Андрей Грешнов, выпускник ИСАА, бывший военный переводчик в Афганистане, служивший в 4 танковой бригаде в 1980 году, находится по-прежнему на боевом посту. В настоящее время от является корреспондентом РИА Новости и регулярно рассказывает о современном Афганистане. Вот его сегодняшний репортаж, который наверняка заинтересует всех наших, воевавших в Афганистане.
КАБУЛ, 18 фев — РИА Новости. Ветераны войны в Афганистане установили на месте героического боя 9-й роты отдельного гвардейского 345-го парашютно-десантного полка в афганской провинции Пактия памятный обелиск, увековечив память советских воинов-интернационалистов.
Участники боев в Афганистане — ветераны 345-го полка и 56-й десантно-штурмовой бригады, а также молодые воины-десантники ныне действующей 106-й воздушно-десантной дивизии совершили поездку в Афганистан, чтобы отдать последние почести своим друзьям, не вернувшимся домой с далекой войны «за речкой».
Проделав нелегкий путь в одну из самых неспокойных с точки зрения безопасности провинций Афганистана, договорившись с местными жителями-пуштунами, многие из которых принимали участие в боях против Ограниченного контингента советских войск в 80-х годах прошлого столетия, ветераны прибыли на перевал, по которому проходит трасса от города Гардез до города Хост, которую много лет назад открывали для движения колон советских войск бойцы 345-го полка.
Некоторым из ветеранов, которые установили мемориальную доску на склоне горы, подходящей к перевалу, довелось самим принимать участие в том страшном бою 7 января 1988 года против душманов, по мотивам которого режиссер Федор Бондарчук снял в 2005 году художественный кинофильм «9 рота».
С одним из них — Андреем Кузнецовым, который в 1988 году был сержантом и чудом выжил в кровавом бою на высоте 3234, удалось побеседовать корреспонденту РИА Новости. Участники боев в Афганистане — ветераны 345-го полка и 56-й десантно-штурмовой бригады, молодые воины-десантники ныне действующей 106-й воздушно-десантной дивизии и местные жители на месте боя 9-й роты 345 полка в Афганистане.
— Андрей, художественный фильм «9 рота» посмотрели миллионы людей, но многие из них не верят, что события разворачивались именно так, как их обрисовал в своем фильме Бондарчук. Расскажите, как все было по-настоящему, и чего вам стоило удержать высоту 32-34?
— Мы открывали в 1988 году Гардез-Хост, по которой в течение почти 9 лет шурави (советские) не ходили. Когда мы пришли в 1988 году открывать эту трассу, нас еще местные спросили: «Знаете, куда вы пришли?». По их словам, последние, кого они там видели, были англичане. «Как ушел их полк, так больше его никто никогда и не видел», — сказали они нам.
Перевал, на котором мы установили мемориальную доску в память нашим ребятам, в то время мы сами и разминировали. Потом подошла наша армия, и открыли дорогу в округ Хост из Пактии. До этого сообщение между двумя городами было только авиационное.
Конечно, художественный фильм сделан для девочек и мальчиков, по-настоящему все было несколько иначе. Началось все где-то часа в два дня, в обед. Мы еще удивились, что нас не обстреливают. Незадолго до этого к нам поднялись наши саперы, заминировали склон нашей высоты, да и мы еще свои минные растяжки ставили. Самое удивительное было в том, что ни одна мина, ни одна растяжка не сработала.
Мы заметили душманов, когда от них до нас осталось всего 10 метров. Они шли свободно, не ожидали, что на этой высоте кто-то из шурави еще остался. Нас там «утюжили» плотно — и РСами (реактивные снаряды), и минами. Мы сели обедать и вдруг по нам ударил «граник» (гранатомет), раздались выстрелы. Первый, кто стоял в дозоре, был младший сержант Вячеслав Александров, старше нас на полгода, с другого призыва, с пулеметом «Утес». Первую атаку он по существу сам и отбил, потому что весь огонь противника был сконцентрирован на его тяжелом пулемете. От «Утеса» потом остался один оплавленный металлолом, но зато нам этого времени хватило, чтобы успеть занять позиции.
Посмертно Вячеслав получил звание Героя Советского Союза. Мы сами решали потом, кому какую награду дать. В первой же атаке он погиб, но, благодаря ему, мы успели рассредоточиться. Потом наступило короткое затишье — между первой и второй атакой прошло минут пять. Только мы успели приготовиться, как началась массированная атака, которая была самой продолжительной по времени. С обеих стороны были раненые, убитые, но весь огонь душманов был сосредоточен на пулеметчиках. Вторым погиб пулеметчик Андрей Мельник, моего призыва, тоже получивший посмертно звание Героя, до последнего стрелявший по врагу. Мы его все хорошо помним. Уже получив смертельное ранение, он нашел в себе силы приползти к нам. У него из горла хлестала кровь, говорить он ничего не мог, только хрипел. Он приполз с пулеметом, бросил его и умер в тот же миг.
Мы поняли, что его фланг оголен. Туда пополз Игорь Тихоненко по прозвищу Тихон, чуть выше него сидел я. И мы сдерживали атаки, уже без пулемета, только с автоматами. Жарко было, конечно, тогда. Сам я тогда был сержантом, заместителем командира взвода, но не смог отдать Андрею Цветкову команду уйти с пулеметом в центр нашей позиции. Он сам взял пулемет и пополз от фланга в самое пекло. Без пулемета там делать было нечего. Последний раз я его видел, когда от взрыва гранаты он летел вместе с пулеметом в воздухе. Говорят, что, дескать, сериалы, все постановочно, но я видел, как он летел в воздухе, не выпуская пулемет ПК из рук. И когда он упал, то нашел в себе силы до конца выпустить по врагу пулеметную ленту. Когда мы к нему подползли, он был жив. Я прикалывал ему язык к щеке булавкой. Дурацкое довольно было это занятие в тот момент, но мне сказали, что это надо сделать обязательно, чтобы он не задохнулся. И я это сделал. До госпиталя его не довезли, совсем чуть-чуть не успели, он умер от ран. Хоть он и был меня на полгода старше призывом, я с ним дружил. Потом я ездил в Петрозаводск к его отцу, матери. Отец тогда его был еще жив, сейчас осталась только мать одна. Кто из нас может, каждый год к ней ездит. Странно, но совпало, что Андрей погиб в Рождество.
— Сколько всего было потерь в том бою?
— Шесть человек погибло сразу непосредственно на высоте. Врать не буду, но человек 15 потом умерли от ран в госпиталях или по дороге в госпиталь.
Недавно мы нашли бойца по фамилии Огнев. Бой за высоту 32-34 был его первым и последним боем. Прошло 23 года, и только недавно мы его отыскали. Честно говоря, я думал, что он умер в госпитале. У него тогда было очень серьезное ранение. Сейчас он живет без ног. Но у него два ребенка, жена, я надеюсь, что все у него будет хорошо, и по приезду на родину мы с ним обязательно встретимся.
Нас тогда с этой высоты раскидало всех. Боеспособных, то есть тех, кто мог шевелиться, осталось только восемь человек. Вот мы ввосьмером и остались потом сидеть-дослуживать на этой высоте. Нас доукомплектовали разведкой, другими службами. Но все мы остались там до конца службы, именно на этой высоте 32-34.
Позже, когда пришла на высоту разведка, нам подняли туда вместе с сухим пайком письма — поздравления с Новым годом, с Рождеством. И вот эти пачки писем — сидишь и смотришь: одно письмо твое, а десять тех, кого уже нет с тобой, кто погиб. И горло перекрывают спазмы. Мы их тогда оставили на той высоте. Мы их не вскрывали и не читали — эмоции тогда накатывали.
Ветераны 345-го полка и 56-й десантно-штурмовой бригады установили мемориал на скале перевала.
— Вы сейчас ездили ставить мемориальную доску на вашу высоту. Как вы туда ехали, какие были впечатления, воспоминания?
— Многое вспоминалось. Вспоминалось, прежде всего, то, что сейчас из Пактии в Хост есть дорога, и она открыта. Вспоминалось, что за девять лет — с 1979 по 1988 год — по этой трассе никто не ходил. На этой дороге было колоссальное количество мин, растяжек. Мы тогда работали вместе с 45-м саперным полком. Они делали свое дело, мы свое. Нас тогда обстреливали, было очень нелегко. Но когда мы открыли эту дорогу, я думал, что это и будет самое тяжелое в моей службе в Афганистане. Но потом, когда подошел наш полк, нам только и дали что быстро помыться в полевой бане и погнали обратно в горы, на высоту.
Сейчас, когда приехал туда, увидел, что все осталось по-старому. Я понял, что американцы там вообще ничего не контролируют. Эту дорогу так никто и не может держать под контролем, только мы могли. Как раньше контролировали ее пуштуны, так они и сейчас контролируют. Зато эти пуштуны сегодня к нам хорошо относятся. Когда мы туда приехали, нас встретили местные бабаи. Встретили тепло. Сняли с плеча свои автоматы и дали выстрелить. Раньше это считалось большой честью. Вполне возможно, это были те люди, которые в те далекие времена с нами воевали.
— Как вы с ними общались?
— Тут самое главное — грань не переходить. Ведь можно с ними договориться до того, что вдруг узнаешь, что этот человек стрелял в тебя, а ты в него. Ненависти как таковой нет, но зачем это вспоминать, будоражить память? Лучше общаться без конкретики.
— Сама высота изменилась, узнаваема по памяти?
— Мы до нее совсем немножко не дошли. А так все узнаваемо — как были сосны, так они и стоят, все по-старому. В то далекое время, когда мы поднимались на эту высоту, захватывали ее, снега еще не было. А когда первый раз спускались с нее, отсидев там три недели, снег был точно такой же, как и сегодня. Столько его тогда было этого снега.
Мемориальную доску мы водрузили быстро и четко. Совершили своего рода операцию. Можно назвать это и операцией, а можно и миссией доброй воли, но, по большому счету, все это дань памяти нашим товарищам, которые здесь остались защищать высоту навсегда. Мы сюда возвращаемся не для того, чтобы как-то самоудовлетвориться, а именно отдать дань памяти нашим погибшим друзьям.
Многое вспоминается, очень многое меняется в собственном мировоззрении. То мировоззрение, которое у меня было во время отъезда из Афганистана в 1989 году, и сегодняшнее — совсем разные. Я вижу два разных Афганистана.
Глядя на эти скалы, вспоминал тот роковой бой.
Как это тогда было? Если вытащить руку и поднять ее над каменной кладкой, за которой укрывались бойцы, можно было подождать минуту, и рука была бы прострелена наверняка, причем не прицельным огнем, а случайной пулей. Плотность огня была огромной. Там был прямой сектор обстрела — снизу шли душманы, сверху были мы. Там не надо было стрелять ни вправо, ни влево, только прямо. Они в нас, мы в них. Только с каждым разом наш огонь становился все слабее. Потому что берегли патроны.
Когда я полз к Тихону, по мне два раза выстрелили из гранатомета. Два раза я падал, на несколько минут терял сознание, потом снова приходил в себя. Я добрался до остававшейся еще каменной кладки, собрал все боеприпасы, которые нашел вокруг. Там лежал еще один раненный парень. Куда-то тащить я его не собирался. Его несильно ранило в бок. Кинул ему майку, сказал, чтобы зажал рану и держал. Я сказал ему сидеть, где сидит, под прикрытием камней, забрал у него все магазины с патронами.
Магазины даже поодиночке «закачиваются» очень быстро. Но в перерывах между атаками я успевал набить в один магазин не больше пяти патронов. Забиваю пять патронов, кладу магазин рядом. Тем, что есть в автомате, отбиваюсь. Только перерыв — я продолжаю вталкивать в магазин новые патроны. Еще бы немного продлился бой, и я бы уже не успел наполнить магазин патронами. У душманов все это происходило грамотно. Я это видел, когда еще было светло, а потом и ночью. Первая линия душманов идет и атакует. Душман, отстреляв магазин, его бросает. Он его не берет. Подсоединяет к автомату новый и идет вперед дальше. За ними идут специально обученные люди, которых я окрестил «батальоном обеспечения». Они собирают отстрелянные магазины и передают уже полные тем, кто идет впереди. Одновременно они выносят с поля боя своих убитых и раненых. Это были профессионалы.
Спасло нас то, что к нам уже шла подмога. До нас подкреплению осталось добираться два-три километра, и чтобы отогнать душманов, они стали кричать. Душманы их заметили и, оценив упорство, с которым мы держим высоту и то, что мы ее удерживали весь вечер и всю ночь, приняли решение отходить. Наверное, еще боялись, что с рассветом прилетят наши вертолеты и их раздолбят.
— На какую минимальную дистанцию подходили к вам душманы?
— Метров пять. До рукопашной не доходило. Просто было так: кто первый успеет нажать на спусковой крючок, тот и жив. А вообще основная дистанция всего этого боя была не больше 10-20 метров. Доходили они до пяти метров потому, что мы потихоньку отползали. Каменные кладки, из-за которых мы стреляли, под ураганным огнем просто исчезали. Вот ты лежишь за кладкой, по тебе стреляют. Гранатометы, обе стороны бросают ручные гранаты. Через некоторое время осознаешь, что кладки перед тобой нет, и ты просто лежишь на голой земле, все камни снесены огнем. Понимая это, пятились в те кладки, которые были еще «живые». С родными я где-то уже на пятой атаке душманов, честно сказать, попрощался…
Сегодня на скале перевала установлена мемориальная доска, на которой написано:
«ЗДЕСЬ В ПЕРИОД С ДЕКАБРЯ 1987 г. ПО ЯНВАРЬ 1988 г. ГВАРДЕЙСКИЙ ОТДЕЛЬНЫЙ 345-Й ПДП, ВЕРНЫЙ ВОИНСКОЙ ПРИСЯГЕ И ИНТЕРНАЦИОНАЛЬНОМУ ДОЛГУ, ВЕЛ ТЯЖЕЛЫЕ БОИ, ПОМОГАЯ БРАТСКОМУ АФГАНСКОМУ НАРОДУ. ЯНВАРЬ 2011 г. РАЗВЕДЧИКИ 345 ПОЛКА».
Местные пуштуны дали слово ее охранять.
http://www.rian.ru/world/20110218/335223016.html
А как же вы поняли?
{Мы открывали в 1988 году Гардез-Хост, по которой в течение почти 9 лет шурави (советские) не ходили. Когда мы пришли в 1988 году открывать эту трассу, нас еще местные спросили: «Знаете, куда вы пришли?». По их словам, последние, кого они там видели, были англичане. «Как ушел их полк, так больше его никто никогда и не видел», — сказали они нам.}
Уважаемый читатель! Я имею в виду неискушенного читателя, нечаянно забредшего на этот сайт. Не верьте глазам вашим, прочитавшим это фуфло. Колумбы херовы!
Поверьте, никто и никогда не открывал дорогу Гардез-Хост в 1988 году. Эту дорогу построили раньше и по ней, я уверен, тоже передвигались люди. Я сам участвовал в операции «Магистраль». Я тогда был простым переводчиком языка ПУШТУ. Я помню эту мясорубку. Но увы, сказав «А» про замудохлую ни кем в Афганистане на тот момент неприметную боевую единицу (а такой вроде отдельно взятой 9.ой роты и не существовало никогда), вся Россия навсегда зачеркнула настоящий подвиг (негламурный, не для Голливуда) простого советского солдата, который, независимо от принадлежности к роду войск сумел выполнить поставленную задачу. Вопреки законам жанра, настоящий читатель, не будет в вину ему это поставлено, пожалуй, примет за чистую монету, фуфлово-гламурное испражнение, выданное испражнением великого баталиста С. Бондарчука. Не нужно оболванивать народ, не было в 40-й армии изложенных в фильме сцен.
А теперь, давайте разберемся по-настоящему, кто и когда этим насчастным солдатам подрассказал про несчастный английский полк? Это местные жители на русском языке научились балакать? Мой вопрос, вопрос линвиста, как же вы (пипл, типа там воевавший) поняли байки местного народа про исчезнувший там где-то английский полк? Хосттински
Давайте будем соответствовать действительности,
На протяжении дороги Гардез-Хост есть НЕСКОЛЬКО господствующих высот, гораздо выше той на которой якобы забыли советского солдата. Что такое забыть солдата? Это, то же самое, что, приехав после работы в детский сад, вы забыли забрать оттуда своего ребенка. Прикольно, не правда ли? Не в этом суть!
Это как же так случилось, что местный народ (я местный народ знаю также, как вы можете знать знать направление пубертатных волос ваших жен и любовниц ), дал слово охранять установленную табличку? Там, что было написано по пушту?