Осенний день был наполнен светом – приглушенные листвой старых яблонь лучи отражались от пожелтевшей листвы, украшая все новым оттенком. Суббота была посвящена сбору яблок со старых переросших самих себя яблонь. Яблоням очень много лет, стволы толстые, с дуплами и трещинами. В течение их жизни никто не следил за тем, чтобы они не тянулись безудержно вверх, поэтому макушки деревьев оказались на недосягаемой для сбора яблок высоте. Да, собственно, и яблок то на верхнем ярусе почти не было. Все силы деревья затратили на рост вверх, а не на производство востребованной людьми продукции. Сбор налившихся соком антоновок шел со среднего и нижнего уровней. Трясти толстенные ветви почти невозможно.
Помимо собственно сбора яблок, с участка сгребались старые листья. В отведенном месте уже чиркали спичками, разжигая растопку. Непременный шашлык томился у рассоле, ожидая своей очереди. Хозяйка участка, азартно действовавшая граблями возле ворот, отреагировала на металлическое звякание своего инструмента по чему-то запутавшемуся в собранной листве. «Железяка какая-то попалась…» заявила она, и брезгливо подняла из кучи листвы что-то плоское, похожее на длинный нож. Ржавчина не проела его – очевидно, что сталь была хорошая. Но это был не совсем нож. Как врач, даже в перчатках на руках, она брезгливо приподняла железячку двумя пальцами с намерением швырнуть ее куда-нибудь подальше.
«Погоди, Татьяна, посмотрю, что это за ножик такой…». Мое любопытство было вознаграждено – в моих руках был самый настоящий штык. Конечно, накладки на рукоятке за давностью лет сгнили. Ржавчина покрывала и лезвие, и механизм крепления, но все это в руках не рассыпалось.
«Попробую отчистить, может, приспособлю куда-нибудь». Никто моему намерению не удивился и не возразил…
У Витарра свое видение ситуации. Сидя в отрытой на склоне землянке, он радовался тому, что остался жив, и составляет немногочисленный костяк ветеранов полка вместе с теми, с кем удалось пройти очень длинный боевой путь. Поэтому есть основание считать себя испытанным воином – подлинным наследником славных предков – викингов. Родился он на берегу одного из многочисленных фиордов, в рыбацкой деревушке, где все жили тяжелой жизнью людей, добывающих средства к существованию в борьбе с морем. Отец однажды ушел в море на промысел и не вернулся. С ним сгинули еще четверо. Поэтому становиться мужчиной – кормильцем семьи пришлось рано. Но сама природа сурового северного края закаляла тела и души, готовила к новым испытаниям. Он всегда ощущал в себе силы для чего-то большего. Влачить бедное существование рядом с такими же как он рыбаками – не тот это удел для воина. Отец выбирал ему имя, словно чувствовал, что в сына вселится дух его воинственных предков – завоевателей, бороздивших северные моря форштевнями своих «драккаров», грабивших прибрежные поселения, приходивших назад с добычей или не возвращавшимися вовсе.
Ничего удивительного для себя он не нашел в том, что в июне 1941 года, услышав про набор в германский вермахт, почувствовал желание взять в руки оружие. Он не особенно переживал по поводу захвата страны немецкими войсками. Появившиеся в деревне солдаты в зеленоватой форме вели себя по отношению к жителям неагрессивно, скорее даже дружелюбно. Пройдя по велению души начальную подготовку в «Хирд» еще школьником, он часто отирался рядом с немецкими солдатами, охотно пробовал их пищу. Особо волнительным было ощущение, когда ему разрешали подержать в руках их оружие. Пистолеты-пулеметы с короткими стволами не выглядели столь уж привлекательными. Гораздо внушительнее были винтовки «маузер» и «манлихер». Их вес внушал невольное уважение. Тепло шло от деревянных прикладов и цевья.
И все же какая-то толика патриотизма истинного норвежца взыграла в нем, когда на сборном пункте ему выдали проверенный во многих войнах и во многих странах «краг». Так коротко называли винтовку, разработанную норвежцами – «Краг-Йоргенсен». Первыми приняли ее на вооружение датчане, потом и американцы. Пусть потом они предпочли заменить ее на свои собственные винтовки. Это ничуть не умаляло достоинств проверенного и очень удобного, по мнению Витарра, оружия. Наполнить магазин винтовки пятью патронами занимало всего несколько секунд. При этом заталкивать их один за другим сверху не было необходимости. Их буквально можно было засыпать в магазин сбоку и закрыть крышку. Все – можно подавать затвор вперед и стрелять.
На курсах подготовки в июле где-то в районе Киля он оказался в числе первых трехсот добровольцев. Припомнилось, как гулко билось сердце в груди, когда 1 августа их официально назвали легион «Норвегия». Перед строем добровольцев стоял их первый командир – Йорген Бакке. Потом были и другие – Финн Кьельструп, Артур Квист.
Первый бой Витарр запомнил хорошо. Потом уже, приходя в себя, он делился впечатлениями с другими и удивлялся, почему они помнят только какие-то кусочки – как бежал, как падал, как стрелял. Это было зимой, а ему, вставшему на лыжи едва научившись ходить, было смешно наблюдать за неуклюжими уроженцами юга страны. Та кампания – зимы – весны 1942 дорого обошлась легиону. Потери были столь велики, что частично деморализованных ими легионеров отвели в мае на отдых. В прибывшем пополнении он встретил своего земляка – Снора Иттерхорна. Пока шло боевое слаживание, новичков обучали уже освоенным другими навыкам – рыть окопы и укрытия, вести огонь с замаскированных позиций. Витарру нравилось покровительствовать Снору. Хоть и был он моложе на полгода, но год, проведенный в окопах, сразу поставил его на голову выше этих необстрелянных мальчишек. Да и выглядел он через год окопной жизни под Ленинградом, да еще в условиях суровой русской зимы, гораздо старше всех вновь прибывших.
В июне они вновь заняли позиции. Окопная война была делом обыденным. Стреляли они, стреляли в них. Попытки русских деблокировать город натыкались на мощные оборонительные сооружения, шквальный огонь немецких «машингеверов». Волны атаковавших не могли достичь немецких окопов – они либо погибали, либо залегали морально подавленные гибелью своих товарищей и, не находя в себе сил встать под огнем, чтобы двигаться вперед, ждали момента, чтобы отползти назад в свои окопы. Удавалось это немногим. Витарр ловил себя на мысли, что получает удовольствие от того, что своей винтовкой способен привести в исполнение тут же вынесенный им приговор тому или этому солдату. Для него они оставались безликими фигурками. Стрелял он метко, поэтому даже лежавшему под настильным огнем пулеметов солдату в ватнике или гимнастерке защитного цвета оставалось очень мало времени и шансов, чтобы выжить. Он не отвлекался на другие цели. Он выбирал из тех, кого заметил, одного и добивал. Тратил он на это один, редко два патрона. Если фигурка на фоне окружавшей местности начинала резко двигаться, он терпеливо выжидал, угадывая, куда солдат кинется, спасаясь от смерти. Он редко ошибался. Ему предлагали вместо его привычного «крага» немецкий «маузер» с оптическим прицелом. Офицеры заметили его способности и хладнокровие. Но, поглаживая ореховый приклад своей винтовки, он каждый раз отказывался.
Землянку они вырыли вместе с Хэконом, Сверром и Ингварром. Эти прибыли в качестве пополнения уже после того, как он вернулся из Хорватии. Они смотрели на него с неким подобострастием в глазах. Для них человек, провоевавший так долго, уже становился легендой.
Витарру нравилось и их отношение, и их готовность оказать мелкую услугу. Вечерами, когда не надо было стоять в охранении, было время рассказать о своем, пережитом за все это время. Об одном он только не хотел делиться с этими романтически настроенными мальчишками. Тогда, в Хорватии, дивизии СС «Нордланд», к которой они были прикреплены, было поручена «зачистка» — именно так назвали эту операцию в роте, составленной из норвежских полицейских.
Время двигалось к обеду. Скоро к полковой кухне пойдет кто-то из молодых, чтобы принести пару котелков варева. В двух других будет что-то еще, только погуще. Витарр уже усвоил практику добывания дополнительного пайка. Из собственного великодушия он делился своим приварком с молодыми. Кусок копченого сала был таким дополнительным деликатесом на сегодня. Ко времени, когда их 23-й полк СС «Норвегия» вошел в состав 11-й моторизованной дивизии СС, снабжение войск под Ленинградом обеспечивалось подвозом продовольствия из Литвы, Латвии и Эстонии.
Каждый раз, когда он брал в руки штык своей винтовки, в памяти всплывали мгновения той самой «зачистки» в Хорватии. Выбивать югославских партизан из горных селений — была задача не из простых. Но скоро тактика ведения таких локальных операций был отработана на практике и применялась повсеместно, принося положительные результаты, без существенных потерь личного состава. Огневые точки подавлялись минометным огнем и залпами огнеметов. Каменные стены строений порой бывали столь прочны, что даже крупнокалиберные пулеметы оказывались бессильны. А против мин, падающих сверху, и залпов зажигательной смеси кровли этих каменных сооружений, как правило, составленные из дерева и соломы, и редко когда из черепицы, не защищали. Оставалось только пройти и добить того, кто еще был способен оказать сопротивление. Кто тогда дал команду «Примкнуть штыки!» Витарр не помнил. Они пошли в уже горевшую деревню, когда оттуда уже не раздавались выстрелы. Но проверить каждый дом следовало. Осторожность «лесного воина», а именно это означало его имя Витарр, много раз уберегала его от ранений и смерти. Поэтому каждый шаг вперед он делал осмотрительно и в готовности выстрелить или, как в тот раз, ударить штыком. Дверь в тот дом была массивной. Доски уже почернели от времени. Прострелить ее из винтовки не составляло труда. Но крыша дома даже не дымилась. Значит, оттуда никто не стрелял по наступавшим. Но, приказ есть приказ. Укрывшись за косяком, он ударил по двери ногой. В ответ не было выстрелов или криков. Продвинувшись ближе, он уловил в приоткрытой щели движение. Кто-то там, внутри, был и не кричал «не стреляйте». Это мог быть только враг! Мгновенным выпадом вперед он отбросил полуоткрытую дверь в сторону и нанес удар штыком на уровне груди в силуэт, оказавшийся в проходе. Штык вошел в человеческую плоть легко.
Заученным давным-давно движением он выдернул штык из поверженного противника и только теперь разглядел, кто оказался на его пути… Кровь толчками вытекала из раны на груди молодой крестьянки. Она не смогла даже крикнуть от боли… не успела. Штык прошел прямо в сердце. Ошарашенный Витарр наблюдал, как подломились ее ноги. Все тело, стало ломаться, как будто состояло из отдельных частей, нанизанных на общий стержень. Теперь этот стержень был перебит. Тело девушки складывалось, в глазах еще застыл ужас, но они уже тускнели и закрывались…
Он отогнал от себя это видение, легко вскрыв упаковку лезвием этого самого штыка. Сидя на лучших в землянке нарах, придвинул к себе кусок доски, служивший им столом. Действуя твердой рукой, он резал мягкое копченое сало тонкими ломтиками. От сооруженной в конце землянке маленькой печки еще шло тепло. Они старались жечь дрова только ночью, когда дым не мог привлечь внимание артиллерийских наблюдателей. В дневное время они старались прикрывать вход в землянку пологом, чтобы сохранить тепло, но оставляли небольшое оконце для свежего воздуха и света. Подняв глаза к пологу, Витарр снова ощутил холодок в груди, из сумрака землянки на него смотрели тускнеющие глаза…
Замычав и выругавшись про себя, он снова начал строгать сало, раскладывая кусочки на равные кучки по числу своих товарищей. Ждать их возвращения с едой надоело. Обтерев штык об солому на лежанке, Витарр откинул полог на входе и вышел на воздух. Позиции первого батальона шли от низины, где проходила железнодорожная колея, через небольшой ручей, по которому из озер в нескольких километрах южнее текла вполне пригодная для употребления вода. Только вот кто там, выше по течению, и как ее уже использовал, оставалось неизвестным. Он предпочитал пить воду из колодца. Траншеи, вырытые достаточно глубоко, чтобы ходить по ним не сгибаясь, шли вверх по склону. Кое-где они были перекрыты бревнами и досками с землей между слоями. При удаче, это могло прикрыть от пуль и осколков. Погода уже совсем осенняя, все же радовала, солнце светило, уцелевшие под обстрелом деревья роняли последние листья на прихваченную первыми заморозками землю.
Внезапно в воздухе возник звук, который каждый опытный солдат распознает как сигнал для того, чтобы броситься в ближайшее укрытие. Из-за дальности расстояния звука самого выстрела не было слышно, но гул от подлетающих снарядов крупного калибра не спутать ни с чем. Витарр метнулся к землянке забрать свой «Краг-Йоргенсен». Он буквально вывалился за полог из землянки, чтобы лечь на дно ближайшего окопа, на ходу накрывая голову каской. Прикрыв ладонями уши, он чувствовал, как сотрясается земля от близких и удаленных разрывов. Наверняка, это била морская артиллерия русских. Разрывы перепахивали позиции батальона. Сколько прошло времени, он не понимал. Оглушенный и забросанный комьями земли, он все же снова оказался живым и невредимым. Где-то поблизости раздавались крики раненых, они доходили до него словно сквозь вату, слух вернется через какое-то время. Ему ли это не знать. Главное – он снова уцелел. Оглядевшись, он увидел, что повезло и их землянке. Снаряд большой мощности вырыл воронку в нескольких метрах от нее и засыпал их жилище дополнительным слоем вывороченной взрывом земли.
Теперь неизвестно, будет ли вообще еда. Простая приземленная мысль вернула его к обычным солдатским заботам. Придется идти в сторону пункта полевого питания. Может ребята успели укрыться, тогда хоть принесут в котелках не кашу с землей. Встряхнув шинель и осмотревшись, он потопал в сторону, куда обычно подвозили котлы. Местность после обстрела тяжелыми снарядами иногда менялась до неузнаваемости. Но в глубине позиций уже сновали санитары с носилками, раздавались призывы о помощи, несколько человек уже орудовали лопатами, откапывая засыпанных в укрытиях. Под ноги попался кусок рваного светлого металла. Витарр машинально пнул его ногой, но тут же сделал шаг вдогонку. На уцелевшем куске котелка было написано его имя – Витарр Идсваг. Он сам нацарапал на котелке имя, чтобы не путать его с чужими котелками. Оглядевшись вокруг и присмотревшись к тому, что было разбросано по земле, он ощутил позывы тошноты, хотя и давно привык к виду раненных и убитых. Его товарищей по землянке разбросало в радиусе метров двадцати, но это были не пробитые осколками тела, это было то, что от тел осталось… Если начать собирать по кускам, то из всех троих едва ли можно было сложить хотя бы одно тело целиком. Из ступора его вывел крик за спиной. Держась за голову, в сторону санитаров шел шатающийся командир их роты. Фамилию его Витарр запомнил сразу – Торске, а вот имя не отложилось. Торске придерживал руками челюсть, которая норовила выпасть. Окровавленные пальцы соскальзывали и тогда из того места, где когда-то был рот, вырывался крик отчаянья. Как он оставался в сознании и был при этом способен самостоятельно двигаться, было непонятно. Витарр, отупевший от пережитого и увиденного, молча проводил страшную фигуру своего командира взглядом. За ним по взрытой осколками земле тянулся широкий кровавый след.
Также молча, он повернул назад к своей землянке. Откинув полог, он убедился, что близкое попадание снаряда не разрушило обшивку стен и перекрытия. Пол был засыпан песком и землей, провалившейся через щели. На доске все еще лежали четыре кучки ломтиков сала, только теперь они были в песке… Цвет этого песка показался Витарру в сумеречном освещении цветом запекшейся крови. Не в силах что-то соображать или делать, он смел кучки на пол и, отбросив в сторону доску, повалился на свои нары. Он снова достал из ножен на поясе штык своего «крага». Саму винтовку он положил ближе к стене. Он всегда так делал. Он всегда спал, прикрывая оружие полой шинели или еще чем-то. Осеннее небо в прорехе полога начинало темнеть. Желудок, оставшийся без пищи, начал посылать свои сигналы. Достав остаток сала из своего ранца, Витарр отрезал небольшой ломтик и положил на язык. Сало, казавшееся днем деликатесом, оставалось во рту безвкусным куском глины, пока все же не пришлось сделать глотательное движение, чтобы пропустить в себя набравшуюся в рот слюну.
В землянке становилось все темнее. Снаружи раздались шаги, кто-то из ротных сержантов спросил, кто живет в землянке. Кажется, это был Роморен. «Значит, и этот уцелел», мелькнула вялая мысль. Он ответил, с трудом ворочая языком, что остался один. Шаги стихли. Ночь пришла, не принеся забытья. Никто не пришел, чтобы заставить его идти в охранение. В темноте то тут, то там раздавались хлопки ракетниц. Предполье перед линией обороны подсвечивали и, замечая любое движение, обстреливали подозрительные места из пулеметов. Обычно, это даже не мешало ему спать. Теперь в отраженных от стен бликах, проникавших сквозь прореху в пологе, ему виделись тени его товарищей, та женщина, снова они. Сквозь ночные шумы слышалось позвякивание котелков и шаги. Он поймал себя на том, что продолжает лежать на нарах, сжимая в руках свой штык. С трудом заставив себя встать, Витарр вышел из землянки и направился в сторону отхожего места. Двигаясь по траншее, он не услышал, как за его спиной на дно окопа с бруствера соскользнула чья-то тень. Он поднял глаза только тогда, когда увидел перед собой препятствие – человека в зеленоватой форме – ватнике с направленным на него русским автоматом с большим круглым магазином. Продолжая сжимать в руке штык, он сделал попытку поднять руку со штыком для удара. Удар по голове бросил его вперед. Сознание померкло. Последним, что мелькнуло в угасающем сознании, был его родной дом, мать Хендрун, которой он не видел уже более двух лет, лицо его девушки – Сигни. Викинг должен умирать с мечом в руке… Из слабеющей ладони выпал на землю штык.
По позициям готовившихся к бою реконструкторов ходил немолодой человек в зеленой камуфляжной форме и теплой куртке почти такого же раскраса. Необычная форма дополнялась черным беретом с маленьким красным значком на месте кокарды. Подходя то к одной, то к другой группе, он заговаривал с людьми в форме солдат Великой Отечественной. Из небольшого рюкзака то там, то здесь он доставал самодельные ножны и примеривал к разным винтовкам старый штык с приделанными на рукоятку новыми деревянными пластинами. Ни на немецких, ни на советских позициях не нашлось винтовок, к которым подошел бы штык. Похожее крепление оказалось на автоматической винтовке Симонова. Но размер Т-образного крепления был другой. Не особо расстраиваясь неудачей, он достал фотоаппарат и приготовился снимать все происходящее на поле «боя». В одной из групп реконструкторов ему подсказали, что не исключено, что штык от японской винтовки «арисака». Мысль была интересной, достойной проверки. Через пару дней руки дошли до нужных сайтов. Оказалось в интернет пространстве хватает информации обо всем, что применялось в войнах для сокращения срока жизни человека. На одной из фотографий штыков и был найден абсолютно похожий образец этого холодного оружия. Штык к винтовке Краг-Йоргенсен. Приложив к когда-то найденному в листве штыку линейку, он убедился, что все размеры совпадают.
Винтовка системы Краг – Йоргенсен была первоначально разработана в Норвегии начальником арсенала Kongsberg Våpenfabrikk Оле Крагом (Ole Krag) и мастером-оружейником Эриком Йоргенсеном (Erik Jørgensen). Первой страной, принявшей на вооружение систему Краг – Йоргенсен стала Дания, где эти винтовки были приняты в 1889 году. В самой Норвегии винтовки системы Краг-Йоргенсен были приняты на вооружение в 1894 году, а в 1892 году винтовки этой системы были приняты на вооружение в США. В Дании и Норвегии винтовки системы Krag-Jorgensen в ряде модификаций состояли на вооружении до Второй Мировой войны.
