В Париж «опять» не хотел. Хотел съездить с сыном в бывшую столицу Польши Краков. Там, по рассказам моей мамы, в семье польского офицера родилась моя прабабушка Юстина Георгиевна Винч. В советское время она стала Маргаритой. Но в подлинной метрической крестоприводной книге Саратовской Римско-Католической приходской церкви о рождении и крещении моего деда Юлиана от 15 июня 1894 году записан «законных супругов сын Петра Казимировича и Юстины, урожденной Винч, Сташко».
В путешествии всегда хорошо иметь какую-либо цель, а не ехать, куда глаза глядят. Благовидным поводом и целью поездки в Краков представлялась счастливая возможность порыться в тамошних архивах, чтобы найти какую-либо информацию о прабабушке и ее ближайших родственниках. Отправиться туда планировали с сыном на майские праздники, на его машине. Поездка как-то сразу почему-то не задалась. Звезды не сложились. И были какие-то знаки, которым мы не придавали значения. 1 мая Николай опоздал на самолет, прилетел из Москвы в Санкт-Петербург другим рейсом несколькими часами позже запланированного времени. Поэтому из дома тоже выехали позже, только после обеда. В этот день к вечеру удалось добраться лишь до российско-латвийской границы. А вот пересечь ее с ходу не получилось. Из-за длинной очереди из сотни машин простояли в бессмысленном ожидании весь вечер и всю ночь. Еще один знак. Но мы продолжали упорствовать в своем своеволии.
Для ускорения процесса сын заплатил пять тысяч рублей впереди стоящему очереднику, который не выдержал пыток на стрессоустойчивость, благоразумно решив немного заработать на своих и чужих страданиях. Мы не последовали его примеру. Два козерога с завидным упрямством продолжили стремиться в Польшу. Небольшая инвестиция в чужой проект нам не помогла. Процесс мы особо не ускорили. Однако к утру границу все-таки преодолели, оказавшись на нейтральной полосе. Некстати вспомнили, что у нас не оформлена страховка на машину. Это был последний знак-предупреждение, что нам не следует ехать дальше. Но заложенная в мозгу программа продолжала безотказно работать, заставляя нас предпринимать какие-то неразумные действия. Я потратил последние оставшиеся после бессонной ночи крохи обаяния, чтобы уговорить старшего смены пограничников разрешить сыну пересечь границу в обратном направлении для оформления страховки. Теперь документы были в порядке, но, наконец, мы осознали, что ехать в измотанном состоянии уже никуда не только не хочется, но и не можется. Пришло запоздалое решение, рожденное в недрах крепкого «заднего ума», развернуться и ехать домой, несмотря на усталость из-за бессонной ночи. Недаром говорят: «Дома и стены помогают».
В общем, таких дурачков, которые захотели съездить в Европу во время майских праздников, было не много, а слишком много. Да и латвийские пограничники ежегодно с завидным постоянством демонстрируют неготовность к такому наплыву российских туристов.
Париж стал утешительным призом. Сын Николай собирался бежать там марафон и приобрёл маме с папой билеты на самолёт, чтобы родители столицу Франции посмотрели, ну, и за него поболели. Супруга уже бывала во французской столице, всё там знает, можно сказать, знаток. Мне же ещё только предстояло восполнить свой пробел.
Прилетев в аэропорт Париж-Шарль-де-Голль, мы здраво рассудили, что приобрести проездные билеты и больше не беспокоить свои пытливые умы покупкой билетов на различные виды транспорта, это в высшей степени дальновидно и мудро.
Правда, дойти до касс, где продавались проездные билеты, оказалось непросто, потребовалось прошагать с вещами по терминалу минут пятнадцать. Продавец в кассе просветил, что на проездной билет нужно обязательно наклеить собственные фотокарточки размером 2.5 на 3 см., изготовить которые за 2 евро можно в фотобудке. Мы тихо порадовались, что она находилась рядом. Радоваться раньше времени — плохая примета, потому что портится благоприятный вариант развития событий. Так и случилось. Деньги мы потратили, фотографии не получили. Машина не работала на выдачу карточек, только на прием купюр и монет. Зато мы приобрели неоценимый опыт.
До следующего автомата пришлось топать еще пятнадцать минут. Процедура приобретения проездных билетов неоправданно затягивалась. Мы с супругой начали испытывать легкое волнение, дискомфорт и некоторое раздражение из-за того, что простая покупка проездных карточек потребовала больших трудозатрат. Пришло и запоздалое осознание, что в отпущенное ориентировочное время прибытия к месту нашего размещения мы уже не укладываемся, а хозяйка квартиры, у которой мы планировали остановиться, наверняка, волнуется, несмотря на наш звонок и предупреждение о задержке.
Другой автомат работал исправно, но как-то не так, как нам хотелось. Затолкав в прорезь автомата купюру в 5 евро, проделав необходимые манипуляции, нажимая на нужные клавиши, машина, наконец, откликнулась на хорошее с ней обращение супруги, распечатала черно-белую фотографию размером 8 на 12 см., при этом, «забыв» выдать сдачу. Это было небольшое достижение. И хотя нам требовалась фотография меньшего размера, я решил тоже попытать счастья и закрепить успех жены. Проделал примерно те же действия, бросил в пасть машины не бумажную купюру, а две монеты по одному евро в целях экономии, не позволив ей нажиться еще раз на российских гражданах. Результат превзошел наши ожидания. Автомат выдал мне уже цветную фотографию аналогичного размера.
Приклеить большеразмерные фотографии на проездные в виде смарт-карты не представлялось возможным. Продолжать эксперимент, упорствуя в своем своеволии, было глупо. Мы и так уже зависли в аэропорту часа на два, сражаясь с бездушными роботами. Признав, что утро вечера мудренее, отправились на остановку автобуса-экспресса, обещавшего нас доставить в центр столицы. Супруге, чтобы не волновалась, предложил легенду, что в случае проверки на дорогах, будем предъявлять проездные, а в качестве приложения большие фотографии для удостоверения своих личностей. Про себя подумал, что вряд ли в таком большом городе найдется достаточное количество контролёров, чтобы мы попались. Это было маловероятно. Ну, если только не сработает «закон подлости». Об этом думать не хотелось.
До подхода автобуса оставалось минут пять. Мы скучали одни. Подошла пожилая симпатичная дама с молоденькой девушкой, проворковала по-английски:
–Подскажите, пожалуйста, когда будет следующий транспорт. Из-за яркого солнца не могу разглядеть время отправления.
В знак благодарности за ответ кивнула.
Мозг, который функционирует по разным исследованиям независимо от нашего сознания, автоматически сделал заключение, что случайная попутчица по многим признакам не являлась аборигенкой, что у нее приятная наружность и в ней явно угадывалась порода и образованность. Поэтому я, точнее, мой мозг не смог отказать себе в удовольствии обменяться с незнакомкой несколькими фразами, спросил:
–Откуда Вы прибыли?
Узнав, что дама с внучкой прилетела из Иерусалима и хочет показать ей Париж, мозг оживился и встрепенулся. Оставалось всего несколько минут до прихода экспресса, когда будет уже не до разговоров. А поговорить так хотелось. Уже не пытаясь сдерживать свое неуёмное любопытство, я продолжал интересоваться:
А где Вы родились?
–В Израиле, – коротко ответила женщина.
Почувствовав какую-то неточность в ответе, не задумываясь, я задал бестактный, по мнению супруги, вопрос:
–А в каком году?
Поскольку эти вопросы задавал не я, а мой мозг, который во мне сидит, не спрашивая у меня на то разрешения, поэтому угрызения совести и дискомфорта по поводу не совсем тактичного поведения по отношению к даме я не испытывал.
Татьяна, не способная ни словом, ни жестом обидеть малознакомого человека, тихо меня одернула, чтобы я не увлекался в собственном любопытстве. Незнакомка, услышав русскую речь, сразу отреагировала. Она не обиделась на мои слова. Напротив, мило улыбнулась, мол, что есть, то есть, «мои года, моё богатство», спокойно сказала с почти неуловимым акцентом по-русски:
–Я родилась в 1940 году.
–Но ведь государство Израиль образовалось в 1948 году. Как же Вы могли родиться там, в 1940 году? – в моей голове не собирались какие-то пазлы.
–Тогда эта территория называлось Палестина, и она находилась под управлением Великобритании, – просто объяснила собеседница.
–А откуда родом Ваши родители? – продолжал я настойчиво интересоваться, полагая, что её почти безупречный русский язык мог достаться ей только от мамы с папой.
Своим ответом она меня несколько разочаровала:
–Мои родители родом из Ровно, но по-русски я говорю лишь потому, что это моя специальность и предмет исследований. Тема моей диссертации: «Влияние русского языка на литературу (контент) на иврите». Чтобы выучить иврит, нужно было не говорить в семье по-русски. Давайте лучше разговаривать на английском языке, на русском – мне сложно общаться.
Некоторое время мы продолжили беседу на английском языке, хотя, на мой взгляд, было странно разговаривать со специалистом по русскому языку и литературе на любом иностранном языке.
В голове не укладывалось, как можно было восстановить фактически мертвый язык наряду с латынью, древнегреческим, санскритом и другими языками. Ведь в повседневной жизни, в быту ивритом в течение 2000 лет, по моим представлениям, никто не пользовался. Фактически это единственный пример в истории человечества подобного рода. Свои познания об этом языке я почерпнул из нескольких лекций попа — расстриги в ВИИЯ. Все, что всплыло в памяти в момент разговора, я выложил своей симпатичной собеседнице, считая правильными, достоверными и всеобъемлющими мои скудные познания в этой области. Я даже попытался донести до неё, на основе какой письменности и какого языка был воссоздан иврит, что с моей стороны было весьма опрометчиво и выглядело, прямо сказать, глупо. Моя новая знакомая слушала меня внимательно, не перебивая, как хорошая мать слушает неразумного ребёнка, давая ему, возможность выговориться, какую бы чепуху он не нёс. Приведённые моей собеседницей сведения являлась для меня новыми. Я притих, потом прислушался, а затем стал получать удовольствие от услышанной информации, хотя и пытался по инерции периодически с чем-то не соглашаться.
–Знаете, – сказала она, – на протяжении последних 2000 лет ивритом продолжали пользоваться в религиозной практике. Язык никуда не исчезал. Другое дело, что нужно было создавать литературный, разговорный языки и т. д. И этот процесс начался не с образования государства Израиль в 1948 году, а гораздо раньше, ещё в XVIII веке. Основоположником современного языка иврит является Мозес Мендельсон, еврейско-немецкий философ, переводчик библейских текстов, основоположник и духовный вождь движения хаскала («еврейского просвещения»), а также дядя известного всем композитора.
Бесшумно и плавно подкатил экспресс. Мы с супругой поднялись в автобус, поднесли свои проездные карты к валидатору. Всё сработало безотказно. Предъявлять наши крупноразмерные фотографии водителю посчитали лишним, раз он сам не потребовал. Очевидно, в его обязанности проверять фотографии не входило. Разговаривать с новой знакомой через проход из-за шума работающего двигателя стало неудобно и некомфортно. А поговорить так хотелось. Видно, почувствовав мою потребность в общении и некоторое разочарование из-за обстановки в экспрессе и скорого расставания, специалист по влиянию русского языка на литературу на иврите протянула мне свою визитку со словами:
–Если захотите узнать обо мне подробнее, можете посмотреть в интернете.
Я уже давно обхожусь без визитных карточек, считая их прошедшим этапом моей биографии. Хороший тон и воспитанность требовали ответить взаимной любезностью. Вырвав лист из блокнота, я написал на нем свои имя, отчество, фамилию, адрес и телефоны. На словах добавил:
–Обо мне тоже можно кое-что найти в интернете. Будете в Санкт-Петербурге, дайте знать. Буду рад увидеться с Вами вновь.
На остановке «Парижская национальная опера» мы расстались, чтобы нырнуть в парижскую подземку.
Я не преминул воспользоваться советом моей случайной попутчицы, набрал её имя в Google: Хамуталь Бар-Йосеф. Оказалось, что носительница этого имени является израильской писательницей, литературоведом, переводчиком, поэтессой и профессором университета.
Первые часы пребывания в Париже оказались удачными. Город оказал мне честь неожиданным знакомством с обаятельной израильтянкой, с которой, если судьбе будет угодно, и она окажется благосклонна ко мне, с удовольствием бы встретился вновь.
Благополучно преодолев турникет в метро, через десять метров нас ждала засада в виде нескольких контролёров, поголовно проверяющих всех проходящих пассажиров. Пришлось поведать им о перипетиях с автоматами во французском аэропорту и предъявить наши крупноразмерные фотографии. Легенда сработала. Контролёрша улыбнулась, поверила и прониклась нашей печальной историей, определила время на исправление ситуации до утра следующего дня, сделав соответствующие пометки на наших проездных смарт-картах Навиго (Navigo).
Кстати, утром следующего дня нам удалось легко распечатать фотокарточки нужного размера за 5 евро, но контролёры на нашем пути уже больше не встретились. «Закон подлости» сработал безупречно, без сбоя.
На одном из переходов подземной дороги стоял ансамбль уличных музыкантов из семи человек, приехавших из Львова и Черновцов. Пели песни на русском языке, душевно, слезу прошибали. Мы не могли не остановиться послушать и пожертвовать несколько евро на настоящее искусство.
Метро в Париже самое обыкновенное, одним словом, подземка. В старых вагонах станции вообще не объявляют, и двери нужно открывать самостоятельно, нажимая на кнопку. Выйдя из вагона метро в районе Монмартра, увидели очередь в лифт, доставляющий пассажиров наверх, на поверхность земли. Удивились, что так много людей предпочитают лифты эскалаторам. Свернули влево, куда отправились всего два пассажира, остальные почему-то предпочли стоять в очереди, тратя драгоценное время. Нас это совсем не насторожило. Мы отправились за теми, кто не пожелал ждать, потому что нам эскалаторы и траволаторы роднее и ближе. Осознание, что мы погорячились, пришло быстро, после первого марша из десяти ступенек. Эскалатор вообще отсутствовал. Путь наверх пешком пришлось преодолевать по лестницам, как мне показалось, равным десятиэтажному дому. В конце пути сердце выпрыгивало, ноги подкашивались. Удовольствие сомнительное. Зато получили неоценимый опыт: в незнакомом городе надо идти, куда все, не умничать и не искать обходные пути.
Поднимаясь по крутой лестнице, на площадках делали остановки для отдыха и изучения настенных надписей. Красив французский язык. На одной из них было написано: «Lamour perdu» (Ля мур пердю), что означает в вольном переводе, «Прошла любовь, завяли помидоры».
Евгения Михайловна Флавицкая, любезно разрешившая нам остановиться в принадлежащей ей соседней свободной квартире, оказалась внучкой художника Константина Дмитриевича Флавицкого. Его кисти принадлежит картина «Княжна Тараканова». Из-за нашего позднего приезда она нас уже не только к чаю не ждала, вообще не ждала. Нас встретили и разместили её сын Николай с супругой Катей и маленькой общительной очаровательной внучкой Эммануэль Авророй Татьяной.
Совершенно удивительной оказалась судьба у этой женщины. Мне даже показалось, что писатель Юрий Перов биографию своей героини в романе «Прекрасная толстушка» частично списывал с Евгении.
Несколько дней спустя, в кругу семьи Флавицких мы с супругой с интересом слушали некоторые эпизоды ее жизни:
–В 1957 году во время Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве я познакомилась с молодым австрийцем, за которого вскоре вышла замуж. Уехать в Австрию помог офицер КГБ. Спасибо ему за это. У нас вскоре родился сын Николай. Однако, совместная жизнь не сложилась, и мы через некоторое время расстались. Это было самое трудное для меня время. Я осталась одна в чужой стране с маленьким ребёнком на руках. Поселилась в номере гостиницы. Но поскольку деньги имеют свойство заканчиваться, вскоре мне было нечем его оплачивать. Я честно призналась в этом владельцу отеля. К его чести, он выселять меня и сына не стал, разрешил мне жить в номере до тех пор, пока не наладятся жизненные обстоятельства. Когда я спросила, почему он так поступает, хотя ему известно, что у меня нет денег, он ответил:
«Знаете, я был в советском плену. Русская женщина однажды дала мне буханку хлеба. Это спасло мне жизнь. Долг платежом красен».
–В конце концов, моя жизнь наладилась, всё сложилось хорошо, – подытоживает Евгения. – Только официально я была четыре раза замужем. Один из мужей был американским нефтяным магнатом. Переехав во Францию, работала журналистом, вела большую общественную работу, участвовала в организации первого конгресса соотечественников за рубежом.
–В Париже я встречалась со многими известными людьми: Сергеем Капицей, Евгением Евтушенко, Жан-Полем Бельмондо, с которым родилась в один день, Глазуновым, нарисовавшим мой портрет, Оскаром Рабиным, Эдуардом Зелениным, Зинаидой Серебряковой, Валентиной Матвиенко и многими другими нашими соотечественниками. Несколько раз я принимала участие в организации выставок живописи российских художников в Париже, знакомя французских зрителей с их работами.
–Однажды Сергей Капица, с которым меня связывала многолетняя дружба, попросил меня передать некоторые документы Андре Мишелю Львову, лауреату Нобелевской премии, – продолжала Евгения. – У него в квартире меня заинтересовал портрет девушки, написанный художником Серовым В. А. Я попросила хозяина квартиры рассказать про историю портрета. Оказалось, что на портрете изображена мать ученого, которая приходилась двоюродной сестрой художника.
За день до приезда сына мы обошли и объехали пол Парижа. Конечно, побывали на бульваре Клиши в квартале красных фонарей. Знаменитое кабаре «Мулен Руж» посещать не стали. И не потому, что дорого. А потому что уже, наверно, не очень интересно. «Дорога ложка к обеду». В 1970 году впечатления о посещении кабаре, о канкане, об аквариуме с обнаженными девушками было интересно послушать из уст моего сослуживца матроса Бориса Блюмкина, который после окончания МГПИИЯ им. Мориса Тореза бывал в Париже в качестве переводчика в составе высокопоставленной делегации. В том возрасте побывать на представлении, пожалуй, было бы своевременно и интересно.
Одним из показателей цивилизационного и экономического развития любой страны являются её общественные туалеты. В Париже, во всяком случае на бульваре Клиши, этот вопрос решен хорошо и заслуживает внимания в качестве передового опыта. В этом месте кабинеты раздумий представляют собой просторные, примерно 2х2м, красивые помещения, выполненные из дорогих современных материалов с автоматическими дверями, какие можно увидеть в наших скоростных поездах «Сапсан». Унитазы в них изготовлены из нержавеющей стали. После каждого использования они убираются в стену для дезинфекции. Там же установлена и раковина из нержавеющей стали.
Справедливости ради, техника иногда дает сбой из-за качества человеческих экскрементов. Природная любознательность позвала меня осваивать передовую технику, и я скромно пристроился в очередь за североамериканским ковбоем в шляпе. Ковбой нажал кнопку, дверь с тихим шипением открылась, он зашел в кабину, дверь закрылась. Несколько секунд спустя, дверь отворилась, а молодому человеку пришлось срочно натягивать штаны. Ковбой без штанов — нелепее зрелище трудно себе представить.
Молодой человек сразу не сдался, попробовал еще раз, а затем еще раз. Все повторялось в той же последовательности и с тем же результатом. Я не смеялся, с интересом и серьезным видом наблюдал за происходящим действием. Дверь открывалась, потом закрывалась, из стены выдвигался унитаз, ковбой присаживался, унитаз начинал убираться в стену для промывки, сбрасывая седока, дверь открывалась. Ковбой выскакивал, натягивая джинсы. Какой там «Мулен Руж», проза жизни была намного интересней. Представление о том, как работают парижские общественные уборные и о возможных причинах сбоев, я получил. Упорствовать в освоении новой техники не стал.
Через день после нашего приезда прилетел сын. Очевидно, помня, что в майскую поездку по Германии у супруги была сломана нога, первый вопрос, который он задал маме, слышался несколько иронично:
–Ну, что еще ничего не повредила в Париже?
Поскольку мы ничего не повредили и многое уже осмотрели, вместе отправились сначала на выставку импрессионистов в музей Орсе, а затем второй раз на Монмартр. Фуникулер сразу не нашли, поэтому на холм к базилике Сакре-Кёр, которая расположена на высоте 130 метров, пошли пешком, в обход. Вскарабкавшись наверх, сердце из-за отсутствия тренировки бешено стучало от нагрузки. Нечто подобное я испытал при подъеме на Великую китайскую стену.
Открывшаяся панорама города стоила наших усилий. Весь Париж, как на ладони. Мы долго сидели на ступеньках собора, заворожённо любуясь прекрасными видами столицы. Десятки поколений строили этот город при разных правителях, которыми двигали неуемные амбиции, тщеславие, гордыня….
Для нескольких десятков зевак негр исполнял над обрывом акробатические номера с мячом. Ударяя по нему то головой, то рукой, то ногой, он, как факир, умудрялся залезать на фонарный столб, слезать с него, раздеваться и одеваться, не теряя мяча. Тяжелый заработок, но прибыльный. По окончании представления восхищенные зрители кидали в кепку не монеты, а бумажные деньги различного достоинства. Дежавю. Похожего африканца два года назад мы видели в итальянской столице над обрывом Римского форума, если только это не один и тот же человек, кочующий по европейским столицам.
Совершенно неожиданным оказалось сначала для сына, а потом и для нас, что его марафон проходил не в Париже, как он первоначально полагал, а в районе острова Мон-Сен-Мишель, где самая ровная местность во Франции. Там еще происходят уникальные для Европы приливы и отливы. Добираться на машине туда четыре с лишним часа, поэтому мы с женой благоразумно решили от добра добра не искать, а участвовать в собственном «марафоне» по Парижу, проходя в день по 12-15 километров.
В мечтах подумалось, что поскольку мы улетаем обратно в один день с сыном, только в разное время, то неплохо было бы повидаться ещё раз и где-нибудь пообедать вместе, прежде чем разлететься в разные стороны: нам – в Санкт-Петербург, сыну – в Москву. Супруга предложила встретиться в воскресенье в 12-00 в «парижском Манхэттене», в районе Дефанс.
Зная феноменальную способность сына опаздывать на самолеты и поезда, я, тем не менее, не стал подвергать сомнению техническую сторону вопроса, понимая, что после нервной и физической нагрузки от марафона и ночной тусовки, добраться до этого района Парижа в назначенное время представлялось почти невыполнимой задачей.
Как сын не раз объяснял свой феномен с опозданиями, причина заключалась в перманентной нехватке адреналина и внимания. На их поиски он отправлялся на самый сумасшедший фестиваль в мире в американской пустыне Блэк-Рок штата Невада «Burning man”, поднимался зимой к действующему кратеру вулкана на Камчатке, участвовал в международной парусной регате и т. д.
Известно, что «Человек предполагает, а бог располагает». Проделав путь в 300 километров, он опоздал всего на 45 минут. Когда мы встретились под Большой аркой района Дефанс, до вылета самолёта сына в Москву оставалось 2 часа, нашего -7 часов. Нам время волноваться ещё не пришло, а сыну, по моим оценкам, в самый раз ложиться на обратный курс и ехать в аэропорт. Но он почему-то, как всегда, продолжал сохранять олимпийское спокойствие, внешне не выказывая ни малейшего волнения. Славу богу, согласился двигаться в сторону автомобиля.
Последнее время я научился не реагировать на опоздания Николая на самолеты и поезда: во-первых, потому что от меня ничего не зависело, во-вторых, я ничего изменить не мог, в-третьих, в этом, очевидно, был какой-то смысл и целесообразность. Это необходимо просто понять, принять и не отягощать свой пытливый ум вопросами «зачем и почему»?
Продолжая двигаться в сторону припаркованной где-то в джунглях небоскребов арендованной машины, мысленно я уже стал радоваться, что у сына появилась реальная возможность на этот раз всё-таки успеть на самолёт, поскольку он уже получил достаточную дозу адреналина. Однако, впереди замаячил Макдональдс, и Николай решительно направился к нему, выполняя заложенную программу встречи. В этот момент я уже знал, что чуда не произойдет, шансов успеть на самолёт, обедая даже в Макдональдсе, практически не осталось. С этим надо было смириться и наслаждаться общением.
Процедура поедания гамбургеров и «чикенов» заняла не более двадцати минут, но время, как песок, протекло меж пальцев слишком быстро. Подойдя, наконец, к автомобилю, Николай решил зарегистрироваться на рейс по телефону, чтобы сэкономить хоть немного времени в аэропорту. Ничего не получилось. На экране телефона появлялась какая-то ошибка. Взглянув ещё раз на свой электронный билет, сын вдруг увидел, что его самолёт вылетает не из аэропорта Шарль де-Голль, а из аэропорта Орли. Вот теперь шансов успеть на самолёт, казалось, не осталось ни одного, поскольку надо было ещё вернуть арендованный автомобиль в районе аэропорта прибытия Шарль де-Голль, а затем уже ехать на такси до аэропорта Орли. Поскольку на самолёт опаздывали не мы с супругой, постольку и особого волнения мы точно не испытывали. Внешне и сын не выказывал беспокойства, видимо, потому что им накоплен огромный опыт по алгоритму действий в подобных экстремальных ситуациях. Он лишь спросил:
–Мама ты хочешь покататься по Парижу на машине и получить неоценимый опыт?
Услышав отрицательный ответ, он обратился ко мне:
–Папа, у тебя не остаётся выбора. По Парижу придется покататься тебе и приобрести неоценимый опыт. Передаю машину не покоцанную. Но если что, спишут с моей залоговой сумму в 500 евро и за бензин, и за просрочку времени сдачи автомобиля, и за возможные непредвиденные обстоятельства.
Продолжая давать последние ценные указания, он одновременно вызывал такси. Уже через минуту такси оказалось рядом с нами. Мы обнялись, и сын уехал. Я, наконец, вспомнил, что не взял водительское, но зачем-то прихватил с собой пенсионное удостоверение.
Автомобиль классно смотрелся в окружении французских небоскрёбов. Мысленно я уже записал его в свои друзья, которых не бросают в трудную минуту. От меня ничего не зависело, и изменить, по большому счёту, я тоже ничего не мог. Надо было садиться в машину, чтобы сразу подружиться с ней и стать единым целым, расслабиться и наслаждаться новыми ощущениями езды по французской столице. Ну, и еще по дороге постараться не попасть в неприятную историю.
Мы не искали острых ощущений, они сами нашли нас. Полученной дозы адреналина нам с супругой уже хватило на двоих. Увеличивать его содержание в крови в наши планы не входило. Задачи надо было решать последовательно по мере их возникновения. Сначала предстояло как-то выбираться из каменных джунглей. На первый взгляд все было просто. Абсолютно тривиальная задача. Чтобы сохранять положительный настрой, про себя я даже тихо порадовался, что сын не оставил нам мотоцикл. Управление мотоциклом, на спине которого ещё и пассажир, скрывало бы в себе кучу нюансов и опасностей.
Из-за десятков штрафов, приходящих ежемесячно по месту регистрации сына, и невозможности быстро перемещаться по Москве, Николай рассматривает вопрос о смене своего Infiniti QX70 на хороший мотоцикл.
Я уже ощущал нетерпение и зов, стоящего на дороге щеголеватого опеля Crossland X, с которым предстояло провести вместе оставшиеся пять часов в Париже.
Первая попытка выехать из района Дефанс закончилась полным провалом. Проехав через череду светофоров, развязок и тоннелей, через пятнадцать минут мы вновь оказались примерно в том же месте, откуда стартовали. В ходе второй попытки покинуть каменный лабиринт из небоскребов мы уже смотрели в четыре глаза более внимательно, но это не помогло нам вырваться из западни. Продолжая наматывать очередной круг, мы тщетно пытались обнаружить выезд.
В отличие от меня, супруга, мой неизменный штурман, не страдает топографическим кретинизмом, как многие бывшие и нынешние военные, которые, заблудившись, открывают карту и начинают опрос местных жителей. Татьяна легко ориентируется в любом незнакомом городе. Для этого ей достаточно один раз взглянуть на карту. Но поскольку мы понадеялись на навигатор, который немного запаздывал с реакцией, выехать из этого заколдованного района не получалось. Только третья попытка случайно увенчалась успехом, и мы вырвались из объятий небоскребов и направились в тихий буржуазный район на улицу Мюрата.
Надо было забрать свои личные вещи, попрощаться с хозяйкой и ехать в аэропорт Шарль де-Голль. К дому, где мы жили, удалось подъехать тоже не сразу, лишь со второй попытки. Пока мы собирали вещи, Евгения Михайловна любезно предложила нам помощь её приятелей, которые могли бы показать нам самый удобный въезд на окружную дорогу. С минуты на минуту они должны были появиться, чтобы передать нашей хозяйке сборник стихов из её квартиры в Каннах, написанный её матерью. Время шло, подруга с мужем задерживались из-за пробок в городе. Я продолжал тихо волноваться, решив не суетиться, махнув на всё рукой, предоставив решение проблемы высшей силе.
Подруга Евгении живет с мужем в Версале, а в Канны она ездила на приём к зубному врачу. Наконец, наша бывшая соотечественница с супругом-французом появились у дома, она передала книгу. Мы быстро попрощались, поблагодарили за теплый прием и через пять минут уже оказались на окружной дороге. Старались не отставать от ведущей нас машины. Все шло по плану. Ещё через десять минут наш новый французский знакомый помахал нам прощально рукой, свернув вправо в направлении Версаля, а мы продолжили свой путь в направлении аэропорта. До отлёта самолёта было ещё два с половиной часа, а до места назначения, как показывал навигатор, оставалось всего сорок минут. Ехали не очень быстро, 100 километров в час, но к 18-00 в центре города на Парижской окружной дороге (Переферик) образовались многокилометровые пробки, и средняя скорость составила три километра в час. Двигаясь с такой скоростью, у нас уже не оставалось ни единого шанса успеть на самолет. Почему-то поверил, что сын на этот раз полетит своим рейсом. Теперь пришла наша очередь опаздывать. Когда невозможно ничего изменить, не следует упорствовать в своём своеволии и упрямстве, лучше расслабиться и думать о чем-то хорошем. И я расслабился, рассматривая великолепную панораму Парижа, медленно проплывающую под нами.
Мотоциклистам, ежеминутно обгонявшим нас, никакие пробки были не страшны. Они двигались не в общих потоках, а, лавируя, в промежутках между ними, как минимум в два раза быстрее. Иногда создавалось ощущение, что вот сейчас они заденут корпус автомобиля, или снесут боковые зеркала. Вскоре мы привыкли и быстро научились реагировать, по возможности, освобождая им место для свободного проезда. Часовая езда в пробке так же неожиданно вдруг закончилась, как и началась.
До вылета самолета уже оставалось полтора часа, доехать до аэропорта, как показывал навигатор,- 30 минут. Нетривиальной представлялась задача выехать сходу к нужному терминалу, чтобы сдать автомобиль. Нам повезло. Практически с первой попытки мы подъехали к фирме, в которой сын арендовал автомобиль. Ждать не пришлось. Из офиса выскочил араб французского происхождения, сверился со своими документами, спросил:
–Николай?
Я скромно кивнул в знак с согласия. Не стал его разочаровывать и напрягать ненужной информацией, что я вовсе не Николай и вообще езжу по Парижу без водительского удостоверения. Потратив еще 10 минут на получение квитанции на 260 евро, которые вычли из залоговой суммы сына за пустой бак и несвоевременное возвращение автомобиля, мы прошли зону досмотра на входе в аэропорт. При досмотре в предполетной зоне дотошная контролерша, только заступившая на смену, изъяла у нас два килограмма вонючего французского сыра, сославшись на меры санитарного контроля. Пополнить запас сыра пришлось в Duty Free аэропорта. После пограничного контроля у нас оставалось еще минут тридцать до посадки в самолет. Казалось, что все вопросы самого напряженного дня марафона по Парижу мы благополучно преодолели. Осталось только найти стойку посадки. Быстрее и проще всего было остановить какого-нибудь служащего аэропорта и спросить у него, где осуществляется посадка на самолет в Санкт – Петербург. Мы так и поступили. Чтобы помочь нам, сотрудник аэропорта попросил показать ему наши посадочные талоны. И только тогда мы вдруг осознали, что в суматохе дня не успели и забыли не только распечатать билеты, но и зарегистрироваться. Маленькая надежда успеть на самолет все еще оставалась, но с каждой секундой она уменьшалась. Наш ангел-хранитель аэропорта Шарль-де-Голль не стал терять время попусту, просто скомандовал — «за мной» и повел нас в быстром темпе на нижестоящий этаж, где находились автоматы. Набрав нужные знаки, распечатал нам посадочные талоны. Затем вместе, почти бегом, поднялись на верхний этаж. Подведя нас к закрытой двери, объяснил:
–Сейчас подойдет поезд, на следующей остановке сойдете, это будет ваш терминал. Номер ворот посадки указан на ваших талонах. Найдете. Счастливого пути.
Мы поблагодарили доброго человека и через пять минут уже влились в очередь на посадку в самолет.
Нашим последним собеседником в поездке в Париж оказался сосед в самолете. Небольшого роста мексиканец, региональный директор петербургской компании, занимающейся ресурсосберегающими добавками для двигателей J Agustin Jemenez Leon. Он летел в г. Санкт — Петербург через Париж с деловой поездкой и всю дорогу молчал. Оживился, обрадовался и разговорился, когда узнал, что мы не французы, а русские. Он почему-то решил, что я моложе его лет на пятнадцать, хотя мы оказались почти ровесниками. Удивительно, но житель далекого Мехико читал произведения Федора Достоевского и Бориса Пастернака, выражая свое восхищение ими. Я не смог ответить ему тем же, блеснуть знанием мексиканской литературы, назвав с ходу пару известных имен.
Зашел разговор и о предпринимательстве. Мой случайный попутчик даже сформулировал общие принципы, на которых должен строиться любой бизнес, любая компания: честность, открытость, производительность. Вот так все просто.
Прощаясь с нами в самолете, он сказал:
–Будете в Мехико, буду рад повидаться с вами снова. Мой дом – ваш дом.
Поздно вечером мы, наконец, оказались на даче среди любимых цветов и лужаек, вечнозеленых сосен, елей, пихт, кедров, туй и можжевельников. Глаза и душа обрадовались после недельной разлуки. Должен признать, что французская столица прекрасна, однако мысль из известного анекдота про то, что «опять хочется в Париж» меня по-прежнему не беспокоит.
Спасибо, Женя!
Читается захватывающе!
Спасибо, Женя. Хорошо написано, с чувством.
С уважением и наилучшими пожеланиями (от Ирины большой привет!),
Конст. Кошелев.