- Сана-Аден-Могадишо. В аэропорту Каира всех пассажиров подвергли тщательному обыску. Так продажный египетский президент Анвар Садат демонстрировал свое отношение к СССР после начатой и проигранной им войны с Израилем в 1973 году. Кроме того, в Каире рейс Аэрофлота загрузили блюдами с протухшим мясом, что привело к проблемам с перевариванием пищи почти у всех пассажиров. Мой натренированный казарменной пищей желудок вроде бы справился с «подарком» от Садата, но несколько офицеров-советников дня два еще ощущали последствия каирского угощения.

Столица страны Могадишо встретила нас голубизной Индийского океана, 50-ти градусной жарой и зеленой боскалией (низкорослый густой кустарник). На второй день я был назначен переводчиком старшего советника командира танковой бригады сомалийских сухопутных войск, дислоцированной на окраине столицы. В бригаде было три танковых батальона. Один из батальонов еще имел на вооружении лучший средний танк второй мировой войны Т-34, на котором в годы Великой Отечественной войны воевал мой отец.

Старший советник был настоящим советским танкистом в звании «подполковник». Он представил меня  командиру бригады, который оказался племянником президента страны Мохаммеда Сиада Барре. Потом я узнал, что в 1969 году Сиад Барре был командиром этой бригады и именно он совершил переворот, свергнув законное гражданское правительство. Принцип стабильной власти был прост: пока во главе танковой бригады стоит лояльный президенту офицер из его племени, он не будет свергнут. Тем не менее, один взвод танков Т-34 постоянно дежурил около президентского дворца рядом с аэропортом в готовности прикрыть главу государства в момент его бегства на стоящем невдалеке АН-24.

Где-то примерно через неделю моей службы в танковой бригаде меня вызвал старший советник и приказал вечером приступить к преподаванию сомалийского языка для группы советников, проходящих службу в бригаде. На мои возражения, что я не знаю сомалийского языка, никогда его не учил и эта белиберда даже не имеет письменности, бравый танкист порекомендовал мне свою собственную методику его познания уже к вечеру того же дня. «А ты подойди к сержанту Али, спроси как будет по-сомалийски танк, ключ, автомобиль и т.д. Запиши это в блокнот, а на занятии нам это расскажешь». С учетом разных «весовых» категорий между подполковником и младшим сержантом возражать было бесполезно и мне пришлось обратиться к Али. Кстати, как филологу, мне было чрезвычайно любопытно узнать, что и машина, и ключ, и танк и даже паровоз по-сомалийски называются одним словом «бабурка». Потом много лет мы с отцом именно так называли наши машины.

Должен добавить, что в том же 1974 году в Могадишо прибыла группа выпускников  ВИИЯ в составе трех офицеров, в задачу которых входило создание письменности сомалийского языка на основе латиницы. С гордостью могу отметить, что наши парни с этим успешно справились в достаточно короткие сроки.

В те годы в Сомали выполняли важное задание Советского правительства, как тогда было принято говорить, до четырех тысяч военных советников и специалистов. К тому времени уже полностью функционировали построенные Советским Союзом завод по производству консервов, молокозавод, центральный госпиталь. Строился нашими специалистами глубоководный порт в Бербере, а на вооружение ВВС поступали первые МИГ-21.

Среди советских офицеров на должностях советников были в основном две категории людей. К первой относились действительно лучшие специалисты и мастера своего дела, которых направляли для передачи их богатого опыта и навыков сомалийским товарищам. Вторую, к счастью, в значительно меньшем количестве представляли те, от которых командиры воинских частей в округах хотели просто избавиться по причине их  неуживчивого характера или профнепригодности. Дело в том, что убывавшие за рубежи Родины офицеры исключались из списков части и, как правило, по возвращении уже направлялись к другим местам службы.

Распорядок работы был следующий. Рабочий день начинался в 7 часов утра, подъем, завтрак в столовой городка, читка последних новостей, инструктаж, убытие в подсоветные части и штабы, работа до 13.00, затем обед и послеобеденный отдых. В 17.00 прибытие в военный городок ГВС (Главного военного советника), спортивные мероприятия, демонстрация фильмов, общественная работа и, конечно,  ужин.

Переводчики жили отдельно от советников в городке строителей, который находился примерно в двух километрах от аппарата ГВС. Они  были представлены выпускниками и стажерами ВИИЯ, выпускниками иняза имени Мориса Тореза в звании лейтенантов (двухгодичников) и отдельными представителями МГУ, горьковского пединститута или переводческих курсов. Жизнь была достаточно интересной и насыщенной и била ключом. Я каждый вечер играл в свой любимый волейбол, преподавал сомалийский язык, общался с товарищами. В рабочее время переводили документы и лекции, которые наши спецы читали сомалийцам, набираясь опыта у своих более старших коллег по профессии. В выходные дни выезжали на пляж, где можно было поплавать в теплых водах Индийского океана, пройтись по берегу, поиграть в мини футбол. Иногда мы с Мишей Зверевым благодаря его протекции, а вернее авторитету его отца полковника Михаила Михайловича Зверева — военного атташе при Посольстве СССР в Сомали в конце 60-х годов, попадали в посольскую шашлычную, где лакомились вкусным мясом после надоевшей до чертиков ежедневной курицы с рисом в столовой ГВС.

Однажды я заболел малярией, которая буквально свалила меня с ног за несколько часов. Жара под 50 градусов, а меня знобит и бросает в дрожь, полное отсутствие аппетита и желания двигаться. Обратился к военному врачу в офисе ГВС, майор медицинской службы помог советами и лекарствами, дня через четыре болезнь отступила, молодой организм брал свое. Мой товарищ Михаил Зверев окружил меня трогательной заботой и приносил еду из столовой, до которой в те дни я просто физически не мог дойти.

В конце июня меня вызвал заместитель Главного  военного советника генерал-майор Уткин, который до убытия в Могадишо был начальником политотдела ВИИЯ. Генерал поинтересовался,  как идет служба в танковой бригаде, а затем напомнил мне о моем кандидатском стаже будущего члена КПСС и предложил для его качественного подтверждения поработать военным переводчиком в отрыве от столицы на границе с Эфиопией в штабе Южного военного сектора городе Иша-Байдоа.

Я. естественно, дал свое согласие, да иначе и быть не могло в те годы, когда желание послужить Отечеству и проверить себя в более сложной обстановке просто зашкаливало у большинства моих товарищей.

4 июля 1974 года, в день прибытия с официальным визитом в Сомали Председателя Президиума Верховного Совета СССР Н.В. Подгорного, видавший виды старенький ГАЗ-69 увозил меня в Иша-Байдоа. Навстречу неслись КРАЗы, забитые до отказа  членами Гульвадаял (молодежно-скаутская организация в Сомали под патронажем Китая), спешившими на встречу высокого гостя. Было немного грустно. Вся наша группа уже готовилась к возвращению на Родину, а мне предстояло в отрыве от друзей и коллег-переводчиков продолжать службу в этой забытой богом дыре под названием Иша-Байдоа, где даже не было электричества, горячей воды, а холодильники работали на керосине.

Работа и служба в Иша-Байдоа коренным образом отличалась от деятельности переводчиков в Могадишо. Коллектив советников размещался на вилле, построенной итальянцами в конце 30-х годов во время их захватнического похода на Аддис-Абебу с целью возрождения по планам дуче очередной Римской империи. Общая  численность наших офицеров составляла около 10 человек. Переводческая деятельность заключалась в подготовке ежедневных обзоров местной прессы, в первую очередь газеты «Стэлла д’Оттобрэ» («Октябрьская звезда»), переводе отдельных занятий с личным составом сектора, а также радиопередач на итальянском языке.  Кроме того в мой функционал входило обеспечение приемлемого быта и питания группы советников, специалистов, летчиков и авиационных техников, проходящих службу в Южном военном секторе Сомали в отрыве от семей. Для этого мне был выделен один солдат-повар и автомобиль ГАЗ-69 с водителем для закупки продуктов на местном рынке.

Спали под накомарниками, которые, как королевские балдахины висели над нашими кроватями. Днем балдахин поднимали, чтобы проветрить хоть немного прикроватное пространство.  Перед каждым отходом ко сну необходимо было с помощью фонаря уничтожить всех кровососущих насекомых, залетевших под балдахин в течение дня. В противном случае утром можно было наблюдать огромных африканских комаров, досыта напившихся твоей кровью.

Раз в месяц я выезжал в Могадишо за продуктами, письмами, лекарствами и новыми фильмами. Самым дорогим и ожидаемым из вышеперечисленного, вне всякого сомнения, конечно, были весточки с Родины. Ведь тогда не было ни мобильных телефонов, ни компьютеров с электронной почтой, и получить раз в месяц письмо от близких считалось большой удачей. Офицеры в этот вечер прибытия почты не ложились спать и высматривали в ночной тьме, когда же наконец мелькнет дальний свет фар нашего «зеленого козлика» на лысой резине, завершающего свой трехсоткилометровый марафон по маршруту Могадишо-Байдоа.

Через месяц работы стало ясно, что солдат-поваренок не чист на руку, пришлось от него избавиться. Начальник штаба сектора подполковник Салех выделил другого солдата на этот раз из племени аффаров и исса на севере страны, у которого было шестеро детей. Звали его Саид. Научил Саида готовить блюда русской кухни: борщ, супы и блинчики с мясом, предварительно получив подробный инструктаж у жен наших офицеров. Три дамы в нашем дружном коллективе все-таки повторили подвиг жен декабристов и добрались до Байдоа. Работал Саид без замечаний и честно. В конце месяца на добровольной основе собирали ему небольшую  сумму в шиллингах, которую он отправлял семье. Кроме того, каждый убывающий на Родину офицер отдавал ему свою африканскую форму и ботинки «сафари», чему он был также несказанно рад.

Торговцы на рынке Байдоа при виде белого человека неимоверно вздували цены на все продукты питания. Поэтому, убедившись в честности Саида, я уже не сопровождал его, а отправлял самостоятельно вместе с водителем на базар. Проблема возникла только во время религиозного поста мусульман, когда сомалийцы в дневное время не продавали продукты и, в частности, мясо. Саиду удалось добыть лишь жилистую и жесткую верблюжатину, он прокрутил ее через мясорубку и приготовил блинчики с мясом. Офицеры, прибывшие на обед, ничего не заметили. Только прощаясь с ними в декабре, я открыл им секрет появления  верблюжьего мяса в их меню.

Старшим советником был начальник штаба дивизии с Дальневосточного военного округа по имени Виталий Федорович. Настоящий  полковник и командир, очень порядочный офицер. Мне особенно импонировала часто произносимая им на совещаниях фраза: «Среди нас, товарищи офицеры, нет зеленых лейтенантов!». Он был с супругой, по типу и манерам очень напоминавшей жену начальника Белогорской крепости из пушкинской «Капитанской дочки». Распорядок дня был такой же, как в столице. Виллу охраняли двое солдат, вооруженных автоматами Калашникова.

Виталию Федоровичу сомалийцы подарили двух обезьянок шимпанзе. Звали их Васька и Машка. Если Васька вел себя достаточно прилично, то Машка представляла собой наглого и беспардонного примата, страдающего вдобавок еще и  клептоманией. Она любила забежать в столовую, схватить со стола пару булочек и мгновенно ретироваться на высокую пальму в центре двора.

Несмотря на мое стремление и в Байдоа играть по вечерам в волейбол, мобилизовать тамошних офицеров и вывести их на площадку мне удалось всего пару раз. Эту увлекательную игру необходимо любить и получать от нее удовольствие, а научить играть в нее за пару дней сорокалетних мужиков, отрастивших пивные животы,  оказалось непосильной задачей.

В Сомали мы летели на одном самолете с подполковником из Прикарпатского военного округа. В Байдоа меня поселили с ним в одну комнату. Звали его Лев Анатольевич, прекрасный человек и достойный офицер. Смотрю, он ходит вокруг клумбы в центре двора нашей виллы и поглядывает на свои наручные часы. Спрашиваю: «Как дела, Лев Анатольевич?». В ответ слышу: «Андрей, все в порядке, до свидания с Родиной осталось на 15 минут меньше».

В Байдоа я подружился с доктором Олегом Нагорным из Ворошиловграда (сейчас этот город называется Луганск). Олег, несмотря на свою молодость, а ему тогда было лет 35-38, находился в Сомали уже во второй длительной командировке и очень хорошо знал и страну, и местные нравы. Кроме того, он по своей инициативе выполнял роль санитарного врача в нашей столовой. Это реально очень помогало мне в соблюдении крайне необходимых в условиях жаркого климата санитарных норм. Ведь я не имел права отравить людей некачественной или испортившейся пищей. Один раз он здорово выручил меня, увидев сомалийца, привозившего нам на своем грузовом мотороллере хлеб. «Андрей, срочно поменяй поставщика хлебобулочных изделий, этот кадр вчера был у меня на приеме. Он страдает запущенной формой гонореи». Естественно, на следующий день хлеб мы покупали уже в другой пекарне.

Однажды вечером я наблюдал такую картину. Мои старшие товарищи стали тихонько заносить в соседнюю комнату большой таз, рулоны ваты, золу и уголь. Командовал всем процессом выпускник академии химической защиты имени Маршала Тимошенко в звании «подполковник». Примерно через час из комнаты соседей послышались веселые голоса, смех и обрывки офицерских баек. Не надо было быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять, что  офицерская пьянка достигла своего апогея. Вопрос заключался в другом. Где взяли спиртное в мусульманской стране с царящим повсеместно сухим законом? Ведь еще неделю назад, когда я ездил в Могадишо за продуктами и лекарствами, при моем приближении к аптеке из нее выбежал местный провизор и произнес трагическую для многих моих коллег фразу: «Алкооль пуро, мае, мае!», что в переводе на великий и могучий значило: «Чистого спирта нет в продаже!». А как он может быть, если  тысячи советских офицеров служат в этой банановой республике в отрыве от своих семей и мечтают расслабиться традиционным российским способом.

На следующее утро я вышел на кухню, чтобы дать Саиду деньги для закупки продуктов на рынке и согласовать меню на обед. По возвращении в столовую увидел, как подполковник из Одесского военного округа медленно продвигается вперед, опираясь  на стенку. «Андрей – это ты?» — спросил он меня. «Я ничего не вижу!». К счастью, дня через три  зрение к нему частично вернулось, а я в свои двадцать лет получил хороший урок, который заключался в том, что если пьешь, то пей качественные напитки.

В октябре 1974 года сомалийские друзья пригласили нас на парад и демонстрацию по случаю годовщины переворота 1961 года, который они называли Октябрьской революцией по примеру старших советских товарищей. Сначала прошли военные численностью до батальона, затем не очень многочисленная колонна местных трудящихся и кочевников-скотоводов, а в довершении зрелища организаторы запустили стадо коров. Коровы, почему-то дойдя до центральной трибуны, внезапно решили повернуть в обратном направлении, подняв при этом клубы пыли, которая как ядерное облако опустилась на почетных гостей и руководство во главе с губернатором.

Командующий сектором сомалийский генерал, чтобы добавить вишенку на торт, любезно предложил нашему старшему советнику присутствовать еще на одном зрелище, на этот раз только для своих и особенно уважаемых гостей. Речь шла о расстреле нескольких преступников, приговоренных к высшей мере наказания.  Надо отдать должное нашему мудрому начальнику, который, поблагодарив за высокое доверие сомалийских товарищей, избавил нас от такого продолжения праздника.

Параллельно с нами в Байдоа работали продолжатели славного дела команданте Че Гевары кубинцы Педро и Хуан, с которыми у меня установились дружеские отношения. В их задачу входила подготовка милиционных формирований на базе гражданского населения города и провинции. Кроме того, министр обороны Сомали генерал Мохаммед Али Самантар разрешил им охотиться, что было запрещено советским советникам. Наши кубинские друзья к 7 ноября подстрелили пару кабанов и угостили нас вкусным кабаньим мясом, что значительно разнообразило праздничное меню вверенной мне офицерской столовой. Кубинцы были очень подготовленными экспортерами революций, великолепно стреляли, прекрасно готовили разнообразные блюда кубинской кухни и проявляли искренние дружеские чувства по отношению к советским людям.  Педро на наших глазах метров с 400 попал в голову антилопе из АК-47, естественно, без какого-либо оптического прицела. У них в гостях я впервые попробовал несколько вкусных горячих блюд, приготовленных из бананов. При прощании в конце командировки кубинские друзья подарили мне пластинку с песней «Ке линда эс Куба», что в переводе с испанского означает «Какая красивая Куба».

Развлечением выходных дней был просмотр советских кинофильмов. Киноустановка работала за счет дизель-генератора, который приводил в рабочее состояние толковый майор по имени Юра, осетин по национальности. Он же был и киномехаником. С кино связано два забавных случая.  Первый произошел во время демонстрации художественного фильма о героических действиях белорусских партизан, пустивших под откос фашистский эшелон с танками и артиллерией. Оператор талантливо снял момент подрыва паровоза, который стал заваливаться под откос, падая с сторону зрителей. Местная детвора, которая ни разу в жизни не видела паровозов и вагонов по причине отсутствия железных дорог в Сомали, с криком «Бабурка!» рванула со всех ног из нашего «кинозала» на открытом воздухе, поднимая при этом клубы пыли. Часть юных зрителей, в возрасте от шести до десяти лет, гроздьями посыпалась с забора и окружающих виллу деревьев, превратив для нас серьезный фильм о Великой Отечественной войне в забавную кинокомедию.

Второй забавный эпизод связан с документальным фильмом под названием «Парад на Красной площади по случаю празднования годовщины Великой Октябрьской Социалистической революции 7 ноября 1967 года». Показав нам  этот фильм  раз пять в течение месяца, киномеханик Юра проявил творческую инициативу и с разрешения командира прокрутил его в обратном направлении. При этом парадные коробки, естественно, уже пошли назад от собора Василия Блаженного к Историческому музею, а члены Политбюро в каракулевых пирожках плавно покинули трибуну Мавзолея, пятясь назад. Боевая техника также катилась в обратном направлении к Манежной площади, а приветствующий войска Министр обороны СССР Маршал Андрей Антонович Гречко на своем парадном ЗИЛе скрылся в воротах Спасской башни, вызвав веселый смех зрителей. Вот так мы проводили свободное время и развлекались в африканской пустыне вдали от Родины, до свидания с которой оставалось все меньше и меньше времени.

15 декабря 1974 года мне было приказано завершить работу в Иша-Байдоа и прибыть в Могадишо для окончательного расчета и убытия в Союз.

18 декабря 1974 года я прибыл в аэропорт Могадишо для вылета в Москву рейсом «Аэрофлота». На этот раз компания предоставила новый Ту-154. Эти самолеты только  начали поступать на международные маршруты. Сидим в нагревшемся до предела самолете, но командир двигатели не запускает. Спрашиваем у бортинженера причину задержки с вылетом. В ответ он объясняет, что пассажиров всего пять человек, нарушена центровка  и необходимо загрузить балласт в виде мешков с песком. «В чем же проблема?» – спрашиваем. Бортинженер показывает на лежащих под раскидистой чинарой в расслабленных позах человек шесть сомалийцев, которые не желают этого делать из-за жары. Тогда один из улетающих советников в звании «подполковник» спустился по трапу, взял палку и с крепким русским словцом быстро привел грузчиков в рабочее состояние. Балласт был в течение 30 минут загружен, командир запустил двигатели, и наш самолет вырулил на ВПП для взлета. До встречи с Родиной оставалось всего несколько часов.

Спустя несколько месяцев сменившие нас в Сомали вияковцы переделали известную песню В.С.Высоцкого на эту тему:

Пытаюсь улететь из Могадишо,

Опять не выпускают самолет!

Зеленую дорогу дали рейсу на Харгейсу,

«Аэрофлот » покуда подождет!

В Белетуэне с крыши потекло,

Спокойно можно ехать до Гарада,

В Гароэ — там все ясно, там тепло,

Там Ибрагимов был, но мне туда не надо!

Отсюда не пускают,  туда не принимают,

Несправедливо, грустно мне, но вот!!!!

Нас, толмачей, на посадку приглашают,

Прощай, веселый, дружеский народ!

Новый реактивный лайнер доставил нас в аэропорт Шереметьево не за 16 часов, как это обычно делал турбовинтовой ветеран Ил-18, а гораздо быстрее. Уже  через 12 часов командир плавно посадил наш самолет на посадочную полосу. Четко помню, что, несмотря на перепад температур в 50 градусов,  на тот момент это был самый счастливый день в моей жизни.

Взяв такси в Шереметьево в половине шестого утра, мы с моим товарищем по Байдоа Колей Дубровским не отпускали его до самого вечера. Таксист на видавшей виды «Волге» ГАЗ-21 ждал нас и у здания Генштаба, и у магазина «Березка» на Таганке, и, конечно, у ресторана «Прага». Последний в те времена неофициально считался генштабовским кабаком. В него мы попали уже во второй половине дня, где-то после четырех часов, когда вспомнили, что последний раз мы ели ночью еще в самолете.

Опытный официант почтенного возраста, видимо, приняв нас с Николаем за золотоискателей, вернувшихся с Колымы, которым «деньги жгут ляжку», сразу же предложил нам на закуску черную икорку, рыбу холодного копчения и салат оливье. На первое нам подали наваристую солянку, приправленную черными маслинами, а на второе – котлеты по-киевски. В качестве напитков мы выбрали хорошо охлажденную водку и клюквенный морс. Какой прекрасный обед после годичной «диеты» и бананового компота! Позднее, уже в санчасти института, выяснилось, что за год африканской эпопеи я потерял в весе 14 килограммов. Завершив нашу трапезу в прекрасном настроении и щедро поблагодарив расторопного официанта, мы степенно покинули заведение. Пожилой гардеробщик, получив рубль в качестве чаевых, сопровождал нас со своей щеткой до самых дверей ресторана, пытаясь смести несуществующую пыль с наших новых дубленок голландской фирмы «Макинтош».

Уже в зрелом возрасте я прочитал стихотворении Н.С.Гумилева под названием «Сомали», которое, по-моему, неплохо вписывается в мое повествование:

Помню ночь, и песчаную помню страну

И на небе так низко луну,

Там не слышно, как бродят свирепые львы,

Наполняя рыканием рвы,

В этот вечер, лишь тени кустов поползли,

Подходили ко мне сомали.

Вождь их, с рыжею шапкой волос,

Смертный мне приговор произнес,

И насмешливый взор из под спущенных век

Видел, сколько со мной человек.

В целой Африке нету грозней сомали,

Безотраднее нет их земли

 

One thought on “Андрей Жуков, З-75. Ко Дню военного переводчика. Рассказ о работе в Сомали.

  1. Андрей (отчества, извините, не знаю)! С удовольствием прочел Ваши воспоминания. Тем более, что перед заступлением на должность переводчика Главного военного советника вместо убывающего на родину коллеги я сам в 1976 году приказом ГВС (им тогда был еще генерал-майор Г.Г.Борисов, впоследствии начальник 10-ки) был отправлен на месячную стажировку в Белед-Уэйн и гарнизонное житие-бытие «вкусил» по полной…
    Из вашей группы очень хорошо помню Мишу Кошлакова, который выпустившись из «альма-матер», вернулся в Сомали и с которым мы вместе 20 ноября 1977 года улетали на последнем советском самолете из этой некогда дружественной нам страны. После того, как президент Сиад Барре принял решение об окончании миссии советского и кубинского военного персонала…
    Вношу некоторые уточнения. Во-первых, наша группа состояла из 4 человек (два «араба», один «англичанин» и один «итальянец»), а не из 3. Во-вторых, она была уже второй группой. Первая группа, также состоявшая из 4 выпускников ВИИЯ, приехала в 1973 году. И, в-третьих, мы приехали, конечно же, не для создания письменности на основе латыни, а с целью ускоренного изучения в течение всего одного года этого нового средства коммуникации на языковой карте мира. Мне заниматься этим было не впервой, поскольку точно также ускоренно, правда, за два года, пришлось после поступления в ВИИЯ в 1967 году изучать арабский язык и впервые в истории мировой арабистики, закончив всего два курса, ехать, как потом оказалось, не просто работать, а работать, воюя в Египте, в составе нашей советской зенитно-ракетной дивизии особого назначения войск ПВО страны.
    Занятия по языку сомали проходили в Сомалийском национальном университете, где грамматику нам преподавал как раз сын того самого человека, который разработал на основе латыни эту самую письменность — Юсуф Осман Кенадид.
    И еще. То, что «Аэрофлот» накормил вас протухшим мясом — это вы еще легко отделались. Наш рейс, когда я в ноябре 1976 года летел из Сомали в отпуск, после Адена накормили чем-то таким, что я сам две недели отлежал в инфекционной больнице на Соколиной горе по причине заражения палочками холеры… У меня супруга была тогда на 7-ом месяце беременности… Но и ей, и всем родственникам, и моим, и ее, сделали прививки. Квартиры опрыскали какой-то гадостью. В общем «весело» было… Перед этим за три года работы в Египте, где тогда тоже была эпидемия холеры, благодаря сделанным прививкам, даже малейшего намека на заболевание не было. А тут родной «Аэрофлот» заразил…

Добавить комментарий

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.