30 сентября Андрею Константинову (в прошлом военному переводчику арабисту) исполнилось 60 лет.
О нём, как об одном из самых тиражных, значит, читаемых и чтимых литераторов (более 40 книг с общим тиражом свыше 20 млн экземпляров), и его юбилее лучше скажут другие. Убедительнее и полнее. Я скажу об Андрее, прежде всего, как о своём друге. В этом качестве, а не просто как соавтору, мне довелось с ним работать.
Начну с показательной детали. Наши прежние коллеги — военные переводчики из Севастополя — на днях отдельно попросили поздравить Андрея Константинова — его они считают лучшим популяризатором объединяющей нас профессии. А она требует, прежде всего, внимания к деталям, ауре, «запаху времени». Иными словами, учёта тех нюансов, которые неподвластны компьютерному переводу. Дело даже не в том, что о переводчиках, которых многие считают «слугами господ», никто так красочно не писал. Андрей изнутри понимает, ЧТО стоит за каждым словом и вызванной им эмоцией. Важнее, впрочем, другое: переводческий опыт и эрудиция, реализованные на страницах книг и сценариев, помогли Константинову больше, чем «угаданная» им читательская-зрительская востребованность затронутых тем и раскрытых в них образов.
Отсюда, пожалуй, главное. И тоже — с переводческим «акцентом». Другой наш коллега-литератор однажды удивил «авторским» размышлением: как может автор писать о том, чего не пережил сам? Ведь это — фальшь, неправедно прощаемая творческим большинством. Главное в произведении — не сам сюжет, пусть даже завораживающий и красиво раскрытый. Главное — насколько всесторонне и безальтернативно этот сюжет символизирует Время. Далее следовало резюме: «Поэтому ерофеевские «Петушки» или константиновский «Адвокат» куда ближе к классике (если не вечности), чем почти все отечественные библиотеки». Андрей многое пережил… По Горацию — Ab ovo usque ad mala. Что на русский язык переводится как «от А до Я». От университетской практики в Южном Йемене до погон подполковника.
Поэтому вспомню военную Чечню-2002-го. Разговор с чеченцем. Решительно далёким от творчества. И вдруг: «А правда, что Петербург — бандитский?.. Неужели как Мескер-Юрт?.. А в фильме музыка классная — про такую, бля, жизнь…» Собеседник затягивается сигаретой и продолжает: «…и баба там обалденная — ты её не знаешь? КТО это всё написал?.. Так красиво… Прямо в Питер захотелось… Быстрей бы война кончилась». Фантасмагорический пассаж, а заодно символ непридуманного времени: путь к миру из военной Чечни в сознании простого чеченца лежал через «бандитский Петербург»…
9 мая 2004 года за секунды до взрыва, унёсшего жизнь Ахмат-Хаджи Кадырова, глава Чечни обсуждал приглашение в Грозный Андрея Константинова — автора романа «Рота», посвящённого ещё продолжавшейся войне. Случайность или..?
Нас с Андреем особенно сблизила работа над романом «Если кто меня слышит», посвящённого предшествовавшей войне — афганской. Даже те критики, которые от слова «критиковать», признают: более «афганского», одновременно «современно-военного» романа сегодняшняя художественная литература не знает. Показательнее другое: эта книга, возможно, не вписывающаяся в нынешнюю издательскую конъюнктуру, «полуподпольно» тиражируется для подарков участникам спецоперации на Украине (подтверждение — у меня на полке). За таким подарком ТАМ встают даже в очередь: так она задевает-захватывает. Участник СВО, недавно лечившийся в Петербурге, запальчиво спросил: а слабо такое же написать о нас?
Отсюда — о будущем. Не мне давать советы Константинову. Но и сегодня востребован «схваченный» Андреем подход: писать о том, что находится на стыке военной и личной драмы, да ещё с завлекающим детективным флёром. И неизменной романтической элегией. Жизнь убеждает: такие сюжеты будут востребованы всегда. Увы и Иншалла… Тем более, что фрагменты сегодняшней жизни уже «рвутся» под обложку.
А нам, современникам, отведено не так много времени. Поэтому главное — успеть. Не в этом ли смысл жизни? А база для новых сюжетов заложена Андреем прочная.
Повторю: другие скажут о нём то, что им ближе. А пока — с юбилеем тебя, Андрей! Считай эти строки тостом.
* * *
Надеюсь, ни ему, ни читателям не покажется неуместной строка Пастернака: «После Пушкина будет много. С Маяковского — никого». «С Константинова» пока мало, кто освоил избранный им творческий диапазон. Может, и поэтому он не вступил ни в один из писательских союзов…