В Санкт-Петербурге состоялась встреча с Юрием Лебедевым, Запад 1976

В августа 2014 состоялась наша встреча с выпускником западного факультета ВИИЯ 1976 года Юрием Лебедевым. Встреча носила дружеский характер и проходила в одном из кафе Санкт-Петербурга. Обсуждались общевиияковские вопросы, а также последняя книга Ю. Лебедева «Блокадный альянс». Накануне очередной годовщины начала блокады Ленинграда в прессе появился отзыв на эту книгу. Предлагаем ее вашему вниманию.

О книге «Блокадный пасьянс» (отрывок из рецензии Н.Рязанцева) Появилось еще одно, современное нам, отвечающее духу нашего времени, построенное на документах произведение — «Блокадный пасьянс» Ю. Лебедева. 

Уже из названия видна правильность понимания автором своей задачи: предоставить как можно больше необходимых документов для подкрепления своей концепции, показать многообразие точек зрения на события. Хорошая задумка, серьезный, вдумчивый труд. Привлекает внимание читателя и вызывает интерес. Идея автора проста и плодотворна. Рассмотреть на примере первоисточников, насколько каноническая точка зрения на блокаду верна и что к ней можно добавить (или что в ней можно поправить). Автору хотелось разобраться с потоком информации на интересующую его тему, проанализировать его и сделать нужные выводы. Вот что он пишет в предисловии к своей книге: «Во-первых, я пришел к выводу, что в годы войны в блокадном Ленинграде не было пресловутого советского единства граждан. Это стало для меня откровением, чему я вначале не хотел верить». «Во-вторых, я осознал, что немецкий солдат в основной массе не был фашистом так же, как и наши солдаты в большинстве своем не являлись коммунистами. И те и другие выполняли приказ. Структура, предложенная автором, такова: каждый день блокады иллюстрируется цитатами из дневников и завершается авторским комментарием, либо проясняющим какие-то, возможно, непонятные читателю, места дневниковых записей, либо содержащим размышления, на которые автора эти записи навели. Так подобраны записи за 210 дней, четверть блокады. Хронологический отрезок привязан к дневнику фон Лееба и точка поставлена днем, когда Лееб перестал командовать немецкими войсками, осаждающими Ленинград, то есть перестал иметь отношение к блокаде. Впрочем, за эти 210 дней ленинградская трагедия уже полностью развернулась. Сюжет трагедии: война, наступление немецких войск на Ленинград, бои у города, осада, окружение, кольцо. Вето, наложенное немецким командованием на боевые действия: город взять измором. Город голодает, умирает и… не сдается. При этом не зная, что сдаться ему не дадут: решено, что он должен погибнуть. Действующие лица в Ленинграде этого не знают; знающие немцы не понимают, зачем так надо. Кошмар? Абсурд? Происходит что-то непонятное, нежелательное для обеих сторон, с чем они ничего сделать не могут, поскольку все совершается на уровне сил, превышающих возможности отдельного человека. Рок. Бороться с ним бесполезно, но человек все-таки борется – такое действо и называется трагедией. Штрихи к портретам «действующих лиц». Генерал фон Лееб — командующий немецкой группой войск на ленинградском направлении. Довольно быстро, несмотря на первые военные успехи, к нему приходит понимание, что Ленинград так просто не сдадут. Уже на четвертый день войны Лееб отмечает: «Противник сражается яростно и лучше, чем в Первую мировую войну. Очень умело маскируется. Его солдаты не сдаются, а дерутся даже в самых безнадежных ситуациях до последнего». Что ж, мгновенной победы не вышло, Лееб продолжает военные действия. Его войска берут пригороды, отрезают Ленинград полностью, угрожая близким голодом, то есть ставят противника в настолько невыгодное положение, что он должен признать проигрыш и сдаться. Но приходит приказ Гитлера: город не штурмовать, сдающихся не принимать (отгонять выстрелами обратно). А что тогда делать? По дневнику Лееба так и чувствуется недоумение генерала, переходящее во что-то вроде смятения. Как пишет Ю. Лебедев в комментарии к записи Лееба, «умерщвление города голодом в его планы не входило». Лееб просто военный, генерал вражеской армии, а не садист и негодяй, он не понимает, как так можно. Мало того, что там будет с русскими, но и с немцами-то после таких действий что будет? «…Это легко может привести к тому, что немецкий солдат потеряет внутреннее самообладание. После войны воспоминания о подобных насильственных действиях будут негативно отражаться на его психике». Вопреки приказу Лееб все-таки прилагает военные усилия, чтобы взять город и прекратить бредовую ситуацию. Впрочем, как мы знаем, это не удастся. От пребывания в такой ситуации, из которой «до сих пор никто не нашел выхода», его спасает (уместное слово) отставка с поста командующего. Другой «вражеский голос» — простой немецкий солдат, низовой чин по фамилии Буфф. Приехал под Ленинград из завоеванной Бельгии, сохранив вполне дружелюбные отношения с тамошними жителями, с которыми он до сих пор переписывается. Поначалу спокоен, как-то прямо лирически восторгается дикими обширными пейзажами России. Но здесь какая-то другая война, здесь никто не будет потом с ним переписываться. И по этому дневнику можно заметить, как меняется настроение человека, ломаемого этой непривычной, непонимаемой войной, задавливаемого постепенно ее нарастающим абсурдом, человека, которого в результате здесь и убьют. Голоса нашей стороны тоже подобраны интересно. Журналист Буров, можно сказать, официальный или цензурный голос. Голос советского прошлого. В Бурове меньше всего (из четырех действующих лиц) личного и своего; он в меру сил представляет государство. В дневнике он отражает тяжелую ленинградскую ситуацию именно так, как это сделала бы официальная пропаганда: избегая неудобных фактов, резких суждений, да вообще всего лишнего. Сверяя все, что хочет сказать, с воображаемым государственным цензором, расположенным в голове. Минимум информации — максимум советского позитива. Это голос идеального советского человека: решительного и мужественного, готового все снести во имя верности идеалам, беззаветного борца с тяготами и лишениями. Но трагедия происходящего ясно слышна и у него. Последний участник, Скрябина, наоборот, занята только своим. Своими частными радостями (в нормальное время) и бедами, слухами, страхами, надеждами. У нее блокадная трагедия бьет ключами, фонтанирует, отзываясь на любую информационную мелочь, уловленную чутким слухом испуганного обывателя. Обыватель. Человек одного, сегодняшнего дня. Обычный человек то есть. Как всегда. Как сейчас. Без внутреннего цензора, без руля и без ветрил. Элемент, из которых при малейшем перенапряжении формируется толпа. Обычно мнение таких людей принимается во внимание в последнюю очередь, однако не надо забывать, что при любом бедствии основной удар придется именно на них. Хотя бы поэтому к мнению их следует прислушиваться. Вот из таких четырех источников получаем мы сведения о блокаде. О такой, какой и хотел ее представить автор: не легендарной, а человеческой. Еще один голос, о котором можно упомянуть, — авторский голос «за кадром». Голос зрителя, а иногда комментатора. Связующее звено между четырьмя основными голосами. Вот такая получилась книга. В наше время документы более убедительны, правдивы, более подлинны для сознания, нежели эмоциональная правда художественного произведения. Хорошо ли это? Наверное, странный вопрос. Это то, что сейчас нужно. Такая информация. Такие свидетельства. Такие книги, как «Блокадный пасьянс».

Н.Рязанцев «За Россию» 2014

Добавить комментарий

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.