Борис Подопригора,
член Экспертно-аналитического совета при Комитете по делам СНГ и соотечественников Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации,
Тезисы выступления на международной конференции по Афганистану в Душанбе 22-23 января 2010 г.
Уточним исходные позиции…
Формулировка темы выступления отражает наше видение отношений в треугольнике РФ — НАТО — Афганистан. Она, на наш взгляд, раскрывает суть того, как нам следует строить отношения с фигурантами «треугольного» расклада.
Исходим из того, что прямых выходов на Афганистан Россия сегодня практически не имеет. И осуществлять наше влияние на эту страну мы можем, прежде всего, через НАТО.
Иной подход к этой стране — иначе, чем через Вашингтон или Брюссель — либо невозможен, либо бессмысленен. Ибо Афганистан представляет собой квазисамостоятельное образование, признаваемое мировым сообществом благодаря иностранной оккупации, близящейся к завершению ввиду ее неэффективности.
Об изменении нынешнего статуса Афганистана, иными словами, последствиях очередного этапа его «бодрствования» проще спросить у футурологов, нежели практиков реальной политики.
Более «наезженной» представляется сторона нашего треугольника, связывающая Россию с НАТО. Отношение с блоком предсказуемы настолько, насколько они предметны. В этом смысле именно Афганистан способен придать предметность этим отношениям.
Со стороны Запада противостояние с Россией утрачивает смысл ввиду изменения внешнеполитических ориентиров, прежде всего, США. В этом смысле не будем переоценивать проект договора об общеевропейской безопасности, предложенный Москвой в качестве главного регулятора российско-западных отношений. Хотя и натовцы испытывают потребность в правовой основе долговременного взаимодействия с Москвой, ибо институт СРН, как показало время, весьма конъюнктурен.
Тем временем со стороны России все более актуализируется принятие мер по пресечению афганского наркотрафика. Кроме того, российско-натовская повестка дня заждалась дел и ставок.
Ставкой служит Афганистан. Но не только в связи с ним необходима прозрачная трактовка наших интересов и сомнений. Они не всегда представляются наглядно, тем более в расширенном международном формате.
Не будем сводить разговор к уличению наших западных партнеров в насаждении управляемого хаоса в регионе. Ибо никто не доказал, что фактор управляемости всегда и убедительно превалирует над фактором спонтанности.
Сочтём за упрощение и не менее конспирологическую версию преднамеренной наркотизации России — через афганские ворота.
Так или иначе, за аксиому политического анализа примем принцип «здесь и сейчас». Иначе мы потратим драгоценное время на авторские трактовки исторических хроник. А, ведь, история не только лекарство, но и яд.
Дело в ожидаемом выводе натовских войск как из Ирака, так и Афганистана — под рано или поздно восторжествующим лозунгом — «Чем меньше военно-силового присутствия, тем больше шансов на сохранение политического влияния в будущем».
Но миссия в Ираке
-во-первых, поддерживается, главным образом, странами прозападной ориентации,
-во-вторых, рассматривается ими как силовое обеспечение идейно-политического мессианства Запада — с ограниченным и недостаточно утвердившимся статусом самого Ирака как субъекта международных и мирохозяйственных связей. Ибо изначальная причина экспедиционной операции США и их союзников — устранение угрозы применения ОМП — отпала ввиду её и его отсутствия. Но именно эта начальная причина, а не ее последующая интерпретация получила хоть какое-то международно-правовое обоснование
Иное дело — Афганистан. Такая же по итогам сдача афганского рубежа ставит под вопрос 8-летнюю стратегию антитеррористической борьбы. В отличие от Ирака, она во многом задает смысл международной — под эгидой США, по меньшей мере, внешнеполитической консолидации Запада.
В Афганистане — рассчитанная на 110 тысяч штыков группировка Международных сил по содействию безопасности скоро превзойдет численность нашего ограниченного контингента в пиковом 1986 году — 108 тысяч. При этом натовцы подошли к той же повестке дня, что и Советский Союз в середине 80-х прошлого века: «Уходить или нет? — уже не вопрос. Главное — когда и как?»
С поправкой на более примирительную эпоху Запад нашел выход в том, чтобы «доверить» Афганистан расширенному кругу антитеррористов. Притом что американцы уже с июля 2011 года собираются постепенно эвакуировать отсюда свои войска. Таким образом, следующие полтора года становятся периодом «ударных» антитеррористических усилий, осуществляемых от имени всего мирового сообщества. Ему-то, а не только западной коалиции будет обращен вопрос об итогах афганской миссии. Американцам не откажешь в умении «спасать лицо». Помимо прочего, на кону — международная репутация президента Обамы — лауреата нобелевской премии мира со статусом, предопределенным перспективными целями Вашингтона.
Вовлечение России в афганскую кампанию облекается в форму приглашений с посулами и предупреждениями. По словам генсека НАТО Расмуссена, «укрепление взаимодействия в Афганистане должно идти не только путем борьбы с терроризмом и наркотрафиком, но и за счет снабжения и обучения афганских сил безопасности». В переводе с языка дипломатии это значит: хотите снизить «наркозависимость» — включайтесь в борьбу с талибами.
Талибы — отдельно, наркотики — отдельно
Это суждение требует развернутых комментариев. Талибы, действительно, не утратили энергии экспансионизма. При повторном выходе на рубежи контроля над Афганистаном они могут перейти и Аму-Дарью с Пянджем. Впрочем, многие российские политологи предпосылок к этому пока не видят. Ибо внутриафганские, а также внутрипакистанские замыслы талибов куда очевиднее. Нельзя назвать их только национально-консолидирующими. Но и не стоит по-натовски отождествлять талибов с преимущественно арабской Аль-Каидой. Это — не одно и то же. Во всяком случае, убедительных свидетельств нынешнего пребывания бен Ладена среди талибов специалисты не приводят.
Что касается Аль-Каиды, то, как показывают события, она куда явственней проявляет себя в Ираке, откуда Запад, повторим, готовится уйти. Так что к талибской угрозе отнесемся серьезно, но критически.
Сегодня, как мы договорились, не будем вспоминать, когда и с чьей подачи талибы выросли по существу в главную силу, дестабилизирующую регион.
Не будем злорадствовать и по поводу эффективности «антитеррористической» борьбы в Афганистане. Натовцы в ней преуспели не лучше, чем мы 25 лет назад. Но при шурави нас не захлестывал афганский наркопоток. Тысячи переправляемых через Аму-Дарью тонн героина при стахановском почине тамошних тружеников маковых полей в расшифровке не нуждаются.
Поэтому западное «переустройство» Афганистана оставляет вопрос: с чем «антитеррористы» идут навстречу партнерству с нами? — Неуправляемой наркодержавой, символизирующей сосредоточие мирового зла, против которого нас пытаются ополчить?
С другой стороны, наркотизация России ставит нас перед выбором: либо пытаться ей противостоять, либо высокомерно наблюдать, чем закончится очередной натовский «Ирак».
Пока нас приглашают к совместной оценке угроз и подготовке афганских сил безопасности. Но намекают, что самое место нашим инструкторам — в составе, например, «команд по восстановлению афганских провинций». Так именуются созданные на основе МССБ военно-гражданские органы содействия местной власти.
Однако рано или поздно встанет вопрос о «силовой поддержке» инструкторов. Дальше сработает физика водоворота — каждый следующий виток обусловлен предыдущим: нам подскажут, что общая для всех беда исходит из талибских районов. А они, как нас уверяют, «к счастью, почти изолированы». Но если так, почему натовцам не удаётся уже сейчас блокировать героиновый поток на Север? Тем более что около ¾ площадей, используемых под мак, находится под контролем талибов. У них, кстати, отношение к наркобизнесу исторически избирательное. Значит, «на войне как на войне».
В этом случае, иными словами, при расширении за наш счет рядов «новых интернационалистов», объектом ответных действий талибов может стать Таджикистан, так или иначе удваивающий свое перевалочное значение. Это обусловлено не столько его внутренней предрасположенностью к потрясениям, сколько логикой очередной интернационализации внутриафганского конфликта. Дело не только в том, что каждый новый толчок к развитию Афганистана всегда задавался за его рубежами. В первую очередь, ближними. О Пакистане подробнее скажем в Исламабаде. В Душанбе уместнее повторно напомнить о национальной угрозе наркотизации России, увязываемой с опасностью критической дестабилизации вашей страны. Данная проблема задает самостоятельное направление партнерства Москвы с Душанбе. Тем более что оно в данном контексте предстаёт неподдающимся конъюнктурной оценке.
Возможно, российско-китайская повестка дня, до сих пор аккуратно обходящая тему Афганистана, тоже заждалась прямой постановки вопроса об ответственности за исходящие из него угрозы. Китайцам угрожает не столько наркоэкспорт, столько экспорт исламизма. Интерес Пекина в стабильном тыле распространяется и на Афганистан. Неминуемая интернационализация антитеррористической борьбы требует расчета сил и средств по принципу: для кого что важнее здесь и сейчас. В противном случае безоглядный мезальянс России с НАТО на афганском поле скорее насторожит ревнивый Китай, нежели мобилизует его на отзывчивость. Столь же недопустимо избавление китайского Синьзцяна от исламистской угрозы за счет подспудного перевода стрелок строго на Север. Антитерроризм может быть либо всеобщим, либо нацеленным против в нем не повинного. Тут немало зависит и от нашего диалога с альянсом. Но еще больше — от позиции Пекина в диалоге с Западом. Если считать, что на содержание этого диалога некому повлиять, кроме Москвы.
Весьма желательно, чтобы ситуация в Афганистане и вокруг него составила тему самостоятельной Международной конференции. О ее формате, возможно, стоит подумать уже сегодня.
Российский транзит вместо афганского
Итак — первое: содержание реального взаимодействия с НАТО может «подсказать», прежде всего, Афганистан, остальное — вне реальной политики или наших возможностей. Альянсу во главе с американцами нужен плацдарм в центре Азии. России это не выгодно. Для Таджикистана чревато превращением в арену вполне прогнозируемой геополитической конкуренции Москвы и Запада.
Еще хуже для России, если «западная» война будет вестись нашими руками. Но с другой стороны, без транзита, среднеазиатских баз и глобального антитеррористического реноме Западу не обойтись.
Второе: от «наркозависимости» Россию никто не спасет, кроме нас самих. Натовцы нам помогут настолько, насколько это выгодно им. Не потому, что они мерзавцы. Наоборот, они на своём примере учат нас прагматизму. Поэтому предметом прагматичного торга с НАТО может быть не возвращение туда, где другие наступили на наши грабли, а жесткий размен: транзит/реноме — за «наркокордон» по границе с СНГ.
Без компромисса, разумеется, не обойтись. Его следует искать, например, в вариантах расстановки сил в Северном, то есть, таджико-узбекском Афганистане. Нам выгодно, чтобы подготовленные нами «наркоборцы» без присутствия самих инструкторов стали частью местной элиты. Она, кстати, вряд ли примкнет к талибам-террористам. Но тактические частности в этом случае выходят на стратегический план: передавать вертолеты и прочие средства антинаркотического пресечения следует решительно на таджикской территории и не на метр — за Аму-Дарьёй — Пянджем — какими бы и чьими бы интересами это не диктовалось.
Но сделаем важную, на наш взгляд, оговорку: оперативный интерес к политически более важному для нас северу Афганистана не отменяет поиска каналов влияния на пуштунские элиты. Ибо они, а не национальные меньшинства этой страны когда-нибудь обеспечат цивилизованную государственность наших афганских соседей.
Главное же представляется в том, чтобы объем натовских грузов, идущих через российскую территорию, был поставлен в зависимость от афганского наркоимпорта. Другие, более долгосрочные формы взаимодействия, тем более с учетом натовских планов в отношении Пакистана, сегодня обсуждать не будем — ввиду их неполной очевидности. Однако принцип прозрачности и не противопоставления интересов ближних и дальних соседей Афганистана требует тактики малых, но практических шагов.
Резюмируем: хорошо, что российско-натовские связи в очередной раз входят в рабочее русло. Но при этом возникает подспудная угроза перейти трудно различимую черту между военно-политической — нам во благо — кооперацией и явочным «пересечением» афганской границы. С последствиями, памятными не только по февралю 1989-го, но и по августу 91-го. Ну, а Таджикистану мы адресуем содержательно ёмкую, предметную и, увы, долгосрочную заявку на обогащение диалога.